— Ни малейшего.
— Вроде бы русское слово, — сказал Эндрю. — И это свидетельствует не в пользу вашей бабушки…
Сьюзи промолчала.
Войдя в квартиру Эндрю, замерзшая Сьюзи первым делом согрела чаю.
— «Снегурочка»! — вскричал Эндрю.
Сьюзи вошла в гостиную, поставила поднос и наклонилась к монитору компьютера:
— Опера Римского-Корсакова, написана в 1881 году по мотивам пьесы какого-то Александра Островского.
— Лилиан признавала только джаз, — сообщила Сьюзи.
— Раз ваша бабушка заперла бумажку с названием этой оперы в абонентском ящике на почтамте, значит, это не просто так.
— Про что опера?
— Про вечный конфликт стихий, — ответил Эндрю. — Сами читайте, у меня устают глаза. — Он встал и, пряча за спину дрожащие руки, улегся на диван.
Сьюзи села в его рабочее кресло и стала читать вслух:
— В этой истории сталкиваются живые люди и мифологические персонажи. Снегурочка мечтает жить среди людей. Ее мать Весна-Красна и отец Мороз согласны, чтобы ее удочерила крестьянская семья. Во втором акте женщина по имени Купава сообщает о своем браке с Мизгирем. Но за несколько дней до свадьбы Мизгирь встречает в лесу Снегурочку, безумно в нее влюбляется и умоляет ответить на его чувство.
— Кого-то он мне напоминает… — пробормотал Эндрю.
— Снегурочка, не имеющая никакого представления о любви, отвечает ему отказом. Жители деревни требуют, чтобы царь Берендей наказал Мизгиря, обманувшего невесту. Но и царь при виде Снегурочки покорен ее красотой, он отменяет свое решение и спрашивает Снегурочку, любит ли та Мизгиря. Она отвечает, что у нее ледяное сердце и что она не способна любить. Царь объявляет свою волю: тот, кто покорит ее сердце, женится на ней. В следующих двух актах Снегурочка осваивает науку чувств и влюбляется в Мизгиря. Мать предостерегала ее, что ей нельзя попадать под солнечные лучи, но Мизгирь живет на свету. Снегурочка выходит из лесу навстречу возлюбленному, и к страшному горю собравшихся и несчастного Мизгиря тает и испаряется.
— Мне очень близок этот Мизгирь, сочувствую его несчастью, — проворчал Эндрю.
— Вы еще не знаете продолжения: безутешный Мизгирь топится в озере.
— Каждому свое: у меня вместо озера фернет с колой. Как же кончается эта русская трагедия?
— Царь объявляет подданным, что следствием исчезновения Снегурочки будет конец затянувшейся русской зимы.
— Шикарно! Наконец-то мы сделали шаг вперед!
— Зачем бабушка спрятала в абонентском ящике бумажку с этим русским словом?
— Вот и я хотел спросить вас о том же!
Эндрю уступил Сьюзи свою спальню, а сам по привычке устроился на диване. Но Сьюзи, взяв одеяло, выключила свет и растянулась на ковре рядом с ним.
— Что за выкрутасы?
— Я говорила, что не терплю кровати. Такое впечатление, что и вы, несмотря на новое постельное белье, не намерены спать на своей. Зачем в таком случае расходиться по разным помещениям?
— Может, все-таки пустить вас на диван? Раз вам одной тоскливо, на ковре могу лечь я.
— Мне и так хорошо.
Оба молчали, пока их глаза не привыкли к темноте.
— Вы спите? — спросила Сьюзи шепотом.
— Нет.
— Не хочется?
— Еще как хочется, я страшно устал.
— Тогда почему?
— Не почему.
— Какой хороший вечер!
— Ну, не знаю, мне не очень понравилось, когда наши преследователи стали высаживать дверь!
— Я о нашем ужине, — прошептала Сьюзи.
— Ужин и вправду удался, — согласился Эндрю, поворачиваясь к ней.
До него донеслось ее тихое дыхание. Поняв, что Сьюзи уснула, Эндрю уставился на нее и долго лежал с открытыми глазами, пока и его не сморил сон.
Кнопфа разбудило дребезжание телефона.
— Для звонка в такой час должен быть исключительно важный повод.
— «Снегурочка». Ну как, ради этого стоило вас будить?
Кнопф затаил дыхание.
— Почему вы произнесли это слово? — спросил он, скрывая волнение.
— Потому что теперь оно известно нашим голубкам.
— Они поняли его смысл?
— Еще нет.
— Как они узнали?
— Согласно данным прослушки, этой ночью они забрались в подвал почтамта Фарли. Ваша Лилиан Уокер оставила записку в абонентском ящике. Я думал, мы стерли все следы…
— Похоже, не все, — со вздохом проговорил Кнопф.
— Я бы хотел знать, по какой причине была допущена такая оплошность.
— Приходится признать, что она оказалась хитрее, чем мы думали.
— Чем вы думали, Кнопф. Позволю себе напомнить, что за все это дело отвечали именно вы.
— Вы поторопились, не прислушавшись к моим доводам. Если бы мы немного подождали…
— Если бы мы подождали хотя бы еще один день, она бы все выложила, и «Снегурочке» пришел бы конец. А теперь уберите у себя под дверью и покончите с этой историей раз и навсегда.
— Не думаю, что есть повод для волнения. Даже если они догадаются, что это означает — в чем я сильно сомневаюсь, — у них все равно не будет никаких доказательств.
