Вот и получается нелепица: замечала, видела, а между тем признание Тараса ее шокировало. А может, не столько само признание, как то, что против ее воли чуть не сорвалось с губ?.. Ведь как ни гони это из памяти, а слова, почти уже произнесенные в ответ, вкус которых до сих пор остался на языке, эти слова никак не прогонишь… «Я тоже тебя люблю», — хотела сказать она и удержалась лишь в самый последний момент.
Но как же так? Ведь этого не могло быть! Не могла она полюбить этого нелепого учителя, этого полумужчину-полуподростка, практически изнасиловавшего ее позапрошлым вечером!..
Подумала так — и самой стало стыдно. Никого Тарас не насиловал. Она вела себя ничуть не лучше. Да и вовсе не их в этом вина. Пора бы уже забыть про тот случай, стереть его из памяти, выжечь, вытравить. Правда, не стиралось ничего. Да и не в этом дело-то вовсе. Было, не было, все равно не могла она его полюбить. Вот не могла, и все тут!
Но полюбила ведь?.. Нет, нет, нет! Нельзя, невозможно. Это же бред, нелепица. Дикость!
А с другой стороны, почему дикость? Самое главное, Тарас понравился Костику, это она знала точно. И Тарас к Костику не безразличен. Так ей, во всяком случае, показалось. Он, конечно, мог притворяться, чтобы произвести на нее нужное впечатление… Нет, не мог. Не умеет Тарас притворяться. Совсем не умеет — и впрямь как ребенок. А вот жизнью рисковал ради нее и Костика по-настоящему, по-взрослому. После чего она на него наорала, наговорила гадостей. Вот ведь дура!.. А еще потому дура, что самой себе боится признаться, почему это сделала. Потому что уже тогда что-то почувствовала к этому славному неуклюжему парню. Почувствовала — и испугалась. Как самих этих чувств, так и того, что Тарас их увидит, поймет… А их не надо понимать! Потому что глупость это все! Дикость! Просто у нее мужика давно не было, вот она и запала на того, кто под руку подвернулся. Гормоны это все, инстинкты животные, а не чувства!
И правильно, что она ему ничего не ответила. Потому что нечего. Не говорить же, в самом деле, те нелепые слова, которые смогла все-таки не сказать. А коли смогла, то и не нужны они были. Тарас, похоже, обиделся. Пусть. Лучше, если он обидится, разочаруется в ней, забудет все, что напридумывал себе. Хотя очень уж непохоже, что напридумывал. Ложь в словах она умела слышать. Даже не ложь — всего лишь неискренность. Такой уж она уродилась. Недоверчивой, чуточку даже диковатой, что порой так не нравилось Роману…
«О боже, при чем тут Роман?» — поморщилась Галя и уловила вдруг слабый стон, сорвавшийся с губ сидящего рядом Тараса. Она полностью очнулась и подвинулась к нему.
Лоб Тараса блестел от пота, хотя ночной воздух был довольно прохладен, и Галя даже немного озябла в легкой кофточке. Глаза учителя под слегка запотевшими стеклами очков были закрыты, но веки болезненно подрагивали под сведенными у переносицы бровями.
– Что? Что с тобой? — заговорила Галя, непроизвольно взяв вялую ладонь Тараса обеими руками.
Тарас медленно разлепил веки, обвел вокруг обескураженным взглядом. Остановил его наконец на Гале и процедил, почти не раскрывая губ:
– Опять… голова…
– Посиди, — вымолвила Галя, понимая, что говорит глупости, ведь Тарас и так сидел. Но ничего более осмысленного на ум не шло — ее заполнили тревога и сопереживание. Головные боли пока не беспокоили, и Галя обрадовалась было, что хотя бы эта напасть их миновала. Выходит, радовалась рано. Ничего еще не кончилось. Хуже того, все самое страшное еще впереди. Сейчас она осознала это отчетливо.
Вместе с этим страшным убеждением неожиданно пришло и спокойствие. Не пофигистское «будь что будет», а хладнокровная собранность, отсекающая переживания и страхи как чужеродное, лишнее, мешающее делу. Сразу нашлись и нужные слова.
– Откинься на спинку, — тоном лечащего врача сказала Галя. — Дыши глубже. Ты взял с собой таблетки?
– Таблетки тут не помогут, — тихо, но уже довольно внятно ответил Тарас.
– Я принесу воды, — сказала Галя. — Посиди.
Она придвинула вплотную к Тарасу рюкзак и, постоянно оглядываясь, направилась к ближайшему ларьку. Купила полуторалитровую бутылку минералки и быстро вернулась, отвинтив по дороге пробку.
Тарас жадно прильнул к горлышку. Выпив почти треть, снова откинулся на спинку скамейки.
– Легче? — спросила Галя, не отрывая взгляда от лица Тараса.
Тот коснулся пальцами дужек очков и неуверенно кивнул:
– Вроде да… — и через пару мгновений облегченно выдохнул: — Отпустило!..
Он снял очки, протер их полой ветровки, но надевать не стал, поднял близорукие, кажущиеся такими детскими и наивными глаза на Галю.
– Ты меня прос… — начал он, но Галя решительно накрыла ему рот ладонью:
– Не надо. Не сейчас. Прошу… Лучше скажи, о чем ты думал, когда заболела голова?
– Я заметил одного странного человека и подумал, что за нами могут следить.
– Конечно, могут, — нахмурилась Галя. — Но это и так понятно. Наверное, ты ненароком начал что-то вспоминать. С этим связанное.
– Наверное.
– А ведь я надеялась, что хотя бы с болями покончено.
