Вот умервщлено на стебле, —
Ах, зачем это нужно, —
Молодые, острые как сабли,
Всё, что было нежно.
Что же, мы очень рады,
Нам не жалко
Вывалить салаты
На тарелки.
Веселитесь, детки,
День ваш краток.
Скоро втопчут ветки
В комки грядок.
27 июля 1942
Ленинград
106. «Налетели страшные рожи…»
Налетели страшные рожи
На счастливый дом.
Скатерти пятнает сажа,
Окна затекают льдом.
Переломанные полки
Устилают щепками пол.
Опустевшие тарелки
Наполняет черная пыль.
Мы туда вернемся
Все втроем
И окликнем сидящих молча
За пустым столом.
Их узнает темной ночью
Наша выросшая дочь.
Мы устелем скатерть пищей.
Будь благословенна, ночь.
Сентябрь – октябрь 1942
Алма-Ата
107. «Нет, не знаю я Иова…»
Нет, не знаю я Иoва
И других.
Я и сам живу,
Я и сам Иoв.
Я не воскресал, как Лазарь,
И Бог мне не отец.
Я, как он, из гроба не вылазил,
И до сих пор мертвец.
17 октября 1942
Пешком из «Горного гиганта» в Алма-Ату
108. Девушки на базаре
Дайте мне эту грушу,
Дайте мне варенец.
Я проедаю душу —
Чего еще, наконец!
Что вы смеетесь, говнюшки?
Может, смешон мой фрак?
Ладно, давайте ложки,
Я вам отдам и так.
17 октября 1942
Вечером, пешком из «Горного гиганта» в Алма-Ату
109. Картошка ночью
Нас несут пустые вагоны
До морозного леска,
Рассекаются прогоны
Тусклым светом тесака.
Нас уводят косогоры
В земляную темноту,
Там смеются балагуры,
Раздвигая тесноту.
Мы сварили бы на ветках,
Разгребая черный снег,
Мы за ней на мерзлых грядках
Посбивались ночью с ног.
Но нам всем сейчас приснилось,
Что у нас болят штыки,
И мы слишком утомились,
Чтоб варили котелки.
21 ноября 1942
Алма-Ата. <Общежитие ЦОКС,> коридор
110. Стихи для Лоточки
Посиневшие тихие детки
По углам доедали объедки.
Догорали последние свечки,
Остывали железные печки.
Прибегали голодные волки,
Разгрызали посудные полки.
А потом, как замерзшие галки,
С неба падали белые булки.
18–20 декабря 1942
Алма-Ата
111. Случай на дороге
Бабушка без ножки
Повстречалась мне,
Я нес мешок картошки
На радостной спине.
Расскажи мне, бабка,
Как у тебя дела?
И зачем тебя с культяпкой
Мама родила?!
И что ты, бабка, без ноги
Катишься с базара,
И что купила – сапоги?
И на хрен тебе пара?
И сколько, бабка, ты умяла
Мяса на дорогу,
И почему не променяла
Варенца на ногу?
А, не так уж плохо жить
Бабушке без ножки,
Вы не обязаны носить
Рваные галошки.
Мы немножко посидели,
Расправляя спины,
И нас обоих обсмердели
Длинные машины.
27 декабря 1942
Пешком, дорога из «Горного гиганта» в Алма-Ату
112. Фашистская собака
Ненасытные собаки
Обнаглели после драки,
Мы детей пугаем
Их собачьим лаем.
Вот одна из них лежит,
Поводя ногами.
Камень выбитый залит
Собачьими мозгами.
Хорошо. Лежи, говно,
Которое кусалось.
Мы идем. Нам всё равно,
Что от тебя осталось.
8 января 1943
Дорога из «Горного гиганта» в Алма-Ату
113. Я иду с базара
Открытые особняки,
Спустились тучи низко.
Ах, почему нам не с руки
Наполненная миска!
Уводят двери в вестибюль,
Живет пустое платье.
Меня охватывает боль,
Слабея, как объятья.
Я слышу, дождь коротит миг
Всем, что во мне осталось.
Я оглянулся и постиг
Живую жалость.
С каким бы счастьем я унес
В своих корзинах
Хоть горсточку весенних слёз
О переменах.
