Но удивлялась Галя недолго. Память вернулась и расставила все по местам. Они ехали с Тарасом в деревню. Получается, что доехали. И сейчас… Где же она сейчас? Видимо, в доме Тарасовой бабушки. Не у колдуна же! Да и не похоже, чтобы в таком месте — чистом, светлом, пахнущем свежим хлебом, травами, чем-то еще незнакомым, но удивительно уютным — жили плохие люди.
Только вот где они, эти люди? И где сам Тарас?
Галя свесила ноги с кровати и спрыгнула на пол. Пол был тоже деревянный — из некрашеных досок. По нему оказалось неожиданно приятно ступать босиком. Не найдя в комнате своих кроссовок, Галя так и вышла босая сначала в прохладные сени, а потом на крыльцо.
Слева тянулась деревенская улица. Справа она продолжалась грунтовой дорогой и поворачивала в сосновый бор.
Галя посмотрела вперед. Деревня расположилась на возвышенности, а ниже раскинулся обширный луг, травяную равнину которого разбавляли пушистые шапки кустарника. За лугом извивалась река, а уже за ней начинался лес, который казался отсюда безграничным — синеватый у самого горизонта, он держал на себе край синего неба.
От такого простора, не виданного, наверное, с далекого детства, у Гали закружилась голова. Она села на теплые доски крыльца. Когда невольный восторг схлынул, появились и менее радужные мысли. Первой была прежняя — где же Тарас? А потом Галя попыталась вспомнить, что же с ней случилось? Они ехали в автобусе, ей захотелось спать. Вот и уснула. И снились какие-то ужасы: боль, темнота, страшные нечеловеческие глаза. Впрочем, и человеческие тоже. Самое приятное, что могло присниться, — глазенки Костика. Галя улыбнулась, но тут же согнала улыбку с лица. Ну хорошо, она заснула. И что же, спала так крепко, что не смогла проснуться, когда они доехали до места? «Может, ты еще хочешь сказать, — обратилась она к себе мысленно, — что такую лошадь несчастный Тарасик смог дотащить из автобуса до дома на руках?»
Галя представила эту картину, и ей вновь стало весело. Но опять ненадолго. Все-таки отсутствие Тараса напрягало. Равно как и то, что пробел в памяти заполнить не получалось. Зато, пробежав взглядом по крыльцу, Галя обнаружила среди стоявших там сбитых туфель и резиновых сапог свои кроссовки. Желтые носочки, аккуратно свернутые, лежали внутри.
Галя обулась и почувствовала себя чуть уверенней. Прошлась по двору, поросшему мягкой, слегка пружинящей травкой, выглянула за калитку. И сразу увидела идущих от соснового бора Тараса и незнакомую молодую женщину. Женщина была красивая. Очень красивая! У Гали вдруг перехватило дыхание и тревожно заныло сердце. Она во все глаза разглядывала приближающуюся парочку, а те, не замечая пока ее, непринужденно беседовали. Тарас говорил, слегка жестикулируя, и на лице его не отражалось каких-то особенных чувств. А вот черноволосая красавица поглядывала на собеседника совсем по-другому. Так, во всяком случае, показалось Гале, и глупое сердце вновь защемило.
Когда Тарас с незнакомкой подошли достаточно близко, Галя осторожно прикрыла калитку и быстро вернулась на крыльцо. Снова села и сделала вид, что любуется цветами, посаженными возле дома.
Скрипнула калитка. Вошедшие не сразу заметили Галю, продолжая вполголоса беседовать. Первой спохватилась черноволосая девушка — споткнулась на полуслове и остановилась, огладив ладонями подол платья. Только сейчас Галя заметила, что он был почти оторван. По контрасту с ослепительной внешностью его владелицы рваное платье смотрелось нелепо. Девушка прочла это, видимо, в Галином взгляде, вымолвила: «Извините» и быстро скрылась в доме.
Тарас немного растерялся, но все-таки искренней радости в его взгляде было несомненно больше.
– Как ты себя чувствуешь? — спросил он и протянул руку, будто собрался то ли погладить ей волосы, то ли пощупать лоб. Но тут же отдернул, даже убрал за спину.
– Я? Хорошо. Выспалась. — Галя демонстративно потянулась. — А ты время, смотрю, зря не теряешь. Платья на девушках рвешь. — Последняя фраза вырвалась у Гали неожиданно, и она, беспощадно ругая себя, собралась уже было извиниться, как вдруг Тарас покраснел так, что она, чувствуя, как ухнуло вниз сердце, поняла: попала в точку…
– Да я… да ты… — замямлил Тарас, отводя в сторону глаза. — Не так ты все поняла!..
– Не так? — вымученно засмеялась Галя. — Как и что я должна была понять? Да какое мне дело, как ты проводишь свободное от меня время? — Она хотела сказать что-то еще, показать свое полное безразличие, но предательские слезы покатились вдруг по щекам, и Галя закрыла лицо ладонями. Собралась уже вскочить, убежать, спрятаться, но почувствовала на плече горячую ладонь Тараса. Он присел рядом и сначала неуверенно и робко, а потом неожиданно сильно обнял ее и прижал к себе.
– Глупышоныш, — зашептал он. — Славный, милый мой глупышоныш! Моя хорошая… Моя… любимая!
Тарас осторожно отнял одной рукой ее ладони с заплаканного лица и принялся целовать ее мокрые щеки, нос, лоб, а потом — губы. И Галя забыла все. Ни обид, ни сомнений не осталось больше в ее сердце. Она, неожиданно для себя, ответила на поцелуй. Подумала краешком разума, что надо сдержаться, но тут же, отбросив эту ненужную мысль, обвила рукой шею Тараса и жадно стала ловить губами его губы, чувствуя, что сознание снова покидает ее, но не насовсем, лишь деликатно удаляется, с интересом наблюдая тем не менее за происходящим.
