Останавливаюсь возле детской, прислушиваясь к тихому сопению дочери. Моя Софи… Я ради нее на все пойду — что там какой-то Черниговский… Ради того, чтобы быть с ней, я такое терпела… Прикрываю дверь и ступаю по коридору дальше — роскошно отделанный кабинет Олега, моя спальня и… комната для любовных утех. Пыточная — именно так я ее называла. Я долго здесь не была — с того самого момента, как приставила нож к горлу своего мужа. Распахиваю дверь и включаю свет, возвращаясь в свое прошлое, как на машине времени…
Олег взмахивает кожаной плетью, и она с хлестким свистом обрушивается мне на спину. В глазах темнеет от слез, щиплет от струящегося по лбу пота. Кусаю губы так сильно, что во рту разливается металлический привкус крови. Запах крови пропитал здесь все — она выступает, как роса из ссадин, оставленных плетью. Олег шелестит упаковкой презерватива. Слышу его прерывистое, тяжелое дыхание на шее. Запахи крови и пота смешиваются в тошнотворный коктейль. Мне плохо — от унижения, боли, ощущения его хриплого дыхания, его члена внутри себя. Он бьет меня и насилует. Насилует и снова бьет… Я знаю, сколько длятся пять минут — ровно столько времени нужно моему мужу, чтобы кончить… Столько длится моя боль. Я отсчитываю медленно утекающие секунды: один, два, три, четыре… Молюсь, чтобы сегодня ЭТО закончилось быстрее.
— Давай, Тами, давай! Шевелись! М-м-м…
Ну вот, удар плетью и… долгожданный конец.
Вздрагиваю, возвращаясь в реальность. Челюсти сводит болезненной судорогой. Похоже, если я не оставлю привычку сжимать челюсти, моим зубам придет конец. Оглядываю мерзкую комнату, обитую шумоизоляционным материалом: тусклая лампа, стул, диван из кожзама, потемневший паркет. Запах… Похоже, его не отмыть никакими бытовыми средствами. Он впитался в пол, стены и влез мне под кожу… Стал частью меня — темной частью. Ненавистной. Странно, прошло столько лет, а я до сих пор чувствую себя грязной… Брезгливо закрываю дверь, спеша убраться отсюда. После исчезновения Олега я хотела перестроить эту комнату, содрать обивку, паркет… Перекрасить стены и лестницу, завести цветы и домашних животных. Сделать дом живым и чувствующим, дышащим ароматами выпечки и дров. А теперь во мне живет только одно желание — убраться отсюда подальше… Желательно туда, где Олег не найдет нас с Софико…
Пока дочка спит, я достаю с антресолей чемоданы, коробки и всю ночь собираю вещи. Освобождаю кухонные шкафы от посуды, сортирую одежду. Что-то выбрасываю, некоторые вещи откладываю, чтобы пожертвовать. Увлекшись сборами, я не сразу вспоминаю об угрозе Черниговского прислать «подмогу». За окном черная ночь, подсвеченная сиянием уличного фонаря. Тишина, нарушаемая завываниями осеннего ветра… Никого. Вытаскиваю коробки в коридор и пишу сообщение Еве. Ничего, Тами, ты справишься… Сейчас у тебя есть главное — свобода. Тебе принадлежит собственная жизнь. И собственное тело… Бабуля учила меня извлекать из любой ситуации пользу. Может, пережив столько испытаний, судьба вознаградит меня? Или уже вознаградила — терпением, силой, стойкостью. Время лечит все. И разрушает тоже все — превращает в прах даже самое добротное дерево и ткани, иссушает реки, умерщвляет, искажает красоту… У медали две стороны. Может, Черниговский прав, требуя хоть какого-то возмещения убытков? Я ведь даже не знаю точной суммы, украденной мужем…
Тишину взрывает звук входящего сообщения от Евы:
«Тамилочка, я не сплю. Готовлю для вас с Софи комнату. Приезжай рано утром. И… да, ты правильно поступаешь. Отпусти прошлое, как чемодан без ручки».
