как раз. Он ведь тебе брат почти. Маруськин сын. Маруську-то знаешь ли? Баба отца твоего…
– Нет-нет, — отчаянно заблеял Тарас, пытаясь обойти говорливую Зинку. — Мне некогда, я на автобус опаздываю…
– Так ты что — назад поехал? — вытаращила глаза женщина. — А чего и приезжал-то тогда?.. — Тут глаза ее засветились вдруг нездоровым интересом. Зинка даже тяжелую сумку поставила на землю. — Ты к Катьке, что ли, приезжал? — зашептала она. — Никак забыть не можешь?.. А уж она-то как по тебе сохнет, ой, как сохнет! — Голова Зинки закачалась так, словно та намерилась стряхнуть ее наземь. — И ведь приворожила поди, раз прибежал, добилась своего? Ой, па-а-арень!.. — Женщина вдруг злобно выплюнула: — Вот ведь сучка, дрянь такая! Ведьма проклятущая! Беги от нее, Тарас, беги что есть моченьки, пока не присушила вусмерть! Вот ведьма…
И тут Тарас взорвался:
– Сама ты ведьма, дура старая! Да таких, как она, — еще поискать! Вернулась к вам сюда после института, детей ваших, внуков учить вернулась, потому что знает — некому больше! И лечить вас, идиотов безмозглых, тварей неблагодарных! — Тарас сплюнул под ноги попятившейся Зинке и, резко повернувшись, быстро зашагал к Катиному дому.
– Пропал парень, — услышал он сзади жалостливые всхлипы. — Довела ведьмачка. Как есть ум потерял. Хорошо, Лидия не дожила, царствие ей небесное!..
Тарас снова сплюнул, потому что во рту вдруг скопилась противная горечь. Он понял теперь, каково здесь приходится Кате. Совсем-совсем одной. Даже человек, живущий в лесной глуши или в пустыне, на необитаемом острове, на Луне — да где угодно, там, где нет людей, — и то не будет чувствовать тебя столь одиноким, как обитающий рядом с ними, но чем-то отличающийся. Не такой, как они. Другой. Не важно, лучше ли, хуже — просто иной. Как же страшно, наверное, Кате в этой озлобленной пустоте. В этом закрытом мирке, где нет места иным. Где «не такой, как все» — самое страшное ругательство, неизлечимый диагноз.
Когда он подошел к Катиному крыльцу, руки его еще тряслись. И даже колени дрожали. Тарас плюхнулся на доски и достал сигарету. Затянулся так, что сразу истлела чуть ли не треть бумажного цилиндрика. Столбик пепла упал на джинсы, но Тарас этого даже не заметил. Он продолжал думать о Катерине. Ему казалось теперь, что она находится в еще худшем положении, чем они с Галей. Ведь их все-таки двое… даже трое, с Костей… они любят друг друга… он любит, снова поправил себя Тарас. Этого так много для счастья, что все эти мысленные внушения, головные боли — такая, по сути, ерунда, такая мелочь, на которую просто не стоит обращать внимания. Особенно теперь, когда он понял, что любовь побеждает все. А Катя? А что у Кати? Такое вот злобное шипение за спиной? А ведь найдется какой-нибудь умник, еще и дом спалит по пьяни. Или просто по злобе, по широте нашей душевной, расейской.
Сигарета, догорев до самого фильтра, обожгла пальцы. Тарас отбросил ее и достал новую.
А что, если все-таки взять Катю с собой? Насовсем. В их школе есть биолог, но в пятой, он слышал, как раз искали вроде бы… Да и она ж тут не только биологию преподает. И химию вон, и историю, и географию. Точно. Надо брать. Одно плохо — каникулы на носу. Зачем кому-то летом учитель? И где Катя жить будет? Тоже вопрос. Не у них же с мамой! Мама повесится.
И тут в голове у него замелькали вдруг такие мысли, что даже челюсть буквально отвисла и изо рта выпала сигарета. Тарас никак не ожидал, что способен на такое… Нет, не на действия, не на мечты даже какие-то, а всего лишь на мысли. Но тем не менее они появились и, как ни гнал их Тарас из головы, носились по ней серыми кошками, но выпрыгивать не собирались.
А подумал он о том, что Катерина вполне бы могла поселиться у них, и мама на сей раз и пикнуть не посмела бы, если бы он, Тарас, на Кате… женился! А что? А почему нет? Ведь она ничего не забыла, он понял это сегодня. Он видел ее глаза после того, как он… когда чуть было не… Он не настолько глуп, чтобы не разобраться в этом. А сам? А разве сам он не ощущал желание, вожделение, находясь рядом с Катей? Уже потом, когда перерезала она нить, по которой командовали Тарасом. То были уже его настоящие желания, определенные — дальше некуда! Ведь Катя очень ему нравится, что скрывать. Ведь прошлое не умирает навсегда, как бы нам этого ни хотелось. Так чего же теряться? Катя чертовски красива, красивее Гали, если быть объективным, она свободна, у нее нет, как у Гали, «приданого»…
«Что?! — Тарас, видимо, все-таки заорал вслух, потому что сидящая на заборе ворона испуганно каркнула, истошно захлопала крыльями и рванула ввысь. — Скотина! — Он вцепился обеими руками в волосы и принялся раскачивать голову, словно пытаясь ее оторвать. — Да за такие мысли тебя… за такое ты достоин…» — Тарас не мог придумать подходящего для себя наказания — все казалось ему слишком гуманным. Он почувствовал такую вину перед Галей, словно только что на самом деле облил ее грязью.
