Истинного Властелина? Вне воли Его ничто на этой земле не происходит. Ведь даже самозванец Иешуа называл его Князем Мира Сего.
Он помолчал и добавил:
— Да в именах ли суть… Ты можешь называть меня иначе, если тебе так удобнее: Шейх-эль-Ибель.
— «Старец горы», — полувопросительно произнес де Пейн, неплохо знавший арабский язык.
— Точно. Молодец, — похвалил его Ахашверош, он же Шейх-эль-Ибель. — Думаю, что на пока, но очень ненадолго, мы расстанемся. Уже завтра ночью я снова приведу тебя сюда, но не одного. С собой ты возьмешь своего ближайшего друга…
— Жоффре? — удивился де Пейн.
— Именно. Жоффре де Сен-Омера. Он тоже должен быть посвящен.
Гуго бросил взгляд на склон горы и оцепенел. Ни проема, ни следа пещеры. Обычный знакомый склон.
— На этом расстанемся, — сказал Ахашверош. — Иди. У тебя настоящие друзья. Они оставили тебе самые вкусные куски дичи.
Следующая ночь была едва ли не точным повторением предыдущей, с той лишь разницей, что Жоффре де Сен-Омер, которого де Пейн взял с собой на встречу с Шейхом, повел себя скорее растерянно, чем воинственно. Когда Ахашверош предложил ему отречься от Иисуса, Жоффре осторожно прикоснулся к плечу друга и почти шепотом спросил:
— Гуго, он говорит, что ты уже сделал это… Я не верю. Скажи мне, что это не так.
И Гуго де Пейн глухим голосом ответил:
— Да, Жоффре. Я сделал это. И сейчас это сделаешь ты. Доверься мне и… ему.
Де Сен-Омер повиновался. И, стоя на коленях в пещере, под прожигающим насквозь взором Бафомета, он, как и де Пейн ночью ранее, переполнялся какой-то гигантской, бьющей через край, клубящейся черной энергией.
Сейчас, когда все трое сидели на плоском обломке скалы, рыцарь ощущал, что изменилось все его существо, что сам он стал неизмеримо сильнее, но вместе с тем в душе его воцарился мрак, не освещавшийся ни искоркой света.
— Шейх, — негромко позвал он. Старец повернулся к нему. — Ведь ты обещал мне свет…
— И ты получил его, — бесстрастно отозвался Ахашверош. — Это черный свет, тысячу крат более сильный, чем свет полуденного солнца. Этот свет способен впитывать в себя любой другой, превращая его в энергию. В мире не будет тех, кто смог бы противостоять вам. Залогом сему — тот самый свет, которым вознаградил вас Великий Бафомет, Светоносный Машиах. Вы же передадите его тем, кто пойдет вслед за вами, дабы свершить задуманное от века: очистить землю от мириад жалких подобий лже-Творца. И тогда для остальных наступит неразрушимое и счастливое Царство Бафомета-Светоносца.
Де Пейн задумчиво произнес:
— Бафо-мет… И что же значит это имя?
— Ну, тебе ли не понять его смысла? — насмешливо заметил старик. — Ведь греческий язык тебе знаком с детства.
Гуго покраснел, утешаясь лишь тем, что во мраке ночи этого не видит де Сен-Омер. Да, Гуго де Пейн, он же Уго Пагани, родился и рос в Южной Италии, где до сих пор сохранилось множество греческих поселений, а язык греков уже давно и прочно смешался с языком потомков древних италийцев. И даже сама его родина называлась Magna Graecia — Великая Греция.
— Baphe-metous, — пробормотал он. — Крещение мудростью?
Старик хлопнул в ладоши и возгласил, одобрительно и одновременно радостно:
— Хвала тебе, рыцарь! И еще большая хвала нашему Властелину, ибо выбор его оказался верным! Теперь же, Великий магистр де Пейн и сенешаль ордена де Сен-Омер, слушайте и запоминайте! До единого слова и до единой буквы!
Иерусалим, 24 мая 1136 г.
Великий магистр ордена рыцарей Христа умирал. Сознание еще, однако, теплилось в нем, и он, вспоминая прошедшие шестнадцать лет, не мог сдержать удивления: все, что в ту ночь поведал им Ахашверош, сбылось до йоты.
Вокруг ложа Магистра стояли самые близкие ему рыцари. Недоставало лишь ближайшего, самого дорогого друга, Жоффре. Де Сен-Омер отправился на Кипр, дабы присоединить очередной дар, замок бывшего губернатора острова Исаака Комненоса, к владениям разросшегося и могучего ордена тамплиеров. Замок был захвачен бесстрашным и безжалостным Ричардом Первым, который не напрасно награжден был прозвищем Львиное Сердце. А завладев замком, король уступил его ордену за символическую плату в несколько золотых, приобретя тем самым союзничество и поддержку тамплиеров. Де Сен-Омер, уезжая, оставил Великого магистра в добром здравии и превосходном настроении. Но… Малярия свалила и обессилила де Пейна в считаные дни, а горячка иссушила далеко не молодое уже тело, не оставив надежды на выздоровление.
— Но… как? — хрипло прошептал де Пейн. — Как он мог знать… до дня… до человека… до единого ничтожного… события?
Склонившись над ложем умирающего, Андре де Монбар, один из тех, на ком с самого начала строилось здание великого ордена, тихо спросил:
— Кто, ваша светлость? О ком вы говорите?
С другой стороны кровати, по левую руку от де Пейна, над ним наклонился старик в изрядно поношенном халате и в небольшой, небрежно повязанной чалме.
