– Скажи правду, – шепнула я папе за ужином недели через четыре после того, как Элиз принялась за работу. – Она просто дар Божий, и без нее ты бы не справился.
– У нее получается лучше, чем я ожидал, – признал он, но не стал вдаваться в подробности.
Приглашение на ужин к родителям меня удивило, и я подозревала, что здесь тоже не обошлось без Элиз. Отец впервые устроил семейный ужин с тех пор, как мама стала слишком больна, чтобы принимать в нем участие.
И вот мы все – я, папа, Трейси, Харрисон, дети – собрались вокруг длинного узкого дубового стола в столовой; мама в длинном розовом стеганом халате, со свежевымытой головой и красиво уложенными вокруг исхудавшего лица волосами сидела в кресле-каталке во главе стола, рядом с папой, и наслаждалась свежей щукой с дикими рисом, капустным салатом с ягодами и лучшим домашним яблочным пирогом, какой я только пробовала в жизни.
Происходящее казалось мне настоящим чудом.
Правда, не все прошло гладко. Маму приходилось кормить с ложечки, глотала она с заметным трудом, а ее реплики ограничивались еле слышными словами и фразами, которые повисали в воздухе, прежде чем мама успевала закончить мысль.
Глядя в ее пустые глаза и застывшее лицо, я невольно гадала, узнает ли она нас. Деменция считалась распространенным симптомом поздней стадии болезни Паркинсона.
– Так вот, у Харрисона на следующей неделе начинаются занятия, – сказала я, стараясь прогнать неприятные мысли и выглядывая хоть малейшие признаки оживления на мамином некогда прекрасном лице, но наталкиваясь лишь на прежний пустой взгляд.
– И зачем ты только тратишь на это время? – спросил у Харрисона отец, отправляя крошечный кусочек яблочного пирога в чуть приоткрытый мамин рот. – Разве там так хорошо платят?
– Я не считаю преподавание пустой тратой времени, – ответил Харрисон на первый вопрос, словно не замечая второго.
– Твои ученики уже хоть что-то опубликовали?
– Пока нет, – признался мой муж. – Но у них все впереди. В наше время издаться нелегко.
– Ну, тебе лучше знать, – произнес отец, привычно маскируя улыбкой мимолетную шпильку. – Кстати, как там твоя новая книга?
Я увидела, как Харрисон улыбнулся в ответ, и подивилась его самообладанию.
– Конец уже приближается, – ответил мой муж.
– Рождество тоже, – не замедлил возразить отец.
– Джоди говорила тебе, что я пыталась записаться на твой курс? – спросила Трейси. – Мне сказали, что все места уже заняты.
«Слава богу!» – подумала я, склонив голову.
– Поэтому я выбрала другой курс, – продолжила сестра.
– Правда? – спросил Харрисон. – И какой же?
– «Как написать бестселлер». Наверное, мне он даже лучше подходит. То есть в этом же и есть конечная цель, верно? Зачем писать книгу, которую никто не будет читать?
– Я считаю, что цель – создать нечто ценное, – возразил Харрисон с прежней улыбкой, хотя по тону я поняла, что его терпение на исходе. – А если оно еще и будет продаваться, то это лишь приятное дополнение.
– Чушь! – со смехом ответила Трейси.
– Верно, детка, – поддержал ее отец. – Ты слышала, Одри? – обратился он к маме. – Трейси собирается написать бестселлер.
Мама открыла рот, чтобы ответить, но ее слова быстро утонули в жестоком приступе кашля; кашель перешел в одышку, одышка вызвала рвотный рефлекс, и мама начала задыхаться.
– Что с бабушкой? – закричала Дафни и, спрыгнув со стула, уткнулась лицом мне колени.
– Она умирает? – спросил Сэм.
– Ради бога, Сэм! – рявкнул Харрисон. – Не говори ерунды.
– Она не умирает, – заверила я сына, хотя сама была далеко не уверена в этом.
По правде сказать, я страшно перепугалась и застыла на месте. Элиз мгновенно оказалась рядом с мамой, обняла ее и помогла унять спазм.
– Тише, тише, – шептала она. – Все хорошо. Все хорошо.
То ли подействовал утешающий голос сиделки, то ли приступ прошел сам собой, но мама вскоре перестала задыхаться и размахивать руками, снова приняв прежнее скрюченное положение.
– Может, поднять вас наверх? – к всеобщему облегчению, спросила у нее Элиз.
– Я сам, – сказал отец.
– Нет, Вик, – возразила Элиз, положив ладонь ему на плечо, чтобы не позволить встать. – Оставайтесь здесь, с семьей. Я помогу Одри.
– Можно с вами? – спросил Сэм, тут же вскочив со стула. – Я хочу покататься на лифте.
– Я тоже, – подала голос Дафни.
– Сядьте сейчас же! – рыкнул Харрисон.
– Нам всем места в лифте не хватит, – ласково сказала Элиз. – Но я прокачу вас перед отъездом. Согласны?
– Ура! – обрадовался Сэм.
– Ура! – повторила за ним Дафни.
– Ужин был просто великолепен, – заявила я Элиз, когда мы готовились к отъезду.
Трейси уже уехала, а отец извинился и ушел, чтобы побыть с мамой.
– Рада, что вам понравилось. Это ваш дом, и вы здесь всегда желанные гости.
– Дети! – крикнул Харрисон наверх, куда Сэм и Дафни приехали на лифте по меньшей мере в десятый раз. – Спускайтесь. Мы уезжаем.
