— С радостью. Если нам когда-нибудь разрешат выйти из дома. — Мне реально интересно, что за псих избавил нас с Юрой от голодной смерти и согласился спасти от забвения полураспавшуюся группу, погрязшую в разборках и пьянках, но я уверена, что дело не зайдет дальше разговоров.
Малиновый диск нового солнца показывается из-за края земли и по дуге устремляется вверх.
От холода щиплет нос, пальцы ног окоченели. Пиво закончилось.
Все вокруг качается и плывет.
Я пьяна. Жизнь пуста.
— Надо думать о хорошем… — Юра, невероятно похожий на ангела, улыбается и смотрит сквозь меня — столь чудесный эффект создают три выпитых пива и легкая экзотропия, недолеченная им в детстве, но я все равно подпадаю под гипноз.
Он наклоняется ближе.
Мы долго сосемся, но это все равно что сосать замороженный подтаявший гриб — его губы холодные, скользкие и не вызывают никаких эмоций.
Я никогда ничего к нему не почувствую.
Сломана и потеряна половина деталей.
4
Иногда я представляю себя героиней книги. Хреновой книги, в которой герои не развиваются, не испытывают катарсис и не выходят к свету. Ты бы не удивился, если бы мы снова встретились спустя столько долгих лет. Потому что я осталась той же глупой, потерянной, неприспособленной к жизни хикки.
Нет, я успешно заканчиваю третий курс вуза по специальности «Социология», стараюсь не сидеть на месте и почти не вспоминаю о прошлом. Но человечество слишком долго заперто по домам — немудрено, что слетела планка.
Из каждого утюга нам говорят, что все мы умрем — мучительно и страшно.
Мне пофиг, но коллективное отчаяние тревожит даже мои сенсоры.
Пялюсь в мутное зеркало в прихожей и вздыхаю — абсолютно бесцветные глаза в отражении похожи на глаза психа.
Если бы не Юра, я бы точно сошла с ума.
В прошлом мае, перед самым походом в ЗАГС, мы договорились, что из уважения друг к другу никогда не станем трахаться, но после бурного празднования панковской свадьбы в тот же вечер нарушили уговор.
В общем, мы регулярно с ним спим. В моменты, когда больно. Когда скучно. Когда больше нечем заняться.
О Юре — таком красивом, загадочном и долбанутом — мечтает столько девчонок, что становится страшно.
Я бы тоже могла влюбиться в него, но данная опция мне больше недоступна.
Из гостиной доносятся щелчки и ругательства — Юра рубится в «Доту» и жрет пончики из доставки. Он постоянно их жрет, но при этом остается до прозрачности стройным — настолько стройным, что соседские бабушки регулярно путают его со мной.
Меня снова накрывает мучительное желание с кем-нибудь поговорить, но проделывать это с Юрой бесполезно — слова как всегда застрянут в глотке, а он, незаинтересованно похлопав меня по плечу, подмигнет и вернется к игре.
Ухожу на кухню, залезаю с ногами на старый скрипучий диван, на котором, вероятно, отдал богу душу бывший хозяин хаты и открываю в смартфоне сайт для извращенцев. Ладони потеют, в глазах темнеет от волнения.
Оwl в сети.
«Как ты, чувак?» — коротко жужжит оповещение. Прислушиваюсь к матюгам Юры и щелчкам клавиатуры и быстро отвечаю:
«Легче. Но это как отойти от края на два шага. Он все равно виден».
«Я тоже его вижу. Как бы ни старался отвлечься — он рядом. Но из этого вовсе не следует, что я когда-нибудь снова захочу за него шагнуть».
«А ты пробовал?»
«Да. А ты?»
Я на миг задумываюсь, но признаюсь:
«Дальше мыслей не зашло. Но один человек в моем окружении все же решился. Это страшно. Даже не пытайся повторить — этим ты убьешь своих близких»
Тяжко вздыхаю и перевожу взгляд на серый загнивающий апрель за окном — немудрено, что обострения психических заболеваний связаны именно с весной.
«Моим близким пофиг, — после недолгой паузы отвечает Оwl. — Они давно на все забили».
Он рассказывает о своей подростковой депрессии, которую родители считали происками бесов, но вворачивает такие эпитеты, что я в голос ржу и тут же накрываю рот рукой. Нельзя вот так запросто говорить на темы, которые считаются табу, и смеяться над ними, но происходящее кажется естественным и правильным, а боль отпускает.
«Я давно искал способы более-менее комфортно существовать и благодаря одному чуваку решил сконцентрироваться на творчестве: музыке, текстах, рисунках. Пока оно реально отвлекает и помогает — впереди даже забрезжил смысл. А на чем держишься ты?»
Его откровенность подкупает, и я признаюсь:
«Ни на чем. Я просто дала слово держаться».
«Lonely alien, так ты тян?» — я прокололась, но не успеваю подтвердить или опровергнуть его догадку — в проеме появляется Юра и сладко потягивается.
— Будешь кофе?
— Ага. Черный, как моя душа… — Прячу смартфон в карман и наблюдаю за сражением Юры и древней кофеварки. Кончики пальцев покалывает азарт.
Не понимаю, какого хрена я делаю и почему пытаюсь скрыть от него новое знакомство — у нас никогда не было друг от друга тайн и отношений на стороне.
