Мои слова – жемчужный водомёт,
средь лунных снов, бесцельный,
но вспененный, —
капризной птицы лёт,
туманом занесенный.
Мои мечты – вздыхающий обман,
ледник застывших слез, зарей горящий, —
безумный великан,
на карликов свистящий.
Моя любовь – призывно-грустный звон,
что зазвучит и улетит куда-то, —
неясно-милый сон,
уж виданный когда-то.
1901
На горах
Горы в брачных венцах.
Я в восторге, я молод.
У меня на горах
очистительный холод.
Вот ко мне на утес
притащился горбун седовласый.
Мне в подарок принес
из подземных теплиц ананасы.
Он в малиново-ярком плясал,
прославляя лазурь.
Бородою взметал
вихрь метельно-серебряных бурь.
Голосил
низким басом.
В небеса запустил
ананасом.
И, дугу описав,
озаряя окрестность,
ананас ниспадал, просияв,
в неизвестность,
золотую росу
излучая столбами червонца.
Говорили внизу:
«Это – диск пламезарного солнца…»
Низвергались, звеня,
омывали утесы
золотые фонтаны огня —
хрусталя заалевшего росы.
Я в бокалы вина нацедил
и, подкравшися боком,
горбуна окатил
светопенным потоком.
1903
Осень
Огромное стекло
в оправе изумрудной
разбито вдребезги под силой ветра чудной —
огромное стекло
в оправе изумрудной.
Печальный друг, довольно слез – молчи!
Как в ужасе застывшая зарница,
луны осенней багряница.
Фатою траурной грачи
несутся – затенили наши лица.
Протяжно дальний визг
окрестность опояшет.
Полынь метлой испуганно нам машет.
И красный лунный диск
в разбитом зеркале, чертя рубины, пляшет.
В небесное стекло
с размаху свой пустил железный молот…
И молот грянул тяжело.
Казалось мне – небесный свод расколот.
И я стоял,
как вольный сокол.
Беспечно хохотал
среди осыпавшихся стёкол.
И что-то страшное мне вдруг
открылось.
И понял я – замкнулся круг,
и сердце билось, билось, билось.
Раздался вздох ветров среди могил:
«Ведь ты, убийца,
себя убил, —
убийца!»
Себя убил.
За мной пришли. И я стоял,
побитый бурей сокол —
молчал
среди осыпавшихся стёкол.
1903
Отчаянье
Е. П. Безобразовой
Веселый, искрометный лёд.
Но сердце – ледянистый слиток.
Пусть вьюга белоцвет метёт, —
Взревет; и развернет свой свиток.
Срывается: кипит сугроб,
Пурговым кружевом клокочет,
Пургой окуривает лоб,
Завьется в ночь и прохохочет.
Двойник мой гонится за мной;
Он на заборе промелькает,
Скользнет вдоль хладной мостовой
И, удлинившись, вдруг истает.
Душа, остановись – замри!
Слепите, снеговые хлопья!
Вонзайте в небо, фонари,
Лучей наточенные копья!
Отцветших, отгоревших дней
Осталась песня недопета.
Пляшите, уличных огней
На скользких плитах иглы света!
1904
Прогулка
Не струя золотого вина
В отлетающем вечере алом:
Расплескалась колосьев волна,
Вдоль межи пролетевшая шквалом.
Чуть кивали во ржи васильков
Голубые, как небо, коронки,
Слыша зов,
Серебристый, и чистый, и звонкий.
Голосистый поток
Закипал золотым водометом:
Завернулась в платок, —
Любовалась пролетом.
На струистой, кипящей волне
Наши легкие, темные тени —
Распростерты в вечернем огне
Без движений.
Я сказал: «Не забудь»,
Подавая лазурный букетик.
Ты – головку склонивши на грудь,
Целовала за цветиком цветик.
1904
В полях
Солнца контур старинный,
золотой, огневой,
апельсинный и винный
над червонной рекой.
От воздушного пьянства
онемела земля.
Золотые пространства,
золотые поля.
