Чтобы успокоиться, он поднял видеофонную трубку и набрал номер, по которому передавали молебен.
Припарковав машину, он прошел пешком до Почтовой улицы и обнаружил возле дома, где размещался его кабинет, небольшую толпу, состоящую из зевак, роботов-репортеров и нескольких полицейских в синих мундирах. Определенно, все дожидались его.
– Доброе утро! – неловко поздоровался он с полицейскими и, вытащив из кармана ключ, двинулся к дверям.
Толпа расступилась перед ним. Он поднялся по ступенькам, открыл дверь и распахнул ее настежь, впустив утреннее солнце в длинный коридор, стены которого были украшены эстампами Пауля Клее и Кандинского. Эти эстампы доктор Сьюпеб и доктор Баклман развесили семь лет назад, стремясь хоть чуть-чуть украсить это довольно старое здание.
– Наступает час испытания, дорогие телезрители, – объявил один из роботов-репортеров. – Вот-вот появится первый на сегодня пациент доктора Сьюпеба.
Полицейские с торжественным видом ждали развития событий. Будто готовились к параду…
Прежде чем войти внутрь, доктор Сьюпеб остановился в дверном проеме, повернулся к тем, кто последовал за ним, и сказал:
– Прекрасный денек! Для октября, во всяком случае.
Он хотел придумать какую-нибудь героическую фразу, полную патетики и пафоса, которая придаст благородство его нынешнему положению, но ничего такого в голову не приходило. Видимо, решил он, причина в том, что героизму здесь нет места. Ведь он просто делает то, что делал пять раз в неделю в течение многих-многих лет, и не нужно быть особенным храбрецом, чтобы пройти давно заведенным рутинным путем еще один раз. Разумеется, платой за это ослиное упрямство станет арест – разумом своим он прекрасно понимал это, – однако телу и нервной системе не было до ареста никакого дела. И Сьюпеб автоматически переступил порог.
– Мы с вами, доктор! – выкрикнула из толпы незнакомая женщина. – Удачи вам!
Ее поддержали, на несколько мгновений возник одобрительный гул, тут же, впрочем, стихший. Полицейские в эти несколько секунд выглядели докучливыми надоедами. Доктор Сьюпеб прикрыл за собой дверь.
Едва он вошел в приемную, сидевшая за своим столом Аманда Коннерс подняла голову:
– Доброе утро, доктор!
Ярко-рыжие волосы секретарши, перетянутые ленточкой, просто пылали, а из декольте мохеровой кофточки стремилась выскочить божественная грудь.
– Доброе! – отозвался доктор Сьюпеб, радуясь ее присутствию здесь, да еще в столь великолепном виде.
Он вручил Аманде пальто, которое она повесила в стенной шкаф.
– Ну что ж… – Он закурил некрепкую флоридскую сигару. – Кто там у нас сегодня первый пациент?
Аманда заглянула в журнал регистрации:
– Мистеру Раги, доктор, назначено на девять часов. У вас еще есть время, чтобы выпить чашку кофе. Сейчас я сделаю. – Она шагнула к кофейному автомату в углу приемной.
– Вы ведь знаете о том, что должно произойти, – сказал Сьюпеб. – Не так ли?
– Разумеется… – Мэнди поднесла ему бумажный стаканчик с кофе, пальцы ее дрожали. – Но ведь ИАПП освободит вас под залог!
– Я боюсь, что это будет означать конец вашей работе здесь.
– Да, – кивнула секретарша. Она уже не улыбалась, ее большие глаза потемнели. – Никак не могу понять, почему Дер Альте не наложил вето на этот законопроект. Николь была против, и потому вплоть до самого последнего момента я была уверена, что и он против. Боже мой, ведь у правительства теперь есть оборудование для путешествий во времени. Почему бы им не отправиться в будущее и не убедиться, что этот законопроект принесет лишь обнищание нашему обществу.
– А может, оно так и поступило, – сказал Сьюпеб.
«И не обнаружило никакого обнищания», – добавил он про себя.
Дверь в приемную отворилась. На пороге стоял первый на сегодня пациент. Мистер Гордон Раги, бледный от нервного возбуждения.
– Вы все-таки пришли, – сказал доктор Сьюпеб.
Он глянул на часы: Раги появился раньше назначенного времени.
– Мерзавцы! – отозвался Раги.
Это был высокий худощавый мужчина лет тридцати пяти, хорошо одетый. По профессии он был брокером и работал на Монтгомери-стрит.
За спиной у Раги возникли двое полицейских в штатском. Они молча уставились на доктора Сьюпеба, ожидая дальнейших событий.
Роботы-репортеры вытянули вперед рецепторы, очень смахивающие на пожарные брандспойты, и поспешно принялись впитывать в себя информацию. На какое-то время все застыли в молчании.
– Проходите в кабинет, – сказал наконец доктор Сьюпеб мистеру Раги. – И давайте начнем с того, на чем остановились в прошлую пятницу.
– Вы арестованы, – тут же заявил один из копов в штатском. Он шагнул к доктору Сьюпебу и показал постановление об аресте. – Пройдемте с нами!
Он взял доктора Сьюпеба под локоть и потащил к двери. Второй коп уже пристроился с другого бока, в результате чего Сьюпеб оказался зажатым между ними. Все было проделано очень быстро и без суеты.
