— Как, опять глупость? — удивился я.
— Да, но на этот раз — последнюю, — отвечал мой собеседник. — Боюсь, я изрядно утомил вас своими рассказами. Каждый колледж непременно желал заполучить отличников, вот мы и приняли на вооружение систему, которая, как я слышал, была весьма популярна у вас в Англии. Итак, колледжи начали бороться друг с другом за лучших учеников, а те вели себя как привередливые покупатели! Боже, какими гусынями мы были! Учеников всеми силами старались закрепить за тем или другим университетом. Теперь нам не приходилось больше платить им. Зато все наши денежки уходили на то, чтобы сманить лучших ребят в свой колледж! Борьба была настолько острой, что прямого подкупа оказалось уже недостаточно. Любой колледж, желавший закрепить за собой смышленого молодого человека, должен был встречать его уже на станции, а то и охотиться за ним прямо на улице. И первый, кто успевал дотронуться до него, получал право забрать бедного студента в свой колледж!
— Да, представляю себе! Охота на приезжающих учеников — это, должно быть, забавное занятие, — проговорил я. — Не могли бы вы рассказать об этом поподробнее?
— Охотно! — отозвался Господин. — Я постараюсь описать вам последнюю такую охоту, состоявшуюся как раз накануне того, как этот вид спорта (а это и впрямь был настоящий спорт; мы называли его «Охотой на подростков») был окончательно запрещен. Я видел и готов поручиться, что бедный студент был, что называется, при смерти. Теперь я понимаю, каково ему приходилось! — продолжал он, возвысив голос и обводя присутствующих пристальным взглядом своих задумчивых глаз. — Мне кажется, это было только вчера… хотя с тех пор прошло… — Тут он взял себя в руки, и шепот замер на его губах.
— Сколько, вы говорите, лет прошло с тех пор? — спросил я; мне очень хотелось выяснить хотя бы один конкретный факт из его жизни.
— О, много, много, мой друг, — отвечал он. — Сцена на железнодорожной станции (как мне рассказывали) переполнила чашу терпения этой дикости. Восемь или девять директоров колледжей собрались у ворот перрона (на сам перрон никого не пустили!), и станционный смотритель провел черту и потребовал, чтобы все они встали перед ней. Затем ворота распахнулись! Бедный юноша выскочил из них и молнией понесся по улице, а директора колледжей с жадным нетерпением уставились на него. Слово взял Инспектор. «Один! Два! Три! Марш!» — по старинке скомандовал он, и охота началась! О, это было захватывающее зрелище, поверьте мне! На первом повороте студент выронил огромный греческий словарь, затем, пока он бежал, из него буквально сыпались разные мелкие предметы; затем он обронил зонтик и, наконец, свою гордость — огромный портфель. Тем временем охота продолжалась! Сфероидальный директор …ского колледжа…
— Какого-какого колледжа? — переспросил я.
— Одного из колледжей, — уклончиво отвечал Господин, — решил проверить на практике собственную, открытую им самим, Теорию Ускорения Скорости и схватил беднягу как раз напротив того места, где я стоял. О, мне никогда не забыть борьбы, завязавшейся между ними! Но скоро все было кончено… Из тех, кто попал в его огромные костлявые руки, не удалось вырваться еще никому!
— Позвольте спросить: почему вы назвали его «сфероидальным»? — поинтересовался я.
— Этот эпитет относится к его фигуре, имевшей форму идеальной сферы. Надеюсь, вам известно, что пуля — еще один пример идеальной сферы, — летящая по идеальной траектории, движется с Ускоренной Скоростью?
Я поспешно кивнул.
— Так вот, мой сфероидальный приятель (я горжусь, что могу назвать себя его другом!) решил выяснить, почему это происходит, и обнаружил сразу три причины этого. Во-первых, потому, что сама пуля является идеальной сферой. Во-вторых, потому что она летит строго по прямой. И в-третьих, потому что она не отклоняется вверх. Если все эти условия соблюдены, вы можете достичь Ускоренной Скорости.
— Вряд ли, — усомнился я. — Простите, но здесь я не могу с вами согласиться. Предположим, эта теория применима для горизонтального движения. Если пуля летит строго горизонтально, то…
— …то она движется не по прямой, — докончил мою фразу почтенный собеседник.
— Ладно, не буду спорить, — отозвался я. — И как же поступил ваш легендарный приятель дальше?
— Дальше, как вы справедливо заметили, он решил применить свою теорию к горизонтальному движению. Но всякое движущееся тело всегда готово упасть и потому нуждается в постоянной опоре, чтобы продолжать двигаться по горизонтали. «Что же, — спросил он себя, — может стать постоянной опорой для движущегося тела?» — И сам ответил: «Человеческие ноги!» Именно в этом и состоит его открытие, обессмертившее его имя!
— Его имя? Как оно звучит?.. — вкрадчиво спросил я.
— Это не имеет значения, — мягко возразил Господин в ответ на мои настойчивые расспросы. — А последующие его действия совершенно понятны. Он сел на специальную диету, начав питаться нутряным салом и клецками до тех пор, пока его тело не приняло форму идеальной сферы. И тогда он решил устроить первый пробный пробег — пробег, едва не стоивший ему жизни!
— Как же это так?