– Ну папа…
– Сейчас же, – скомандовал Харрисон.
Дети снова залезли в лифт, который начал медленно спускаться. Однако, едва они достигли нижнего этажа, Сэм нажал на кнопку, и лифт снова поехал вверх.
– Сэмюэл! – Харрисон в ярости обернулся ко мне, словно это я нажала кнопку: – Сделай что-нибудь!
– И что я, по-твоему, должна сделать?
– Это я виновата, – поспешила вмешаться Элиз. – Показала детям, как пользоваться этой дурацкой штукой…
– Вы тут ни при чем, – поправил ее Харрисон, давая выход раздражению, копившемуся весь вечер. – Они знают, что Джоди им что угодно простит, поэтому мне приходится настаивать на дисциплине.
Он бросился вверх по лестнице, прежде чем я успела ответить.
Элиз наклонилась ко мне.
– Нелегко быть мужем идеальной жены, – тихо произнесла она.
Мне захотелось ее обнять.
– Спасибо, – прошептала я. – Спасибо за все.
– Не за что, – отозвалась сиделка.
Только по пути домой я воспроизвела в памяти события вечера: чудесный домашний ужин, присутствие мамы за столом, ее ужасный приступ, последующее спокойствие Элиз и ее утешающие слова; легкость, с которой она взяла ситуацию под контроль. «Нет, Вик, – сказала она отцу. – Оставайтесь здесь, с семьей. Я помогу Одри».
Я рассеянно подумала, когда это они успели превратиться из мистера и миссис Дандас в Вика и Одри, но легко приняла перемену. Зачем настаивать на неудобных и ненужных формальностях? Я была в восторге, что дела идут так хорошо и всех все устраивает.
Но теперь я гадаю, не был ли это тот самый момент.
Смещение акцента, изменение тона.
Момент, когда все перевернулось.
Глава 9
Еще не обсохнув после душа, я сидела на кровати: голова наклонена к груди под неестественным углом, руки бессильно лежат ладонями вверх на полотенце, обернутом вокруг тела, а босые ноги неподвижны и бесполезны, как два пенька.
Не двигая головой, я покосилась на радиочасы на прикроватной тумбочке, отметив, что сижу в такой неудобной позе уже без малого двадцать минут. Все тело болело. «Еще десять минут, – сказала я себе. – Посмотрим, продержишься ли ты еще десять минут».
– Чем это ты занимаешься? – спросил Харрисон, стоя в дверях.
От неожиданности я вздрогнула, вскинула руки и подняла голову. Полотенце съехало на талию.
– Ты меня напугал, – проворчала я, подтягивая ткань обратно, чтобы прикрыть голую грудь.
– Что ты делаешь? – снова спросил он.
– Задумалась, – ответила я, пожав плечами.
Ложь. Но проще было соврать, чем сказать правду. Звучало не так безумно. На самом деле я пыталась представить себя на месте мамы, понять, каково это – быть запертой в собственном теле, скрученной, словно кусок папье-маше, оставаясь неподвижной целыми часами, и так все время.
Весь день. Каждый день.
Год за годом.
Я не продержалась и получаса.
– Тебе не кажется, что пора готовиться? Они будут меньше чем через час.
Я заставила себя встать. С мокрых волос на плечи закапала вода.
– Что наденешь? – неожиданно спросил муж.
– Что?
– Что ты собираешься надеть? – перефразировал он вопрос.
– Пока не думала, – честно призналась я. – Может, то платье в оранжево-белую клетку, которое я купила в прошлом месяце?
Харрисон скорчил гримасу, словно унюхал неприятный душок.
– Нет. Его не надевай. Лучше… не знаю, что-нибудь… посвежее.
– Свежее, чем прошлый месяц?
– Ты понимаешь, о чем я. Что-нибудь более модное, более… в теме.
«В какой теме?» – захотелось съязвить мне.
– Как насчет белых брюк и яркого верха? – спросила я вместо этого.
– А какой верх?
Он серьезно?
– Может, винтажная футболка «Роллинг Стоунз», которая с огромным языком? Это достаточно «в теме»?
– Пожалуй, подойдет, – протянул Харрисон, приняв мой вопрос за чистую монету. – И, может быть, сделаешь что-нибудь с прической?
– Я только что из душа, – напомнила я. – Волосы еще не высохли.
– Ага. Значит, у тебя мало времени.
– Я постараюсь.
– Ты купила соус барбекю, как я просил?
– Стоит в шкафу.
– Ладно. Хорошо. – Харрисон развернулся к двери.
– Не стоит благодарности, – буркнула я.
Он остановился.
– Извини. Спасибо.
– Да не за что, – ответила я, надеясь на ответную улыбку.
Вместо этого Харрисон глянул на часы и сказал:
– Тик-так!
Ученики мужа прибыли ровно к шести: все двенадцать человек явились с разницей всего в несколько минут, словно ехали на одном автобусе. Не знаю почему, но меня это всегда удивляло. Последние четыре года Харрисон устраивал ужин-барбекю для новых учеников в первую субботу занятий, и каждый год дюжина радостных лиц появлялась на нашем пороге одновременно: кто с цветами, кто с конфетами, кто просто с широко открытыми от благоговения и радости глазами при виде красавца-учителя.
Вообще говоря, женщин обычно бывало больше, чем мужчин, но в этом году распределение выглядело более равномерным: семь женщин и пятеро мужчин в возрасте от восемнадцати до семидесяти, но в основном где-то между.