Сколько продолжалось это сладкое беспамятство, Галя не знала. И длилось бы оно, наверное, долго, но по деревенской улице, оглушительно тарахтя мотором, промчался мотоцикл. Галя вздрогнула и оторвалась от губ Тараса. Посмотрела в его лучащиеся счастьем глаза и улыбнулась:
– Глупышоныш? Я?
– Угу, — довольно мурлыкнул Тарас.
– А зачем тебе дурочка?
– Почему дурочка? — Умиленное благодушие разом слетело с лица Тараса.
– Ну, глупая потому что.
Тарас облегченно вздохнул:
– Глупышоныш — это не значит глупая. Это значит — моя хорошая, моя родная… Славная, смешная. Наивная чуть-чуть… Ну ты же понимаешь все! Дразнишься, да? — Он снова хотел обнять ее, но она отстранилась:
– Не знаю, не знаю. Хорошая, родная… Звучит, конечно, приятно. А вот за глупенькую меня все равно держишь! — Галя попыталась улыбнуться, чтобы придать сказанному шутливый смысл, но улыбка вышла кривой.
– Ну что же случилось? — захлопал глазами Тарас. — Ты скажи мне прямо, что тебя тревожит?
– Она, — кивнула на дверь Галя. — Она меня тревожит. Это ведь Катерина, да? Та самая колдунья?
– Тс-с!.. — оглянулся на дверь Тарас. — Она не колдунья. То есть это она, да, но… не надо ее так. Она, скорее, знахарка, ведунья…
– Ведьма, — не удержалась Галя, но тут же закусила губу. Тарас умоляюще глянул на нее, но ничего не сказал и продолжил:
– Понимаешь, они тут ни при чем. Ну, в нашей истории… А дядя Матвей, оказывается, вообще давно умер.
– Как умер? — ахнула Галя.
– Умер, — пожал плечами Тарас. — От рака. Мы сейчас к нему на могилу ходили. А на Катю ты зла не держи. Это ведь она тебя… вылечила.
– Вылечила? Разве я болела?
– С тобой тут такая ерунда получилась, — нахмурился Тарас. — В общем, достали они нас опять. Только кто «они» — теперь мне совсем непонятно.
И Тарас принялся рассказывать. Сначала сбивчиво, останавливаясь и подбирая слова, потом увлекся и подробно выложил и то, что невольно «проспала» Галя, и свои догадки и соображения — тоже. Напоследок он, покраснев и уперев в доски крыльца взгляд, рассказал и то, почему у Катерины оказалось порванным платье.
Галя снова почувствовала, как падает в самый желудок сердце, как становится ему горячо и больно, словно и впрямь обжигает его едкий желудочный сок. Но то, с каким трудом Тарасу далось это признание, она заметила тоже и не могла не оценить.
Тарас замолчал, продолжая сверлить взглядом доски, и Галя провела ладошкой по его колючей щеке.
– Спасибо.
– За что? — вскинул голову Тарас.
– За все. Ты ведь понял, что я имею в виду.
Тарас сначала мотнул головой, но потом неуверенно кивнул.
– И тебе спасибо, — тихо сказал он. — За то, что поняла.
– Всем нам спасибо, — сменила тон Галя и поднялась на ноги. — А теперь пошли, что ли, знакомиться?
– Я не знаю, — медленно встал Тарас. — Переоделась она, нет?
– Да уже можно было все наряды перемерить за это время, — засмеялась Галя. — Пойдем в дом.
– Как-то неудобно… Не зовет же.
Тут как раз дверь открылась, и на крыльцо выглянула Катя. На ней были старенькие линялые джинсы и зеленая футболка. Волосы она собрала сзади в длинный хвост и теперь внешним видом напоминала обычную городскую девчонку, хоть все же и очень красивую.
– Ну что? — посмотрела она на мнущуюся парочку. — Наговорились? Идемте обедать. Или ужинать уже, не знаю. Пятый час вечера на дворе.
Накормила Катерина настоящей вкуснятиной. Картошка с мясом, тушенная в русской печи, показалась Гале верхом кулинарного искусства. Конечно, известным соусом выступал здесь и голод, но все равно она отдала Катиному мастерству должное. И это относилось не только к картошке. На столе красовались — и очень недолго — соленые рыжики, свиной студень, лежали зеленые пучки укропа и петрушки. Но самое необычное удалось отведать Гале потом, когда Катерина, убрав пустые тарелки, налила им по чашке душистого горячего чая и выставила два больших блюда. На одном лежали, как показалось Гале сначала, пиццы, а на другом — что-то похожее на чебуреки, только более румяные, плотные и толстенькие.
– А… что это? — не удержалась она от вопроса.
– Это шаньги, — показала Катерина на «пиццы». — Шанежки. С картошкой, с черникой вот… А это — пирожки. Ну, я не знаю даже, как они правильно называются… Пирожки — и все тут! — улыбнулась она, показав удивительно ровные и белые зубы. — Эти вот — тоже с черникой, а эти — луковики. Попробуй, очень вкусные. Правда ведь?
И Галя попробовала. И еще. И еще… Пока блюдо не опустело. Шанежек тоже заметно убыло. Точнее, осталась всего одна, с картошкой, к которой Галя и тянула руку в тот самый момент, когда осознала вдруг, сколько же она сейчас съела. Тарас тоже увлеченно откусывал то от пирожка в одной руке, то от шаньги в другой. Видимо, он схватил оба сразу, чтобы ему хоть что-то досталось после Галиного стремительного «блицкрига».