Тарас помотал головой:
– Нет. Ведь он жив. И не отступится от нас, пока… не убьет. Или пока мы его не остановим.
– Но голова не болела давно. Ни у тебя, ни у меня. И непонятных желаний вроде бы не возникало… — Галя вдруг вспомнила, как чуть было не призналась в любви Тарасу, и со страхом подумала: а что, если и это тоже?.. Но уже в следующую секунду решительно ответила себе: нет, вот уж чего-чего, а этого не могут никакие колдуны и маги. Потому что это им неподвластно. Иначе вообще лучше не рождаться на свет.
За размышлениями она едва не прослушала ответ Тараса:
– Все потому, что ты уже выполнила прошлое «задание», а я свое тоже сейчас выполняю. Мы ничему не противимся, ничего не пытаемся вспомнить. И мы с прошлой ночи не спали, чтобы получить новые «поручения». Возможно, что и сила воздействия колдуна без еженощной подпитки ослабевает. Поэтому я еще более уверен теперь, что нам лучше не спать. Хотя бы эту ночь.
– Это так, — кивнула Галя. — Хреново лишь, что мы явимся к нему сонными курицами. Ему и напрягаться особо не придется, чтобы нас прихлопнуть.
– Посмотрим, — нахмурился Тарас и снова надел очки. Похоже, что эта же мысль не давала покоя и ему.
Галя побаивалась плацкартных вагонов, они представлялись ей чем-то бомжеватым, грязным и вонючим. Но устроились весьма неплохо. В вагоне оказалось даже уютно — горел приглушенный свет, пахло, на удивление, не носками и потом, а чистым бельем и почему-то кофе. Как выяснилось позже, проводница везла целый мешок кофейных зерен, молола их, заваривала крутым кипятком и вполне успешно продавала. Места Гали с Тарасом были напротив второго отсека от купе проводников, видимо, еще и поэтому запах кофе чувствовался столь отчетливо.
Заспанная проводница, проверив билеты и выдав пакеты с бельем, смерила их недовольным взглядом и буркнула:
– Спиртное не распивать. Ссажу!
– Мы не будем, — вежливо улыбнулась Галя, удивившись невольно, чем же они вызвали у проводницы столь неприглядное подозрение. Может, не прошедшими до сих пор на лице Тараса следами от ее туфли? А еще она подумала, до чего же похожа эта хмурая тетка в форменной тужурке на ту, вчерашнюю. Ну просто родные сестры! Хотя вчерашняя внешне напоминала палку, а эта, скорее, черствую булочку.
Галя села по ходу поезда, Тарас устроился напротив. Сначала они смотрели в окно, на убегающие в ночь огни пригорода. Потом стало видно лишь небо — чуть более светлое, чем ночь, укрывшая землю. Галя почувствовала, что ей неприятна чернота, и задернула занавеску. Тарас машинально сделал то же самое.
Сидеть, уставившись в занавеску, и вовсе глупо, и Галя, скользнув взглядом по Тарасу, посмотрела в проход. Там, через отсек от них, застилал бельем верхнюю полку мужчина. Он был без пиджака, но в светлой рубахе и съехавшем набок галстуке. Насколько помнила Галя, садился он вместе с ними. Мужчина перехватил ее взгляд и вежливо кивнул, словно старой знакомой. Галя улыбнулась в ответ.
– С кем ты там перемигиваешься? — удивленно шепнул Тарас.
– Да вон, дяденька смешной, в галстуке, — прошептала Галя, — вместе с нами садился, помнишь?
– Н-не помню… — отчего-то нахмурился Тарас и медленно повернул голову. Увидев мужчину, он дернулся обратно и зашипел: — Не с-смотри!..
– Что с тобой? — удивилась Галя.
– Это он.
– Кто?
– Он едет с нами.
– Ну да, тут все едут с нами, — повела ладонью Галя.
– Ты не понимаеш-шь!.. — вновь зашипел Тарас. — Он едет не просто с нами, он здесь из-за нас. Еще один. Из тех…
– Да с чего ты взял? — Галя наконец-то поняла, что хочет сказать Тарас. — Просто сел на той же станции. Не он один. Что теперь, всех подозревать, что ли?
Тарас подался вперед, показав Гале знаком, чтобы и она сделала так же. Когда они почти соприкоснулись лбами, Тарас очень тихо сказал:
– Он примчался на дорогой машине. В дикой спешке. Без вещей. Одет тоже не бедно. Такие люди в плацкартных вагонах не ездят.
– Ага. Наши люди в булочную на такси… — попыталась сострить Галя, но Тарас оборвал ее:
– Не шути. Это он, я чувствую. Не спускай с него глаз. Но осторожно, не привлекай внимания.
– Ну, во-первых, он уже спать лег, — усмехнулась Галя. — А во-вторых, если это действительно «он», то не все ли равно, как себя вести? Ведь он нас в этом случае и так знает. — Она ненадолго задумалась и сказала: — А вообще-то это вряд ли «он». Не сходится.
– Что не сходится?
– Ну вот смотри. Если, как ты утверждаешь, колдун узнаёт о наших действиях и замыслах во время нашего сна, то ведь решение об этой поездке мы приняли уже сегодня. И не спали после этого.
– Ну, положим, мне-то как раз было «указание» ехать в деревню еще прошлой ночью.
– Ты ведь собирался сначала днем ехать? И ты говоришь, что этот мужик примчался как угорелый. Значит, по логике, он только-только узнал, что мы собрались на ночной поезд. Откуда, интересно, он мог об этом узнать?