12, играя в го с напарником. Так или иначе, он получит свои триста иен, и польза для общества в обоих случаях будет одинаково сомнительна. Так?
— Играл с напарником? — переспросил Охира. — Если это подтвердится, Канагава получит выговор.
— Господин комиссар! — Хитоси отправил последнюю ложку мисо в рот и удовлетворённо отставил пустой судок. — Простите, но вы акцентируете своё внимание вовсе не на том. Я пытаюсь объяснить вам, что не нуждаюсь в опеке выпускника полицейской академии. Это смешно!
— Всё дело в том, что Канагава — выпускник академии? Вас это смущает?
— Будь он хоть трижды Пелсией!13 — воскликнул Хитоси, выставив перед собою палочки с гункан-маки и отправив рис с ломтиком лосося в рот. — Конечно, дело не в вашем подчинённом. Если мы хотим жить в открытом обществе — нам не следует бояться.
— Я не стал говорить вашей жене, но кое-что случилось. На прошлой неделе, в среду.
— Это связано с «Аятами»? — Игараси поднёс край бумажного стаканчика ко рту, но не отпил, а лишь смочил губы.
— Боюсь, что да, — ответил сдержанно Охира. — Издательство не связывалось с вами, так ведь?
— Нет.
— Они замолчали этот факт, чтобы не прикармливать панические настроения. Признаться, я и сам узнал только вчера. Досадная промашка пресс-службы.
— Да что случилось, комиссар? Говорите же!
— Третьего июля профессор драматургии из миланского театра Пикколо получил ножевое ранение в своей квартире в Леньяно. Его звали Этторе Каприоло. Вам знакомо это имя?
— Возможно, — задумчиво проговорил Игараси, пробуя несколько раз повторить непривычное имя. — Он был на моих лекциях?
— Нет, он не бывал в Японии, но я думал, вы могли бы знать друг друга, поскольку он, как и вы, занимался переводом.
— Вы говорите: «его звали»? — Хитоси попытался справиться с ломающимся дыханием.
— С ним всё в порядке, — поспешил успокоить Охира. — Он получил множество поверхностных ран, но его жизни в настоящий момент ничего не угрожает. Ему наложили швы и сделали операцию по сшиванию сухожилия пальца. На следующей неделе врачи обещали выписать Этторе из больницы.
— А кто был нападавшим?
— Полиция Милана не произвела никаких арестов и не выдвинула никаких версий о мотивах нападения.
— Почему вы тогда думаете, что это может иметь отношение к переводу?
— Очевидно, это имеет самое прямое отношение! — резко осадил Охира. — Вчера из Милана по телетайпу я получил стенограмму допроса Каприоло. Согласно его показаниям, третьего числа около двух часов пополудни в театр позвонил мужчина, представившись сотрудником дипломатического ведомства. У говорящего был характерный арабский акцент. Хотя, по словам господина Каприоло, по-итальянски тот говорил весьма недурно. Сославшись на литературный интерес к… — Охира запнулся и потемнел лицом, недовольно покривившись своей забывчивости. Он пропустил руку в карман, чтобы подсмотреть в блокнот.
— «Харун и море историй», — подсказал Игараси.
Комиссар сверился с блокнотом и удивлённо посмотрел на преподавателя.
— Верно. Именно этот перевод Ахмеда Салмана Рушди профессор готовил для детского лингафонного центра в Риме. В дальнейшем он собирался предложить театру Пикколо поставить спектакль «Тысяча и одна история Харуна» для детей эмигрантов из стран Ближнего Востока. — Охира кончил читать и закрыл блокнот. — Откуда вы знаете?
— Мне знакомо имя профессора, потому что я читал его критический разбор «Харуна» в одном театроведческом журнале. — Хитоси задумчиво погладил ямочку на подбородке. — К сожалению, я не сразу вспомнил. Профессор определённо восхищался тем, что при всей пародийности произведения и его карикатурном подражании арабским сказкам, в историях Харуна есть место сатире и гротеску, не свойственные, скажем, «Книге тысяча и одной ночи», больше известной у нас в Японии, как «Сказки Шахразады».
— Не знаю, может быть! Я не читал. — Комиссар примирительно пожал плечами. — Я продолжу дальше?
— Да, пожалуйста.
Отставив мизинец, Игараси, сочно причмокивая, посасывал чаёк из бумажного стаканчика, будто из императорского фарфора. Взволновавшись на мгновение за жизнь чужого человека, он больше не выказывал своей встревоженности ни жестом, ни взглядом, ни поступком. Комиссару это безразличие показалось напускным, и он покривился оскорбительной самонадеянности собеседника, потому как назвать такое поведение недалёким или глупым он не мог — уличить в подобном крупнейшего в Японии востоковеда и специалиста в области арабистики, комиссару и в голову не приходило.
— Итак, — продолжал Охира, — звонивший заручился лингвистической поддержкой профессора в другом проекте Рушди, но не уточнил в каком. Вместо этого он потребовал встречи, но Этторе, сославшись на большую занятость, предложил направить ему на почту официальный запрос, на который он обещал в самом скором времени ответить. Собеседник согласился и уточнил адрес, на который можно было бы направить официальную почту из дипведомства. Этторе надиктовал свой домашний адрес в Леньяно, полагая, что в многочисленной театральной корреспонденции письмо могло бы затеряться.