— Сьюзи Уокер и Эндрю Стилмен сумели в считаные дни завладеть документом, о существовании которого мы не знали сорок шесть лет, так что не надо их недооценивать. Вы уверены, что досье на «Снегурочку» уничтожено? События этого вечера, похоже, доказывают обратное.
— И все-таки я уверен.
— Кто же тогда интересуется нашими двумя подопечными, кроме нас самих, и почему?
— Простите?..
— Цитирую из отчета: «Мне не очень понравилось, когда наши преследователи стали высаживать дверь». Это наши люди сели им на хвост?
— Нет, мы их упустили. Они ухитрились улизнуть из дома незаметно.
— Вы действуете как любитель, а не как профессионал, Кнопф! — Гнусавый голос звучал возмущенно. — «Снегурочка» должна быть защищена! Причем сегодня это важнее, чем когда-либо раньше. В нынешних условиях информация о ее существовании стала бы настоящей катастрофой, вы меня слышите?
— Я прекрасно вас слышу, сэр.
— Тогда сделайте все необходимое!
И собеседник Кнопфа бросил трубку, не попрощавшись.
10
Сьюзи спала, свернувшись калачиком на полу.
Эндрю побрел на кухню с бумагами, полученными от Бена Мортона. Сварив себе кофе, он присел к столу. Рука дрожала все сильнее, ему потребовалось две попытки, чтобы поднести чашку к губам. Вытирая пятна от кофе на обложке папки, он заметил, что она толще, чем он думал, порылся и нашел еще два машинописных листа.
Мортон потратил на это расследование куда больше сил и времени, чем рассказывал, когда они с Эндрю беседовали у него в доме. Бен сохранил свидетельства близких Лилиан Уокер. Немногие согласились говорить с ним.
Человек по фамилии Джекобсон, учивший Лилиан играть на фортепьяно, сказал журналисту по телефону, что ученица была с ним откровенна. Он назначил журналисту встречу, но она не состоялась: накануне Джекобсон слег с сердечным приступом.
Джеремайя Фишберн, управляющий благотворительным фондом клана Уокеров, выразил удивление, что никто из представителей прессы не заметил весьма очевидного противоречия: зачем было Лилиан тратить столько времени и денег на помощь ветеранам и при этом ставить под угрозу жизнь солдат?
Женщина из окружения семьи, не пожелавшая назвать свое имя, сказала репортеру, что жизнь Лилиан складывалась не так гладко, как пыталась изобразить она сама. Она слышала о каком-то тайном соглашении между миссис Уокер и одной ее знакомой, утверждавшей, будто они вместе ездили на остров Кларкс.
Эндрю записал название острова в свой блокнот и продолжил чтение.
Он услышал плеск воды в душе, подождал, пока плеск прекратится, налил чашку кофе и заглянул к Сьюзи, закутавшейся в его халат.
— Вы знали, что ваша бабушка играла на фортепьяно?
— Я разучивала гаммы на ее «Стейнвее». Похоже, она была виртуозной пианисткой. На приемах, которые давал дед, она играла для гостей джаз.
— Вам что-нибудь говорит название такого места — остров Кларкс?
— А должно?
Эндрю достал из шкафа две пары брюк, два теплых свитера и чемоданчик.
— Заглянем к вам, вам кое-что нужно забрать. Одевайтесь!
Одномоторный «Пилатус» компании «Америкэн Игл» сел на полосу городского аэродрома Тикондерога во второй половине дня. В горах Адирондак зима была в разгаре, лес засыпало свежим снегом.
— Отсюда недалеко до канадской границы, — сообщил Эндрю, садясь в арендованный автомобиль.
— Сколько? — спросила Сьюзи, включая отопление.
— Полчаса езды. В такую погоду, возможно, чуть дольше. По-моему, вот-вот начнется метель.
Сьюзи задумчиво разглядывала окрестности. Набиравший силу ветер гнал поземку, усугубляя мрачность пейзажа, его завывание было слышно даже в машине. Сьюзи опустила стекло, высунула наружу голову и похлопала Эндрю по колену, прося остановиться.
Машина резко затормозила, Сьюзи выскочила и бросилась на обочину, где ее стошнило съеденным в аэропорту сэндвичем.
Эндрю подошел и взял ее за плечи, чтобы поддержать. Когда спазмы прекратились, он усадил ее в машину и вернулся за руль.
— Мне очень стыдно, простите, — выдавила она.
— Никогда не знаешь, что они суют в этот целлофан…
— Сначала, — заговорила она еле слышно, — я просыпалась с мыслью, что это всего лишь дурной сон, что он поднялся раньше меня и я найду его в кухне… Я всегда просыпалась раньше его, но притворялась спящей, чтобы дать ему приготовить завтрак. Свист чайника служил сигналом, что пора вставать. Я ведь лентяйка. В первые месяцы после его смерти я машинально одевалась и брела, сама не зная куда. Иногда заходила в гипермаркеты и слонялась по проходам с пустой тележкой, ничего не покупая. Смотрела на людей и завидовала. Дни становятся бесконечными, когда рядом нет любимого человека.
Эндрю медленно опустил стекло и поправил зеркало, подыскивая слова.
— После больницы, — наконец заговорил он, — я целыми днями торчал у Вэлери под окнами. Часами просиживал на скамейке, уставившись на дверь ее подъезда.