Тарас вскочил и бросился к двери. Ему нестерпимо хотелось увидеть Галю, обнять ее, поцеловать, спрятать лицо в ее короткие светлые волосы, вдохнуть их запах. «Я люблю, люблю, люблю ее, только ее, единственную, самую-самую», — шептал он, толкая неподдающуюся дверь.
Неожиданно та распахнулась. На пороге стояла Галя. Сзади выглядывала улыбающаяся Катерина.
– Что с тобой? — окинула его растерянным взглядом Галя. — Ты что, выпил на дорожку?
– Н-нет, — промямлил Тарас, почувствовав себя и правда чуть ли не пьяным.
– Что-то у Марии случилось? Прогнала? — нахмурилась Катерина.
– У какой Марии? — совсем растерялся Тарас. Он перевел взгляд с Гали на Катю и обратно и с облегчением понял, что все хорошо. К подруге детства он по-прежнему относился с теплотой и даже больше немножко, чем просто к подруге, что уж скрывать от себя самого, но любил он все-таки Галю. По-настоящему. Больше всего. Больше самой жизни.
И все-таки как интересно… Вот они, обе рядом. Прошлое и настоящее. Брюнетка и блондинка. Черное и белое. Добро и… Нет-нет-нет, оборвал себя в ужасе он. Нет никакого добра, и уж никакого зла тут тем более нет, как нет в природе ничего абсолютного, как нет у нее даже этих цветов — черного и белого, ведь белый — это все цвета вместе, а черный — отсутствие света вообще. Лишь в сравнении можно что-то понять, как-то оценить то или иное действие, поступок, самого, наконец, человека. Не будь рядом с Катериной Гали — кто знает, не подумал бы он сейчас, что любит эту черноволосую, болотноглазую красавицу? Наверное, подумал бы. Но Галя рядом — и он видит, что любит ее. Для него она нужнее, чем Катерина. Нужнее и важнее, чем все…
Катя что-то говорила Тарасу, но он ничего не слышал. Он глядел в большие синие Галины глаза и ощущал себя высоко-высоко, в бескрайнем вечернем небе. Галя смотрела на него сначала испуганно, потом начала что-то понимать, и губы ее тронула неуверенная улыбка.
– Я люблю тебя, — сказал наконец он. — Ты — лучше всех.
Автобус опоздал минут на сорок. Но здесь это было в порядке вещей, хорошо, что вообще пришел.
Водитель, увидев Тараса с Галей, улыбнулся им как старым знакомым и подмигнул Тарасу:
– Ну че? Помогла Катька?
– Помогла, — кивнул Тарас. — Спасибо. — И протянул деньги за билеты. Но водитель царственным жестом оттолкнул его руку:
– Садись!..
Тарас пожал плечами, однако настаивать не стал. Когда они уселись в конце салона, где не было пассажиров, Галя удивленно шепнула:
– Чего это он?
– Не знаю. Он, когда ты сознание потеряла, посоветовал к Кате обратиться. Ну, теперь, наверное, нас друзьями считает.
– Или наоборот, — ухмыльнулась Галя, — полагает, что мы должны ему гораздо больше.
– Да нет, не тот это тип людей, — сказал Тарас. — Ему на самом деле приятно, что он, как ему кажется, помог людям. Это его возвышает в собственных глазах. И щедрость, которую он сейчас проявил, как бы подтверждает это возвышение. Он сам себя зауважал еще больше.
– Ты говоришь таким тоном, будто это плохо.
– Не плохо, наверное. Себя уважать надо в любом случае. Правда, сейчас он сделал нам «подарок» не за свой счет, так что…
– Да ладно тебе, — пихнула его локтем в бок Галя и положила голову ему на плечо, довольно что-то промурлыкав. Тарас и сам чуть не замурлыкал от счастья.
– Ты не спать пристроилась? — спросил он.
– Угу, — чуть качнула головой Галя, не отрывая ее от плеча. — Теперь ведь можно.
– Ты думаешь?
– Катя ведь эти каналы-веревочки почикала. Теперь он нас не достанет.
– Не знаю, — сказал Тарас. — Хорошо бы. Но в любом случае его надо искать. И найти.
Галя снова качнула головой, но уже тише. И без слов.
Разговаривать в надрывно ревущем мотором автобусе было все равно неудобно, и Тарас решил последовать Галиному примеру — слегка вздремнуть.
К удивлению и сожалению, билетов в плацкартный вагон не оказалось. Пересчитав всю имеющуюся общую наличность, Тарас с дрожью в голосе попросил кассира сказать стоимость купе. Видимо, удача на сей раз решила повернуться к ним лицом — денег хватало как раз на два билета с учетом комиссионных сборов, и еще немного оставалось. Тарас, взяв билеты, направился к ларьку, торгующим напитками и прочей мелочевкой вроде сигарет и шоколадок, но Галя вовремя его остановила:
– Ты куда?
– Купим хоть минералки. Не один же кофе лопать.
– А домой от вокзала опять пешком потопаем?
– Почему нет? — хмыкнул Тарас. — Нам не привыкать.
– Нет уж, — помотала головой Галя. — Я к Костику скорей хочу. Такси возьмем.
– Да?.. — поскреб в затылке Тарас и посмотрел на мятые купюры в ладони. — А тут достаточно на такси?
– Будем надеяться. Но представь, если не хватит именно той суммы, сколько твоя минералка стоит. Я посмотрю тогда, как ты станешь пустой бутылкой с водителем расплачиваться.
Тарас улыбнулся и спрятал деньги в карман.
– Расчетливая ты моя.
– Я не расчетливая, а просто умная, — скромно потупила глазки Галя.