У Старого Совета хватило мудрости отложить строительство второго Ковчега, ибо не было необходимости делать Строителей слишком сильными и терять над ними контроль.
Последние, физически не тронутые люди прибыли н Эрде-Тайрин. Их было очень мало, гораздо меньше, чем я планировала. Практически сразу я начала свою программу по восстановлению их популяции — под пристальным и критическим взором Мастер-Билдера, Совета, и даже Дидакта.
В этой знакомой для себя среде мои люди процветали. На самом деле они продемонстрировали удивительную, почти сверхъестественную устойчивость. Мои Биоинженеры были шокированы тем, что привезенные люди размножаются, развиваются, принимая все более и более продвинутые формы всего лишь за тысячу лет, расходясь в стороны на отдельные ветви развития подобно растениям с тысячами блестящих цветов. Их количество росло, от тысячи до сотен тысяч, а затем и до миллионов.
Я не могла объяснить этого, почему люди так эффективно стали восстанавливаться. Чем это могло быть обусловлено? Я искала ответ в их генетическом коде, однако ничего не обнаружила. Было ли это действие чего-то еще, чего-то такого, что оставалось скрытым от нас?
Мои люди быстро собрались в группы, племена, стали жить общинами и деревнями. Начали возделывать землю и выращивать культурные растения. Одомашнили волков, коз и овец, стали выращивать крупный рогатый скот и птиц. Создали множество инструментов и орудий труда, стали развивать торговлю и ремесла.
В течении тысячи лет одни из них напоминали мне о Лорде Адмиралов.
Другие напоминали детей с печатью мудрости в глазах…
Я держала их исключительный прогресс в тайне от Старого Совета и Строителей. Я не говорила этого своему мужу. Эрде-Тайрин находилась далеко от привычных торговых путей Предтеч. Я убрала с планеты Биоинженеров, сократив их количество до минимума, а затем и полностью. Планета превратилась в тихую забытую заводь.
Время от времени я лично прилетала туда для изучения из развития и прогресса. Я отдала им свое время, свои знания, я обучала и помогала им, вызывая в себе чувство гордости за них. Я хотела остаться в их памяти. Моя собственная жизнь казалась мне такой хрупкой после всего того, что мы сотворили. Работая с людьми, изучая их генетику и личности, я почти забыла о всех тех конфликтах, некогда так горевших в моей душе.
Но это время я провела вдали от мужа, а тем временем его противоречия с Советом увеличивались. Дидакт продолжал упорно настаивать на своей идеи Миров-Щитов, демонстрируя вновь и вновь аудитории Совета их эффективность. Он продолжал наживать себе опасных врагов.
Что касается воспоминаний о его победах… Они остались в прошлом.
Они были забыты.
Мастер-Билдер блестяще раскалывал фундамент поддержки под ногами Дидакта. Политическое противостояние между Строителями и Воинами-Служителями достигло своего пика. Многие Воины были смещены со своих должностей и понижены в звании. Многие встали на строну Строителей, беря на себя роль их Защитников. Очевидно, что это было оскорбительно, но они выжили, смогли сохранить свою функциональность, и стали ценными для нового режима.
Затем настало время для решительного удара. Судьи вынесли решение относительно моего мужа. Дидакт был обвинен в неуважении к Совету, и ему было приказано прекратить работы по производству Миров-Щитов, уничтожить свои записи об этом и анциллу, отказаться от намеченных планов, и подчиниться власти Строителей, в частности, Фабера, Мастер-Билдера.
Дидакт отказался.
Даже сейчас, когда мои люди достигли своей классической формы, расцветая в новых и неожиданных вариациях, во мне растет уверенность в том, что я должна была действовать в одиночку, ввиду исполнения решения об изгнании моего мужа.
Запись № 4
Последний раз я видела Дидакта в нашем имении около Дальнего Номдарго, маленькой оранжевой звезды на расстоянии семи световых лет от Столичной системы. Мы разделяли этот мир с миллионами Воинов-Служителей. Многие из наших соседей покидали свои поместья с семьями, отказавшись от службы в роли охраны для Строителей.
Номдарго была небольшой планетой древнего происхождения, покрытая низкими горами, наполовину пересеченная океанами, а с другой стороны — горными массивами. Я полагаю, что наше имение было скромным, но я не видела более роскошного места, чем это, где я жила.
В отличие от Биоинженеров, Воины-Служители не привыкли жить скромно.
Дидакт, проектируя наш свадебный дом, продемонстрировал в нем стиль, который некоторым мог бы показаться тяжелым, властным, но, тем не менее, величественным. Я видела древние крепости, обладавшие куда меньшей статностью. Наши центральные апартаменты были вырезаны из блоков застывшей лавы, заполненной окаменевшими видами, обитавшими когда-то на Номдарго, давно вымершие образцы каменных червей. Они, казалось, будто плавали сквозь лаву за мгновение до того, как она застыла навеки, но им словно не было до этого дела. Хотя нет, вернее было представить, как они умерли свернувшись в большую искаженную катушку, как их сильные хрящевые тела сопротивлялись тому надвигающемуся потоку, погребавшему под своей массой их тела до тех пор, пока каменщики сквозь время извлекли их тела в виде твердых строительных блоков.