Улыбаюсь громоздкому, почти чужому дому и семеню в детскую — до рассвета два часа… Нужно поспать — впереди тяжелый день.
Вацлав
— Я перегнул палку, Яр. Вот что случилось. — Постукивая по столу пальцами, отвечаю на фирменное приветствие Огнева.
«Как делишки?» — разве серьезные адвокаты так выражаются?
— Не понял, шеф. Ты… все-таки ездил к ней?
Ярик усаживается в кресле напротив меня и откладывает заботливо приготовленные Региночкой бумаги.
— Ездил. Напугал до чертиков. Грозился украсть ребенка, если…
— Ты идиот, Черниговский! Я же вчера пошутил! Нет, ты точно идиот… — Яр с силой хлопает ладонями по бедрам и вскакивает с места. — Я же образно выразился, Вац. Боже мо-ой… — он театрально взмахивает руками и изображает на лице ужас. — Ты понимаешь, что она может сделать? Обратиться в полицию, настрочить заявление об угрозах, домогательствах… Ты уверен, что Нестерова не записала ваш разговор? Черниговский, я когда-нибудь тебя убью!
— Да, я идиот! — окончательно раздражаюсь я. — Не знаю, что на меня нашло! Она… она так меня просила. Плакала так, что я… Внутри возникло какое-то странное чувство. Беспомощность, что ли. — Поднимаюсь и отталкиваю кресло. Отворачиваюсь, не желая смотреть Ярику в глаза.
Признаваться больно. Слова царапают горло, как разбитое стекло или песок. А признаваться в собственной слабости больнее вдвойне.
Успокойся, Вацлав. Остановись. Разожми напряжённые пальцы, опусти ладони в карманы брюк и посмотри в окно. Дыши глубже, чувствуй, как кровь бежит по венам, пробуждая в теле тысячи мурашек. Серое сгущается, закрывает неподвижное осеннее солнце, а листья — коричнево-красные и неживые звенят на ветру. Качаются в такт его рваным порывам, раздражая своей податливостью.
Я отстраняюсь от унылой, будто нарисованной черно-белой картинки за окном и возвращаюсь к столу. Всю ночь я думал о Тамиле. Гадал, уедет ли она из дома, испугавшись моих угроз, или останется, чтобы вступиться в схватку с головорезами?
— Вац, ты запал на нее? — выдержав небольшую паузу, осторожно произносит Яр.
— Нет… не знаю.
— Что случилось? Почему ты не рассказываешь про Басова? Это как-то связано?
— Ты убьешь меня во второй раз, — бросаю, с досадой потирая затылок.
— Шеф, мы одна команда. Попроси Региночку сварить кофе, и выкладывай… что там у тебя?
Исполняю желание Огнева. Освобождаю стол от бумаг, снимаю пиджак и зову Регину. Разговор будет долгим. Ри кокетливо подпирает ножкой дверь, виртуозно удерживая керамический поднос с дымящимися чашками. Выкладывает их на стол, демонстрируя глубокое декольте и подаренное мной нижнее белье.
Ярик провожает девушку сальным взглядом и сосредоточивается на кофе. Делает жадный глоток и переводит на меня полный любопытства взгляд.
— Не томи, Черниговский.
— Мне нужно срочно жениться.
— Кхм… Ты шутишь? — Огнев прокашливается. Возвращает чашку на стол, утирает рот салфеткой.
Пересказываю наш со стариком Басовым разговор, намеренно умалчивая о чувствах и болезненных воспоминаниях, всколыхнувшихся в душе. Яр понимает меня без лишних слов. Дураку понятно, что означается жениться на Стелле: прогнуться под Владимира, позволить связать себя по рукам и ногам. Да что там себя! Бизнес, авторитет, репутацию. Свободу. Я ведь когда-то готов был отдать жизнь ради Стеллы… Как же быстро все поменялось.