– Мне очень жаль, Гордон, – сказал доктор Сьюпеб, поворачиваясь в сторону мистера Раги. – Очевидно, я уже не сумею продолжить начатый курс лечения.
– Крысы хотят, чтобы я принимал лекарства, – с горечью отозвался Раги. – А ведь они прекрасно знают, что эти таблетки сделают меня больным. У меня такой организм, что эти таблетки для меня просто яд.
– Интересно следить, – забормотал один из роботов-репортеров, обращаясь, скорее всего, к своей телеаудитории, – за лояльностью пациента по отношению к своему психоаналитику. Кстати, а почему должно быть иначе? Этот человек уже давно верит в возможности психоанализа.
– Шесть лет, – сказал ему Раги. – И при необходимости лечился бы еще столько же.
Аманда Коннерс начала тихо плакать в носовой платок.
Пока двое копов в штатском и целый наряд полицейских в форме сопровождали доктора Сьюпеба к патрульной машине, из толпы еще раз раздались громкие возгласы в его поддержку, правда не очень активные. К тому же толпа эта состояла в большинстве своем из людей далеко не молодых. Все они были из той, более ранней эпохи, когда психоанализ был весьма и весьма уважаемым ремеслом; как и сам доктор Сьюпеб, эти люди были частицей совсем иного времени. Ему очень хотелось увидеть здесь хотя бы пару молодых людей, но таковых в толпе не оказалось.
Человек с худым лицом, одетый в тяжелое пальто, сунул в рот филиппинскую сигару ручной работы «Бела Кинг», раскурил ее и выглянул из окна полицейского участка. Затем он проконсультировался с собственными часами и принялся беспокойно шагать по комнате. Когда он покончил с первой сигарой и уже взялся за другую, перед окном проехала полицейская машина. Он тут же поспешил наружу, на платформу разгрузки, где полиция уже готовилась к приемке доставленного арестанта.
– Доктор, – сказал он, – меня зовут Уайлдер Пэмброук. Мне бы хотелось переговорить с вами.
Он кивнул полицейским, и те отступили, оставив доктора Сьюпеба наедине с неизвестным.
– Пройдемте внутрь. Я временно занял комнату на втором этаже. Я задержу вас совсем ненадолго.
– Вы не из городской полиции, – сказал доктор Сьюпеб, окинув неизвестного острым взглядом. – Вы, скорее всего, из НП. – Теперь он казался встревоженным, но последовал за Пэмброуком, уже направившимся к лифту.
– Считайте меня просто заинтересованной стороной, – сказал тот и понизил голос, поскольку они проходили мимо группы копов. – Стороной, заинтересованной в том, чтобы вновь увидеть вас в вашем кабинете, вместе с вашими пациентами.
– У вас есть на это соответствующие полномочия? – спросил Сьюпеб.
– Думаю, да.
Спустилась кабина лифта, и они вошли в нее.
– Однако, чтобы вернуть вас в ваш кабинет, потребуется не меньше часа. Так что, пожалуйста, наберитесь терпения. – Пэмброук раскурил свежую сигару.
Сьюпебу он сигары не предложил.
– Разрешите задать вопрос, – сказал тот. – Какое учреждение вы представляете?
– Я уже сказал вам. – В голосе Пэмброука зазвучали раздраженные нотки. – Просто считайте меня заинтересованной стороной. Неужели не понятно? – Он пожирал Сьюпеба мрачным взглядом.
В молчании они поднялись на второй этаж и зашагали по коридору.
– Прошу прощения за резкость, – сказал наконец Пэмброук, когда они подошли к комнате с номером двести девять, – но меня тревожит ваш арест. Я очень этим обеспокоен.
Он отворил дверь, и Сьюпеб осторожно перешагнул порог.
– Разумеется, я почти всегда готов обеспокоиться по тому или иному поводу. Такая у меня работа. Как и ваша, она включает в себя необходимость не позволять себе эмоциональное вовлечение в дело, над которым мы работаем.
Он улыбнулся, но доктор Сьюпеб воздержался от ответной улыбки.
«Он сейчас слишком напряжен, чтобы улыбаться», – отметил про себя Пэмброук.
Такая реакция Сьюпеба вполне соответствовала краткому описанию его характера, которое содержалось в досье.
Они осторожно сели друг напротив друга.
– С вами хочет проконсультироваться один человек, – сказал Пэмброук. – Он не далек от того, чтобы стать вашим постоянным пациентом. Вы понимаете? Потому-то мы и хотим вернуть вас в ваш кабинет, мы хотим, чтобы кабинет был открыт, чтобы вы могли принять этого человека и провести курс лечения.
– Я… понимаю, – кивнул доктор Сьюпеб.
– Что касается остальных ваших пациентов, то их судьба совершенно нас не интересует. Станет ли им хуже, или они вылечатся, оплачивают ли они ваше благосостояние или уклоняются от платы за лечение – нам абсолютно безразлично. Нас интересует только этот отдельный человек.
– А после того как он выздоровеет, вы снова меня прикроете? – спросил Сьюпеб. – Подобно всем прочим психоаналитикам?
– Вот тогда и поговорим об этом. А не сейчас.
– И кто же он, этот человек?
– Этого я вам сообщать не намерен.
Наступило молчание.
– Насколько я понимаю, – сказал, подумав, доктор Сьюпеб, – вы использовали аппарат фон Лессингера. Вы переместились во времени и выяснили, каков будет результат лечения. Так?