— Видите ли, он и понятия не имел о той громадной Природной Силе, которая теперь действовала в нем… Он слишком резво начал! Уже через несколько минут он мчался со скоростью сто миль в час! И если бы ему не хватило сообразительности поскорее врезаться в самую середину стога сена (который в результате разлетелся в пух и прах!), он, без сомнения, вскоре покинул бы эту планету и умчался бы в открытый космос!
— И как же закончилась та самая последняя Охота на подростков? — полюбопытствовал я.
— Видите ли, она привела к скандальному спору между двумя колледжами. Дело в том, что директор другого колледжа тоже дотронулся до студента почти одновременно с нашим сфероидальным героем, так что никто не мог решить, кто же из двух директоров первым завладел им. Спор получил огласку в печати, мы утратили доверие клиентов, и Охоту на подростков пришлось прекратить. Ну вот, я рассказал вам практически все о том безумии, с которым мы боролись друг с другом, чтобы заполучить смышленого ученика, словно ученики — это антикварные вещи, распродаваемые с аукциона! И когда безумие достигло своей кульминации, а один из колледжей публично объявил о намерении выплачивать стипендии по тысяче фунтов per annum[30], один из наших туристов привез манускрипт со старинной африканской легендой. Кстати, у меня при себе есть ее экземпляр. Если угодно, я могу перевести ее для вас. Хотите?
— Очень… Продолжайте, прошу вас, — сонным голосом отозвался я.
Глава тринадцатаяЧТО ХОТЕЛ СКАЗАТЬ ТОТТЛС
Господин неспешно развернул манускрипт, но, к моему изумлению, вместо того, чтобы читать его вслух, принялся петь мягким мелодичным голосом, раздававшимся в зале.
«Подумай, тыща фунтов в год —
Совсем немаленький доход!» —
Воскликнул Тоттлс. — «Эх, молодежь!
Ты с ним безбедно проживешь!
Жена для мужа — не беда,
О том не стоит и вздыхать».
«Но для жены глава всегда —
Муж!» (Вот что он хотел сказать…)
Медовый месяц пролетел,
А молодые — не у дел.
И вскоре теща во всю прыть
Спешит их счастье разделить.
«У вас — солидный капитал:
А это, дети, благодать…»
«Само собою…» — пробурчал
Тоттлс. (Вот что он хотел сказать.)
Он тотчас снял роскошный дом
И ложу в Ковент-Гарден. Там
Текли их денежки ручьем
В карманы плутам и друзьям.
За домик в Лондоне пора
Три сотни фунтов им отдать…
А Тоттлс ликует: «Жизнь — игра!
Да!» (Вот что он хотел сказать.)
Богатством вдрызг обременен,
Тоттлс распотешил простаков:
Купил игрушку-яхту он,
Завел и дюжину стрелков,
И дачу — там, на Хайлэнд-Лох,
И лодку — краше не сыскать…
«Как надоел мне гэльский „ох“!
Ах!» (Вот что он хотел сказать.)
В этот момент или, лучше сказать, паузу между погружениями в пучину сна я внезапно понял, что глубокие басовые ноты, разбудившие меня, исходили не от Господина, а от Французского Графа. Тем временем почтенный джентльмен продолжал рассматривать манускрипт.
— Прошу прощения, что заставил вас ждать! — проговорил он. — Я просто хотел убедиться, все ли слова я смогу перевести на английский. Но теперь я готов начать. — И он прочитал мне следующую легенду:
«В некоем городе, находящемся в самом центре Африки, куда редко заглядывают путешественники, местные жители всегда покупали яйца — а яичный коктейль при таком климате составлял их насущную потребность — у Купца, каждую неделю приезжавшего и останавливавшегося у городских ворот. Всякий раз, когда Купец появлялся в городе, люди теснились вокруг него и наперебой раскупали яйца, так что самое плохонькое яйцо в его корзине по цене равнялось двум, а то и трем верблюдам. И с каждой неделей цена на яйца все росла и росла. Но жители продолжали пить яичный коктейль, удивляясь, куда же уходят все их деньги.
И вот однажды они собрались на совет. И поняли, какими ослами они были до сих пор.
И вот, когда Купец опять приехал в город, его встречал всего один Горожанин. Он крикнул Купцу: „Эй ты, крючконосый хитроглаз, тощая бородища, почем эти яйца?“
Купец отвечал: „Я могу продать их хоть все по десять тысяч пиастров за дюжину“.
Горожанин кашлянул и сказал: „Я предлагаю тебе по десять пиастров за дюжину, и ни монеты больше, о отродье бесчестных предков!“
Купец почесал бороду и отвечал: „Хм! Лучше я подожду, пока появятся твои приятели“. И он стал ждать. А Горожанин стоял возле него. И они все ждали и ждали…»
— На этом манускрипт обрывается, — пояснил Господин, бережно сворачивая его. — Но и того, что мы слышали, вполне достаточно, чтобы открыть нам глаза. Мы убедились, какими простаками мы были, покупая своих учеников точно так же, как жители того городка покупали яйца, — и разорительная система была тотчас отменена. О, если бы нам удалось отменить вместе с ней и многие другие обычаи, которые мы переняли у вас, вместо того чтобы обратиться к здравому смыслу! Увы, все было совсем не так. Но что действительно погубило мою страну и заставило меня покинуть родной дом — так это введение во всех сферах жизни и даже в армии Теории Политической Дихотомии!