14 января 1943
С базара, вверх в «Алатау»
114. Песня («Хотел бы я, милая, с вами гулять…»)
Хотел бы я, милая, с вами гулять,
Цветы собирая и фрукты.
Хотел бы я с вами вино распивать
И кушать другие продукты.
А дачу, а новую дачу иметь!
Красивую дачу!
Нет, можете, милая, сами хотеть,
А я только плачу.
25 января 1943
115. Псалом VII
Сам ты, Боже, наполняешь
Нечистотами свой храм-с,
Сам ты, Боже, убиваешь
Таких как Филонов и Хармс.
Мы, конечно, бываем жестоки,
Так как очень любим жить,
Но наши вялые пороки
Подымает твоя же плеть.
Ты утишил бы наши печали
Справедливостью отца,
Но мы знаем ее с начала,
К сожалению, до конца.
И когда сойдутся тени
По трубе на Страшный суд,
Мы пошлем тебя к едрене фене,
Гороховый шут.
25 января 1943
Коридор «Ала-тау», Алма-Ата
116. Апокалипсис
Четыре юноши летят,
У них желтеют лица.
И эти юноши хотят,
Хотят – остановиться.
Первый юноша – война,
Его дырявят раны.
Второй несет мешок пшена,
Да и тот – драный.
Третий юноша – бандит,
Он без руки, но с палкой.
Четвертый юноша убит,
Лежит на свалке.
Весна 1943
По улице Фурманова с базара в дождь
117. Из Гёте
E d e l k n a b e: Wohin! Wohin! Schone Mullerin!
Wie hei?t du?
M u l l e r i n: Liese.
О н: А ну-ка, девушка, постой!
Я удивительно простой.
Как тебя зовут?
О н а: Лиза.
О н: Куда ты, милая, идешь?
Зачем такой ужасный нож?
О н а: Затем, чтоб резать.
О н: Такая белая рука…
Кого же резать?
О н а: Петуха,
Готовить на ужин.
Я уберу свою кровать,
Потом мы сядем выпивать.
О н: А я вам не нужен?
Вот что, – откроешь мне на стук.
Да брось ты этот нож из рук!
Открой-ка шею.
О н а: Но мой жених весьма хорош…
О н: Воткни ему свой глупый нож.
О н а: Я не посмею.
О н: Ну это, знаешь, – чепуха.
Когда приколешь жениха,
Я буду в спальне.
Но захвати с собой свечу,
Я так привык, я так хочу.
И будь попечальней.
О н а: Ах, что вы сделали со мной!
Я побегу сейчас домой,
А след горит на шее.
Весь вечер будет этот след,
Зачем мне утро, зачем мне свет!
О н: Ну, беги быстрее!
28 августа 1943
Гостиница «Дом Советов», Алма-Ата
118. «Мы мечтали о приятной смерти…»
Мы мечтали о приятной смерти.
Мы не хотим, чтоб нас кусали черви.
Мы не хотим, чтоб ржавые колеса
Въезжали в ощущающее мясо.
Нет, мы мечтаем на войне
О бесконечной тишине.
<1943>
119. «Не верится, что я дышал…»
Не верится, что я дышал
Стеклянным воздухом ночных ущелий.
Меня согревало вино,
Слезы холодили, как летний град,
Я бы рад проснуться совершенно.
Мне сердце разрывает глухая дверь,
Шаги измеряют заросший двор,
Опять бежит вода
По мелким камешкам базара,
И я жду отъезда.
Куда мне деваться?
Я приникал к стеклу и гладил куклу.
Кровать брошена, и пол изрублен.
Я был влюблен.
Вот, всё кончается.
Всё, что расширяет душу,
Свалилось и задавило меня.
Я больше не приду домой.
Я теперь не согреюсь зимним снегом.
Я теперь не укроюсь ночным светом.
1943
«Дом Советов»
120. Ринконете и Кортадилья
Ночи длинны и бессонны,
Я чиню свои кальсоны.
Наточи-ка лучше нож,
Приготовь, жена, кошелку,
Я пойду на барахолку,
Или ты сама пойдешь?!
Заодно возьми и вилку —
В этом, правда, мало толку:
Больше чем по двадцать пять
Их, пожалуй, не продать.
18 февраля 1944
«Дом Советов»
121. Биография
На всех поглядывали волки