Мы сидели за столом на кухне моих родителей, глядя во двор, где отец с мамой расположились у бассейна. Мама, укутанная в одеяла, скрючилась в инвалидном кресле, ставшем практически частью ее тела. Отец в шортах и рубашке с расстегнутым воротом читал маме вслух воскресный выпуск «Нью-Йорк таймс», сидя рядом на стуле.
Я заехала ненадолго в перерыве между показами домов и уже собиралась уходить, когда Элиз предложила мне второй кусочек вкуснейшего пирога. Я понимала, что нужно ехать домой, что Харрисон наверняка будет ворчать, поскольку ему пришлось бо́льшую часть дня сидеть с детьми, но впереди у меня была очередная рабочая встреча, и я наслаждалась этими несколькими минутами «своего» времени.
Выходные всегда получались немного суматошными, потому что у большинства потенциальных покупателей появлялось свободное время искать себе дом. Многие из таких визитов были повторными: если раньше на неделе дом уже понравился жене, требовалось заручиться согласием мужа.
«Когда же это прекратится? – думала я. – Когда уже наконец женщины перестанут судить о себе глазами мужчин?»
– Вы в самом деле прямо тогда и поняли, что выйдете за него замуж? – осторожно спросила Элиз.
– Да, – пожала плечами я, задумавшись о том, когда же успела сама утратить уверенность.
– Наверное, это у вас семейное, – заявила сиделка. – Ваш отец говорил практически то же самое о вашей маме.
– В самом деле?
– По его словам, в ту же минуту, как увидел ее на сцене, он понял, что Одри станет его женой.
– А что еще он рассказывал?
– Что она отказала нескольким престижным балетным труппам, чтобы заниматься современным танцем, хотя за это платили гроши. Что она волшебно танцевала, но решила отказаться от выступлений после вашего рождения.
– Это было не совсем ее решение, – уточнила я.
– В каком смысле?
– Я оказалась не самым простым ребенком, – пояснила я, ощутив знакомый укол вины.
В отличие от Трейси, которая, если верить рассказам, появилась на свет в мгновение ока, я застряла в неправильном предлежании, и пришлось делать кесарево сечение, которое серьезно подкосило мамины планы быстро возобновить карьеру. Потом у меня часто случались колики, и я могла месяцами спать не больше пары часов подряд – опять-таки в отличие от Трейси, которая, если верить семейным преданиям, уже в три года спокойно спала всю ночь и приучилась к горшку еще до первого дня рождения.
Память вдруг наполнилась образами из детства: мама у станка в зале, ее руки изящно порхают над головой, а гибкое тело принимает положения, кажущиеся невозможными, которые Трейси, стоящая в паре метров позади нее, повторяет без труда, а я никак не могу ничего сделать правильно.
– Смотри на Трейси, – поучала мама.
– Смотри на меня, – поддакивала сестра, и эту мантру она не забывала повторять и став взрослой.
«Смотри на меня. Смотри на меня. Смотри на меня».
И я смотрела, но так и не смогла воспроизвести ее непринужденную легкость в овладении искусством танца. Ирония судьбы: у меня было желание, но не хватало таланта, тогда как у Трейси был талант, но отсутствовало желание.
И так получалось почти везде. Казалось, Трейси по силам что угодно. Она была полна прирожденных талантов; все давалось ей с такой поразительной легкостью, что позже, когда наступало время засучить рукава и заняться тяжелым трудом, необходимым для настоящего успеха, она просто сдавалась и находила себе новое увлечение. А потом следующее. И так далее.
Так же было и с мужчинами. Возникала проблема – мужчина исчезал.
Друзья тоже появлялись и пропадали. Трейси жаждала восхищения, а не верности. Когда она переставала ощущать себя особенной, то шла дальше, находила новых приятелей, которых могла поражать.
– Еще кофе? – предложила Элиз, не подозревая, какие мысли кипят у меня в голове.
Я посмотрела на часы. Через тридцать минут у меня был назначен показ, но дом находился совсем рядом.
– Конечно. Почему бы и нет?
Элиз налила мне вторую чашку, потом села в кресло рядом со мной.
– Пожалуйста, расскажите дальше. Когда он вам позвонил?
Я не сразу сообразила, что она говорит о Харрисоне и об истории нашего знакомства. Сейчас, мысленно возвращаясь в прошлое, я не могу вспомнить, с чего вдруг решила довериться сиделке. Подозреваю, дело в том, что она сама задала вопрос. Никто не проявлял интереса к моим словам уже так давно, что меня неудержимо тянуло поделиться своей историей, особенно с сочувственным и восприимчивым слушателем.
– Он позвонил около полуночи, – сообщила я, радуясь этому воспоминанию.
– В тот же вечер?!
Я почувствовала, как румянец с шеи перетекает на щеки.
– Он сказал, что понимает, время позднее, но он немного переволновался и не смог уснуть, а потом спросил, не хочу ли я немного погулять, а я согласилась. Так он появился в моей квартире и практически больше не уходил.
– Вы занялись любовью в первый же вечер?
Я пожала плечами, радуясь ее очевидному одобрению.
– Чудесная история любви, – восхитилась Элиз.
– Да. Была.
– Была?
– То есть и сейчас остается, – задумчиво ответила я. – Просто… ну, понимаете, теперь все по-другому.