Игараси жевал тягучий десерт и блаженно улыбался, словно и не слышал рассказа комиссара.
— Да, да, — сказал он с набитым ртом, отгоняя подозрение Охиры. — И что же было дальше?
— А дальше было то, — разозлился комиссар, — что вечером того же дня, возвращаясь к себе домой на улицу Куртатоне, владение тринадцать, квартира восемь, господин Каприоло столкнулся в дверях с неким иранцем, который насильно втолкнул профессора в его квартиру и под угрозой физической расправы потребовал адрес Рушди. Не получив желаемого, иранец сперва избил профессора, а после пустил в ход нож для разделки рыбы, который прятал в рукаве. Он нанёс несколько неглубоких колотых ран и повредил сухожилие в районе правого запястья. После чего убежал, оставив истекающего кровью Каприоло на полу.
— Это любопытно, но почему, имея эти сведения, итальянская полиция безмолвствует?
Охира смял пилотку, которая лежала на коленях, и в сердцах стукнул пухлым кулаком по ней.
— Они не заинтересованы в огласке. Нападавший, похоже, действительно имел отношение к посольству Ирана в Риме. Во всяком случае, следы ведут туда.
— И всё же непонятно…
— Дипломатический иммунитет сотрудников иранской дипмиссии в Риме не позволяет предъявлять обвинение без весомых доказательств.
— Разве господин Этторе не смог бы опознать нападавшего человека?
— Конечно, Каприоло мог бы опознать нападавшего, но этого мало для доказательной базы.
— А больше улик, — заключил Хитоси, — у ваших итальянских коллег нет?
— Надо признать, — кивнул Охира, — иранец действовал профессионально.
— Профессионально? — с сомнением переспросил Хитоси. — Профессиональные убийцы не пользуются ножами для разделки рыбы.
— Полагаю, он не собирался убивать профессора, — возразил комиссар. — Только запугать! Смею думать, что нападавший не особо рассчитывал, что Каприоло выдаст сведения о месте нахождения Ахмеда. Всё общение Этторе с Рушди сводилось к переписке с правообладателем романа — организацией «Статья 19». У вас же, сразу после публичного объявления автором «Аятов» о своём возвращении к исламу, в декабре 90-го, завязались настолько тёплые отношения, что в деловой переписке вы даже называли его Джо — по кодовому имени, разработанном британским спецотделом, ведающим безопасностью королевской семьи и членов правительства, а с некоторых пор — и безопасностью одного из верноподданных королевы — сэра Салмана Рушди.
Он сузил глаза и внимательно посмотрел на собеседника.
— Сэмпай, вы тоже не знаете о месте нахождения автора «Шайтанских аятов»?
В тоне комиссара звучала виноватость за вопрос, но зрачки по-прежнему тлели неостывающими углями в узкой полосе между сдвинутыми веками. И он добавил:
— Вы вроде не тот человек, кому нужно объяснять, как важно не говорить лишнего.
— Вы, комиссар, только что раскрыли себя самым некрасивым, самым непристойным образом, — поморщился Хитоси. — Теперь мне становится понятней смысл фразы о том, что это неизбежно касается политики. Ну конечно! Вы боитесь не того, что какой-нибудь фанатик-одиночка в своём желании выцарапать проездной в исламский рай зайдёт так далёко, что исполнит карательную фетву14, а того, что в этом ему может оказать содействие гражданин Японии.
— Сэмпай, когда к горлу приставлен нож, выбор не так уж и велик, — тяжело, как камни, ворочая слова, проговорил Охира. — Но смею надеяться, подобной ситуации здесь, у нас, мы не допустим. Я прошу от вас немного: неукоснительного следования утверждённому протоколу безопасности, в рамках которого инспектор Мамору Канагава должен сопровождать вас. Вы не должны препятствовать ему! Кроме этого, с сегодняшнего дня в протокол внесён дополняющий пункт в части обеспечения систематического наблюдения за вашим домом. До особого распоряжения главы столичного департамента два полицейских наряда будут вести круглосуточное патрулирование вашего района.
— Всего мог ожидать от вас, комиссар, но это уже слишком. — Хитоси резко поднялся, стряхивая крошки.
— Как и вы, я отказываюсь мириться с тем, чтобы насилие определяло повестку дня. — Охира попытался перехватить Хитоси за руку. — Вопреки вашим словам, я осознаю ценности, за которые ведётся бой, но и знаю цену этому сражению. Мы не можем позволить стать ему тотальным, оно должно носить, в худшем случае, характер спарринга. Мы не можем допустить ещё один Бомбей15.
— Что вы хотите этим сказать?
— Ходят слухи, что в Англию проникла группа боевиков, чтобы поквитаться с Ахмедом.
— Бросьте, комиссар! — отмахнулся Игараси. — Репутация британских мусульман в результате противостояния настолько сильно пострадала, что они первые же не допустят подобного сценария. Эти слухи не более чем жареные факты для жёлтой прессы, которые журналисты с удовольствием муссируют последние два года. Ваша пресс-служба действительно работает из ряда вон.