Озаренный лучом, я
спускаюсь в овраг.
Чернопыльные комья
замедляют мой шаг,
От всего золотого
к ручейку убегу —
холод ветра ночного
на зеленом лугу.
Солнца контур старинный,
золотой, огневой,
апельсинный и винный
убежал на покой.
Убежал в неизвестность,
Над полями легла,
заливая окрестность,
бледно-синяя мгла.
Жизнь в безвременье мчится
пересохшим ключом:
все земное нам снится
утомительным сном.
1904
На вольном просторе
Муни
Здравствуй, —
Желанная
Воля —
Свободная,
Воля
Победная,
Даль осиянная, —
Холодная,
Бледная.
Ветер проносится, желтью
травы колебля, —
Цветики поздние, белые.
Пал на холодную землю.
Странны размахи упругого
стебля,
Вольные, смелые.
Шелесту внемлю.
Тише…
Довольно:
Цветики
Поздние, бледные, белые,
Цветики,
Тише…
Я плачу: мне больно.
1904
Весенняя грусть
Одна сижу меж вешних верб.
Грустна, бледна: сижу в кручине.
Над головой снеговый серп
Повис, грустя, в пустыне синей.
А были дни: далекий друг,
В заросшем парке мы бродили.
Молчал, но пальцы нежных рук,
Дрожа, сжимали стебли лилий.
Молчали мы. На склоне дня
Рыдал рояль в старинном доме.
На склоне дня ты вел меня,
Отдавшись ласковой истоме,
В зеленоватый полусвет
Прозрачно зыблемых акаций,
Где на дорожке силуэт
Обозначался белых граций.
Теней неверная игра
Под ним пестрила цоколь твердый.
В бассейны ленты серебра
Бросали мраморные морды.
Как снег бледна, меж тонких верб
Одна сижу. Брожу в кручине.
Одна гляжу, как вешний серп
Летит, блестит в пустыне синей.
Март 1905
Успокоение
Ушел я раннею весной.
В руках протрепетали свечи.
Покров линючей пеленой
Обвил мне сгорбленные плечи,
И стан – оборванный платок.
В надорванной груди – ни вздоха.
Вот приложил к челу пучок
Колючего чертополоха;
На леденистое стекло
Ногою наступил и замер…
Там – время медленно текло
Средь одиночных, буйных камер.
Сложивши руки, без борьбы,
Судьбы я ожидал развязки.
Безумства мертвые рабы
Там мертвые свершали пляски:
В своих дурацких колпаках,
В своих ободранных халатах,
Они кричали в желтый прах,
Они рыдали на закатах.
Там вечером, – и нем, и строг —
Вставал над крышами пустыми
Коралловый, кровавый рог
В лазуревом, но душном дыме.
И как повеяло весной,
Я убежал из душных камер;
Упился юною луной;
И средь полей блаженно замер;
Мне проблистала бледность дня;
Пушистой вербой кто-то двигал;
Но вихрь танцующий меня
Обсыпал тучей льдяных игол.
Мне крова душного не жаль.
Не укрываю головы я.
Смеюсь – засматриваюсь вдаль:
Затеплил свечи восковые,
Склоняясь в отсыревший мох;
Кидается на грудь, на плечи —
Чертополох, чертополох:
Кусается – и гасит свечи.
И вот свеча моя, свеча,
Упала – в слякоти дымится;
С чела, с кровавого плеча
Кровавая струя струится.
Лежу… Засыпан в забытье
И тающим, и нежным снегом,
Слетающим – на грудь ко мне,
К чуть прозябающим побегам.
1904–1906
Ты
Меж сиреней, меж решеток
Бронзовых притих.
Не сжимают черных четок
Пальцы рук твоих.
Блещут темные одежды.
Плещет темный плат.
Сквозь опущенные вежды
Искрится закат.
У могил, дрожа, из келий
Зажигать огни
Ты пройдешь – пройдешь сквозь ели:
Прошумят они.
На меня усталым ликом
Глянешь, промолчишь.
Золотое небо криком
Остро взрежет стриж.