Да о каких интрижках вообще может идти речь, если только благодаря Юре ближе к полудню я благополучно проснулась, подкрепилась лапшой из бомж-пакета, порадовалась давно позабытому цвету челки, от которого резануло сердце, и даже накатала пару страниц контрольной, пока Юра разворачивал бурную деятельность — с наушниками на башке скакал по комнате и пытался внушить Филину, что тот не простит себя, если между ними не состоится разговор.
— Он скинул мне координаты подпольной вечеринки. Это у Светки. Мы идем! И даже играем там сэт! — Юра ставит на стол две окутанные паром чашки с отколотыми краями и сияет. Он всегда сияет, получив чуть больше прав на меня, и я отвожу глаза. Утром, вернувшись с крыши, мы снова не ограничились лишь поцелуями.
— Устраивать сборища запрещено под страхом смерти… Гребаный «Эквилибриум», — бубню я и поудобнее устраиваюсь на диване. — Но мы не боимся смерти.
***
Я ненавижу общество, но сейчас с нетерпением жду начала движухи — крашу ногти Юре и себе черным лаком, вставляю контактные линзы, влезаю в джинсы и бесформенный свитер, затягиваю чокер на шее.
Мышцы зудят в предвкушении нагрузки.
Юра воодушевлен, его настрой передается и мне — кажется, неведомый чувак, откликнувшийся на вакансию, зарядил нас всех оптимизмом. Или же моя эйфория всего лишь отходняк после тяжелого нервного срыва.
Спрятав лица под черными защитными масками, мы вываливаемся из подъезда и, озираясь, перебежками и закоулками пробираемся к флэту, принимающему гостей. До него десять минут езды на маршрутке, но весь общественный транспорт вымер, по дорогам, увязая колесами в мутной жиже, проплывают только редкие такси.
Сырой воздух пробивается через слои ткани, наполняет легкие и опьяняет почище абсента. Мы преступаем закон, а город по горло утопает в грязи, тишине и весне.
— Быстрее! — Юра дергает меня за рукав куртки. — Нам сейчас только на штраф нарваться не хватало…
Я ускоряю шаг.
В окнах обшарпанной сталинки мелькают разноцветные сполохи, из открытой форточки доносится: «…Дайте мне белые крылья, я утопаю в омуте, через тернии и провода в небо — только б не мучиться…» и высовывается Света — весьма деятельная и странная девочка. Она приветливо машет нам.
Только теперь я понимаю, что соскучилась по чужим лицам, историям и жизням — хоть и ненадолго, но они окрашивали эмоциями и мои дни.
Мы поднимаемся по заплеванным ступеням, но у гостеприимной квартиры натыкаемся на чудо — в углу, уронив на грудь голову с бледно-фиолетовой взлохмаченной шевелюрой, сидит парень в скинни с булавками, тяжелых ботинках и футболке с надписью: «Бла-бла-бла, пора взрослеть. Бла-бла-бла, идите на х*й».
Он в абсолютной отключке.
Юра озадаченно разглядывает его и кивает:
— Это Филин. Но сегодня, похоже, договориться с ним не получится.
5
Настроение тут же падает — совсем как в пять лет под Новый год, когда я узнала, что гребаного Деда Мороза не существует, а вместо него бороду из ваты нацепил папа.
Перешагнув ноги не подающего признаков жизни Филина, мы вваливаемся во флэт, бросаем на кожаный диван одинаковые куртки и избавляемся от масок.
Вокруг клубится дым кальянов и сигарет, раздаются вопли и смех, грохочет живая музыка в исполнении кавер-группы.
Навстречу выдвигаются товарищи Юры — Ками, Дейзи и Никодим, стукаются с ним кулаками и приветливо скалятся, глядя на меня.
Бабушкины кардиганы, безразмерные олимпийки и клетчатые штаны, нечесаные яркие патлы и партаки где только можно — эти веселые парни слывут звездами местного андеграунда.
Все они живут с мамами и папами, и только у нас с Юрой имеется отдельная жилплощадь.
В прошлом году Юра освободил от хлама просторную кладовку, обил утеплителем ее стены, принес перепаянный некими умельцами комп, колонки, микрофоны и прочие приблуды и оборудовал в ней студию.
Это подняло его авторитет до небес. С тех пор и до самого карантина ребята из «Саморезов» и прочие начинающие музыканты зависали у нас неделями, превращая все вокруг в настоящий бомжатник.
Тогда же гитарист-вокалист Федор изъявил желание сложить полномочия и, аккурат перед мировой напастью, окончательно покинул коллектив. Юре, отвечающему за концепцию, тексты, шоу и пиар, пришлось его заменить, но вскоре выяснилось, что играет и поет мой супруг довольно хреново.
Итак, «Саморезы» в полной заднице: осознают, что славы и денег не будет, и постоянно ругаются — каждый тянет одеяло на себя, потому что харизматичного лидера в группе нет. Как нет искры и искренности во всем, к чему Юра причастен.
Но я все равно рада встрече — тепло обнимаю каждого, кратко отвечаю на вопросы о делах, отваливаю к бару и осматриваюсь.
Флэт — огромная квартира без межкомнатных перегородок — занимает весь второй этаж и принадлежит высокопоставленным родителям той самой девочки, что махала нам из окна. Света давно питает нежные чувства к Юре и позволяет его компании и сотням причастных — музыкантам, блогерам, фотографам, художникам и прочим псевдобогемным личностям — ошиваться здесь днем и ночью.