Дидакт выбрал этот материал посоветовавшись со мной, он был прекрасен своей демонстрацией внезапной остановки жизненного пути. Окаменевшие отверстия содержали в себе остаточное количество тория и урана, чтобы освещать помещения своим светом в ночи. Так они и освещали наш путь вечером на ужин, последний ужин прежде, чем он был заключен в свой Криптум.
Я помню эти часы с кристальной ясностью. Вместе с Гарусписом, который был вызван и прибыл накануне вечером. Это были действительно блестящие ночи. Нестабильная звезда на другом конце комплекса Ориона вспыхнула сверхновой сотню лет назад. После этого излучение от нее освещало огромную туманность, распространяясь светом по быстро вращающимся облакам, словно некое сверхъестественное предупреждение.
— Правильно выбранный момент. Погружение в медитацию будет глубоким, — глядя на небо, произнес Гаруспис. Его отношение ко всему происходящему было спокойным и размеренным, беспристрастным, — что очень раздражало Дидакта. Его раздражение было вызвано тем, что Гаруспис воспринимал этот момент как специально выбранный, как некий политический громкий жест с трибуны пораженного соперника.
Тем не менее он взял себя в руки, успокоился, и его боевая броня из стремительно переливающихся ярко желтых и оранжевых цветов сменилась на более умиротворённую насыщенно-фиолетовую расцветку. По мысленному сигналу броня Дидакта разделилась на отдельные сегменты, пришла в движения, вращаясь, стала раскладываться на отдельные элементы, оголяя заключенное под нею поле из яркого света. Она выстроилась клиньями и шипами вперед, словно готовясь к бою, а потом упала на пол, сложившись в компактную яйце подобную форму.
Дидакт поднял руки, принимая чашу, содержащую первую порцию инчакоэ и выпил его до дна одним глотком.
Начался процесс приостановления и затормаживания жизни.
Наш разговор за ужином носил главным образом любящий и нежный характер. Дидакт и я были не самой подходящей парой, но тем не менее мы были женаты в течение тысячи лет. То, что некоторые воспринимали как разногласия, споры, едва сдерживаемое раздражение и конкуренцию, на самом деле было огнем нашей глубочайшей любви. Нам до сих пор доставляет удовольствие сталкиваться друг с другом до такой степени, чтобы во все стороны летели искры.
Я помню это так четко…
Домашние мониторы расположили вокруг стула Дидакта полотенца и чашки, когда из его кожи стали выделяться капли соли. Кожа на его широком, благородном лице сильно натянулась.
Лицо стало терять воду, блестящим потоком стекавшую вниз, и кровь стала подобна стекловидному гелю.
Его речь стала медленной и рубленной, он с трудом шевелил губами.
— Я не хочу отказываться от тебя, — сказал он, — если у меня не было другого пути…
Он покачал головой и стал массировать сокращающиеся в судорогах плечи. Его кожа, обычно серого и насыщенно фиолетового цвета, потемнела до красно-коричневого.
А потом он совершенно неожиданно улыбнулся. Я не видела эту улыбку с тех времен, когда мы еще были Манипуларами, и не знала, что это все еще осталось в нем. Возможно, этот ужасный процесс дал свободу мышечной мускулатуре. А возможно, что он решил выразить свое ироничное отношение ко всему происходящему.
— Я знаю, что у тебя есть собственные планы на время моего отсутствия, — сказал он.
— Наши собственные планы еще не закончены, — ответила я.
— Будет множество споров, — сказал Дидакт, — Мастер-Билдер не сможет найти меня, но это не означает, что он не найдет способа, для которого потребуется моя поддержка.
— Он постарается не допустить таких серьезных разногласий с кем-нибудь еще, как с тобой, — ответила я.
— Даже если он и не будет допускать подобных вещей, все равно тебе придется выполнять условия вашего соглашения.
— Возможно.
— Чтобы спасти твой любимый вид.
— Да.
— И твоих людей.
— Тех, кто этого заслуживает.
— Даже тех, кто убил наших детей.
— Ты говорил мне, что это было героически, что они сражались достойно, и этот выбор был нашим верным решением.
— Ты согласилась с этим слишком быстро, — снова эта странная, ожесточенная улыбка. Это придавало словам Дидакта любезности. Боль, которую нам пришлось вынести за время долгой войны и те потери, что коснулись нас… За все это мы несли в себе чувство вины. Наши дети пошли по пути своего отца, по пути Воинов-Служителей. Они доказали, на что способны, что обладают мужеством. Подчиняясь кредо Воина, сражаясь за честь Мантии со своими лучшими противниками, какими были люди.
— Мне иногда хочется, чтобы ты была более жестокой, более мстительной, жена.
— Но мой путь не такой, как у Воина, и не у того, кто готов слиться с Мантией.