— Ты удивляешься, Уго?
— Да! — Де Пейн, сделав усилие, приподнялся было на локтях, но тут же рухнул на подушки. — Ведь сбылось все… Даже то, что не могло сбыться…
Рыцари, находившиеся в комнате, растерянно смотрели друг на друга. С кем говорит Великий магистр? К кому из них он обращается?
— Да, такого прежде не бывало, — Ахашверош, улыбнувшись, покачал головой. — Но ведь произошло! Девять оборванных рыцарей явились к королю Бодуэну с просьбой узаконить их рыцарский орден! Что может быть смешнее?
— Да, да… — горячечно соглашался де Пейн. — Это было смешнее смешного, это было просто сумасшествием…
— Он бредит, — вынес вердикт де Монбар. — Говорит сам с собой. Жизнь вот-вот покинет его.
— И однако же, — продолжал Ахашверош, невидимый и неслышимый никому, кроме Гуго де Пейна, одной ногой уже стоявшего за гранью царства тьмы, — король Бодуэн вместе с патриархом Вармундом, как и все члены Совета в Наблусе, утвердили вашу просьбу, узаконив орден. Орден девяти оборванцев! — Он рассмеялся, но тут же посерьезнел. — Но вот прошло всего лишь шестнадцать лет, и посмотри, кем вы стали, какую силу вы набрали! И это лишь начало, Уго, лишь начало. Правда, для ордена, а не для тебя. Тебе, как ты хорошо понимаешь, пора. Светоносный Владыка вот-вот примет тебя в свои объятья.
— Уже?.. — прохрипел Великий магистр.
Старик пожал плечами:
— Я никогда не обещал тебе бессмертия, рыцарь де Пейн. Но я обещаю бессмертие твоему ордену, хотя многие будут пытаться срубить под корень древо, выращенное нами, и в самодовольстве своем будут уверены, что им это удалось. Останется бессмертным и твое имя. Но теперь — пора.
И де Пейн с ужасом увидел, что вместо поблескивавших иронией глаз старца на него взирает пара исторгающих огонь глаз Бафомета. Две струи пламени сливались в единый поток, и Гуго почувствовал, как погружается в эту огненную реку, которая несет его к своему истоку: вдаль и вглубь. Он хотел закричать, но из глотки его вырвался лишь слабый предсмертный хрип, который вскоре прервался.
Де Монбар приложил палец к сонной артерии Магистра, сумрачно кивнул и медленным движением ладони закрыл веками глаза мертвеца. Рыцари, стоявшие вокруг ложа, обнажили головы.
— Де Брие, — негромко приказал де Монбар, — позовите брата-капеллана.
За его спиной раздался спокойный голос:
— Я исповедовал Великого магистра еще ночью и тогда же отпустил ему грехи.
— Аминь, — хором произнесли все находившиеся в комнате.
Глава 4. Нить разматывается или…запутывается?
— Если ты выпьешь еще один эспрессо, то тебе и в самолете не удастся уснуть, — заметил Артур. — Учитывая, что закусываешь ты свой напиток уже второй пачкой «Голуаз».
— Кофеин-никотин очень-очень вредно, знаю. Но думать помогает, — отозвалась Эли.
— А над чем тебе думать? Читаешь хроникера — и читай не напрягаясь.
— Я хочу понять, как двигалась мысль тех, кто прошел испытание. Это ведь тоже своего рода карта маршрута внутри кроличьей норы.
— Н-ну, пожалуй, — согласился Артур. — Кстати, а когда ты собираешься звонить Ден… пардон, Моргану?
Эли бросила взгляд на свои часики.
— Да вот прямо сейчас. — Подвинув к себе салфетку с записанным номером Хэнкока, она принялась набирать цифры на своем айфоне. Громкую связь, однако, включать не стала.
— Морган? Привет, напарник! Эли, Эли Бернажу, если ты еще не забыл Куантико.
МакГрегор потихоньку выскользнул из кабинета. Пройдя по коридору, он заглянул в столовую, где поглощал свой ужин Джеймс Робертсон. Заметив хозяина, дворецкий вскочил на ноги, но тут же сел, увидев успокаивающий жест Артура.
— Продолжай, старина, подкрепляйся. Я на минутку.
МакГрегор устроился напротив дворецкого.
— Джеймс, нам надо быть в Хитроу не позже семи утра. Во сколько выезжаем?
— Сэр, да ведь вам этот маршрут известен до ярда. За час, максимум за час с четвертью докатим.
— Стало быть, старина, выезжаем без четверти шесть.
— Понятно, сэр. Машина будет у парадного входа. Разрешите вопрос, сэр?
— Ну что за экивоки, Джеймс. Давай.
— Куда собираетесь лететь?
— В Штаты.
— Ух! — восхитился Робертсон, продолжая уписывать ужин. — Далековато. И, осмелюсь поинтересоваться, надолго ли?
Артур развел руками.
— Понятия не имею. Может, на несколько дней, а может…
— Как карта ляжет? — подсказал Джеймс.
— Именно. В общем, как всегда, остаешься здесь за старшего.
— Слушаюсь, сэр. Обрез готовить?
МакГрегор невольно рассмеялся. Последний раз, когда дворецкий оставался за старшего, особняк посетила парочка киллеров, охотившихся за артефактом колоссальной важности. Тогда встреча закончилась счетом 2:0 в пользу мистера Робертсона и его обреза, но и сам он был ранен довольно серьезно. В кровати, впрочем, валялся недолго. Бывший профессионал подпольных боев без правил очень быстро восстановил силы и здоровье.