— Басову нужен штамп в паспорте? Вац, это же проще простого! — жестикулирует Яр. — Предложи Региночке стать твоей женой. Только сначала подготовь ее — чтобы не грохнулась в обморок от счастья! — довольный собой, хихикает он.
— Какая Регина? Ты с ума сошёл, Яр? Она двух слов связать не может! Басов раскусит обман через минуту! — бросаю я, меряя кабинет широкими шагами. Черт! Почему старику вздумалось давить на меня именно сейчас?
— Какая разница, Вацлав? Это всего лишь фиктивная жена. Покажешь Басову паспорт и…
— Нет, Яр. Владимир слишком умен и хитер, чтобы верить документам. Он пригласил меня на юбилей, и туда я должен явиться с женой. Умной, красивой и влюблённой в меня.
— Ну ты даешь, Вац! Среди твоих знакомых «малыш, забыл, как тебя зовут» таких нет. Скажи, где мне ее искать? Элитные эскорт-агентства?
— Не-ет… Только не это, Ярик. — Опускаю руки в карманы и пялюсь на пейзаж за окном, будто там — в осенней серости, таятся ответы на мои вопросы.
Думай, Вац, думай!
— На фиктивный брак согласится женщина в безвыходной ситуации. Догадываешься, куда я веду?
— Н-нет. На брак с тобой согласится любая здравомыслящая женщина. А… если ты отблагодаришь ее, так вообще… — неуверенно бормочет Ярослав.
— Свяжись с Тамилой Нестеровой и назначь встречу в моем кабинете.
— И что мне ей сказать?
— Скажи, что я тот, кто решит ее проблемы.
У меня темнеет в глазах от предвкушения свидания с Тамилой. Чудовищная опасность, которую я возле нее ощущаю, будоражит, стягивает грудную клетку тугим обручем, пьяня подобно наркотику. И, вместо того, чтобы бежать от нее со всех ног, я добровольно иду к ней…
Глава 8
Вацлав
— Тот есть ты хочешь сказать, что Нестерова нас послала? Тебя и меня? — протягиваю, столкнувшись с идиотским взглядом Ярика.
— Сейчас, Вац.
Физиономия Огнева выражает радость, удивление, любопытство — что угодно, только не обреченность. А мелькнувшая на дне карих глаз смешинка убеждает меня в собственной догадке.
— Передаю дословно, — Яр изящно достает из кармана листок, сложенный вдвое. И торжественно зачитывает, не взирая на мой испепеляющий гневом взгляд. — «Передайте этому самодовольному, гордому, беспринципному, жестокому человеку: если ему что-то от меня нужно, пусть приходит сам! А не посылает помощников!»
— Я понял, Яр. Можно было… не зачитывать. — Бросаю, напустив на лицо равнодушие.
— Да ладно тебе, Вац. Она забавная… эта чокнутая жена Нестерова. Тебе не кажется, что мы с ней намучаемся? Попроси Региночку и…
— Нет! Куда приходить? Или… сначала позвонить? — неуверенно произношу я.
— Она продиктовала адрес гимназии и время… И что же ты — поедешь? Сам? Просить ее об одолжении? Ты — мужчина, о чьем внимании мечтают все свободные и не очень женщины города? Ты — завидный холостяк, который…
— Перегибаешь, Яр. Не люблю лесть, ты же знаешь.
Прячу листочек с адресом гимназии в кармане и выхожу под осеннее хмурое небо. Оставляю пальто на заднем сидении внедорожника и сажусь за руль. До встречи с Тами у меня уйма времени… Можно выпить кофе или съездить домой и переодеться, а можно… застать ее врасплох, заявившись раньше времени. Снова увидеть ее такой — запыхавшейся, растерянной, сбитой с толку. Услужливое воображение рисует синие, как луговой василек глаза, пухлые губы без помады и бьющуюся голубую жилку на ее шее. Женский страх и мужское превосходство. Испуганная жертва и гребаный охотник. Самодовольный жестокий человек — или как она меня называла? Так и есть — я не пытаюсь строить из себя другого, обласканного судьбой типа. Я обломок, выживший после крушения судьбы…