– По-другому?
– Мы ведь женаты уже почти десять лет, – натужно рассмеялась я. – Жизнь меняется. У нас двое детей… К тому же у Харрисона небольшие проблемы с началом второй книги…
– Но он же такой хороший писатель!
– Да.
– Наверное, это его очень огорчает. Он же гений! Хотя… Как говорится, жизнь с гением – сплошное мучение.
– С ним – не мучение, – улыбнулась я. – Во всяком случае, не сплошное.
Она рассмеялась, и я ощутила почти неприличную признательность.
– Понимаете, он ведь искренне пытается работать. Просто, как вы и сказали, неудачи его очень огорчают.
– Наверное, и вас тоже.
Уже не впервые мне захотелось ее обнять.
– Ему очень повезло, что вы способны обеспечивать семью, – продолжала Элиз.
– Не уверена, что он так считает.
– Неужели?
– Я понимаю, что он признателен мне за деньги и все прочее, но…
– …Вам кажется, что он обижен на вас за ваши успехи?
– Нет, не то чтобы, – смутилась я. – Хотя возможно.
– Уверена, Харрисон очень гордится вашими достижениями.
– Я тоже в этом уверена, – согласилась я.
– Просто было бы здорово услышать похвалу от него самого, – заметила Элиз.
У меня навернулись слезы.
– Ох, милая моя! Пожалуйста, не плачьте… – В руках сиделки волшебным образом возникла салфетка, которой она, привстав с кресла, промокнула у меня под глазами. – Вы же не хотите, чтобы тушь потекла.
– Простите. Не знаю, что на меня нашло. Я уж точно не хотела, чтобы у вас создалось превратное впечатление. – Я проглотила остатки слез. – Обычно муж меня поддерживает. И у нас все хорошо. По-настоящему хорошо. В каждом браке бывают свои сложные периоды. Ну… Уверена, вы это знаете.
– Конечно. В обоих моих браках случались моменты, когда я была бы не прочь увидеть мужа под колесами автобуса.
Мои губы изогнулись в улыбке.
– Летом, когда Харрисон начинает преподавать, всегда немного сложнее. Новые ученицы смотрят на него как на бога. – Как смотрела и я сама, и как сейчас смотрит на него Рен. – А потом приходится возвращаться к реальности.
– Реальность – та еще сука, – вздохнула Элиз.
– Кто сука? – спросил из дверей отец.
Я вздрогнула. Увлекшись разговором, я даже не заметила, как папа вошел. Посмотрев в сад, я увидела, что мама по-прежнему, ссутулившись, сидит в инвалидном кресле у бассейна.
– Второй кусок? – нахмурился отец, заметив мою полную крошек тарелку. – Думаешь, это хорошая идея?
– Ради бога, Вик, – вступилась тут за меня Элиз, – о чем вы говорите? Джоди стройна как тростинка.
– А маме там хорошо одной? – спросила я, стараясь скрыть раздражение.
– Да все нормально, – бросил отец и посмотрел на кофеварку. – Мне осталось?
– Я сделаю свежий, – тут же вскочила на ноги Элиз.
– А вдруг мама упадет? – продолжала настаивать я.
– Не упадет. – Отец отодвинул стул, собираясь сесть.
– Ваша дочь права, – возразила ему Элиз. – Зачем рисковать? Возвращайтесь в сад, а я принесу кофе, когда сварится.
Я ожидала, что папа рявкнет на нее, скажет, чтобы занималась своим делом и держала свое мнение при себе.
– Хорошо, – вместо этого ответил отец и придвинул стул обратно к столу.
– Как вам это удалось? – спросила я у сиделки, когда папа вышел.
– О, с вашим отцом не так трудно поладить.
– В самом деле? Мне не особенно удается.
Элиз посмотрела на меня с полуулыбкой.
– Нужно просто знать, как им управлять.
Глава 12
Не нужно быть гением, чтобы понять психологию происходящего, глубинную внутрисемейную динамику, которая свела меня с Элиз, подсознательные причины того, почему я не обращала внимания на многочисленные красные флажки, маячившие сначала вдалеке, а потом и прямо перед глазами.
В отличие от Трейси, у меня не было широкого круга приятелей. Сестра любила компанию и была уверена в себе, я же стеснялась и вечно сомневалась в себе. Она безусловная красавица, а я, по словам отца, «миленькая». Трейси досталась балетная фигура нашей мамы, я же, опять по словам отца, выглядела «крепышкой». Сестра ярко сияла, а я еле мерцала.
Трейси была любимицей родителей, что я никогда не подвергала сомнению и даже не злилась. Ни в том, ни в другом не было смысла. Когда сестру хвалили за посредственные оценки в школе, хотя мои отличные отметки еле удостаивались признания, это лишь подталкивало меня усерднее стремиться к успеху. Я была «рабочей лошадкой» – еще одно из любимых выражений отца. Трейси считалась «человеком искусства». Ее баловали, меня лишь терпели.
Какое-то время я подозревала, что меня удочерили. Я не только почти не походила на родителей или сестру (у меня были отцовские карие глаза, но этим сходство и ограничивалось) – я была их полной противоположностью и по темпераменту. Если мои родичи стремились на авансцену, то меня устраивала и роль второго плана. Они предпочитали сольные партии, а меня устраивало и место в хоре.