По телефону Дубровин ничего объяснять не стал. «Ждите. Придет машина. Привезет куда надо». Вот и все. Кратко и деловито. Совсем не похоже на прежнего приветливого чудака-профессора.
Купревичу надоело сидеть. Он встал, выключил свет и вновь отдернул штору. На окраинах города по-прежнему гулко гремели зенитки, по-прежнему в черном небе плясали огненные всполохи.
На мостовой перед домом появился темный силуэт воинского «виллиса».
— Нет и еще раз нет! — повторил Купревич. — И не уговаривайте, Всеволод Максимилианович. В конце концов я молод, и у меня есть идеалы. Мой важнейший долг… — Он замялся, поняв ненужную высокопарность своих фраз, но подходящие слова как-то не находились.
Дубровин сидел в кресле, уперев локти в стол, положив тяжелый рыхлый подбородок на сцепленные пальцы. Купревич возбужденно бегал по кабинету и по-мальчишески махал руками.
— Я не хуже других! Какой комплекс неполноценности вы во мне обнаружили?
Дубровин медленно поднялся с кресла. Вышел из-за стола, встал рядом с разгоряченным Купревичем. Тот перестал жестикулировать.
— Послушайте, Юрий Наумович, неужели из нас в самом деле могут получиться снайперы? — вдруг очень серьезно спросил профессор и сдвинул на лоб очки.
— Почему именно снайперы? — опешил Купревич и тоже машинально потрогал оправу массивных очков. — Можно…
— Кем? — Близорукие выцветшие глаза Дубровина продолжали оставаться серьезными, он заинтересованно ждал.
— Можно, можно…
— Сколько у вас? — профессор указал пухлым пальцем на очки.
— Левый минус ноль семь, правый — минус шесть…
— Н-да-с, батенька. Даже у меня лучше. Вот вам и комплекс неполноценности!
— Но я же молод!
— Голубчик, Юрий Наумович, для этой войны и я молод. Честное слово! — Профессор произнес это серьезно и внушительно. Настолько внушительно, что Купревич разом забыл о своей досаде и еле сдержал улыбку. Из каждой морщины, из каждой складки крупного, обрюзглого лица Дубровина глядела старость.
— Ну как можно сравнивать, Всеволод Максимилианович…
Дубровин возвратил очки на переносицу. Взглянул на часы. Стал хмурым, строгим.
— Время. Дискуссии конец. Идемте.
— Куда?
— На совместное совещание Совета с представителями оборонных наркоматов.
Заняв место в заднем ряду небольшого переполненного конференц-зала, Купревич с любопытством огляделся. Впервые в жизни он видел в одном месте столько генералов, крупных инженеров и академиков. В президиуме сидели известные всей стране ученые, среди них и Дубровин. Купревич невольно удивился переменам, которые произошли с профессором Суровый массивный старик весь как-то подобрался, сосредоточился. И Купревич понял: нет и уже никогда не будет прежнего благодушного профессора — огромные забота и тревога стали единственным содержанием его жизни. Впрочем, вскоре Купревич забыл о Дубровине…
Выступал заместитель наркома боеприпасов, и хотя говорил он негромко, каждая фраза отдавалась громом.
— Я уполномочен сообщить совещанию, что наша страна только в период с августа по ноябрь прошлого, сорок первого, года потеряла более трехсот предприятий, изготовлявших боеприпасы…
Купревич был связан с военным производством, и потому с особой очевидностью сознавал значимость каждой из называемых оратором цифр. Раненые фронтовики, с которыми ему случалось беседовать в последние недели, с недоумением и злостью жаловались на малочисленность нашей авиации, на отсутствие танков, на чем свет стоит кляли интендантов, из-за неразворотливости которых на передовой порой не хватало даже мин и снарядов… Купревич возмущался вместе с ними. А на проверку, оказывается, не виноваты извечные армейские козлы отпущения — интенданты.
— Каждый месяц фронт мог получать миллионы и миллионы боеединиц, но не получает, — продолжал заместитель наркома. — Положение создалось тяжелейшее. За истекшие восемь месяцев войны армия расходовала боеприпасы, накопленные еще в мирное время. Я это подчеркиваю. Теперь запасы подходят к концу, а промышленность дает фронту лишь немногим больше половины запланированной продукции.
Купревич зябко повел плечами.
— Итак, необходимы правильные выводы из сложившейся обстановки и незамедлительные действия. Поскольку основным поставщиком сырья для боеприпасов являются предприятия химической промышленности, мы и собрались здесь, чтобы принять совместные решения.
«Решения! Но ведь сегодня и завтра на фронте нужны боеприпасы, а не решения!» — тоскливо подумал Купревич и вспомнил о Лене.
Следующим выступал представитель минометной промышленности. Это был сутулый, бледный, очевидно, основательно изнервничавшийся человек. Не успев занять ораторское место у стола президиума, он уронил листок с тезисами, а потом долго не мог ухватить его на скользком паркете. Эти непредвиденные манипуляции окончательно выбили минометчика из равновесия, и, забыв о бумажке, он с горячностью обрушился на всех смежников и поставщиков сразу. Начал жаловаться, что не хватает цельнотянутых труб и стальной ленты, что не поступают вовремя какие-то двухтавровые балки номер восемнадцать… У него, ясное дело, накипело, но говорить долго ему не дали.
— А по существу? — перебил председательствующий.
— Что? — Докладчик мотнул головой, словно налетел на стену. — Ах, по существу… С металлом и материалами как-нибудь вывернемся. Начинка! Дайте нам в достаточном количестве начинку! — Он нервно замахал листком. — Ставка и правительство ежедневно запрашивают о количестве произведенной продукции. А что можем мы? Товарищи химики, дайте в достаточном количестве взрывчатку, а главное — твердое топливо для реактивных снарядов. Дайте начинку! А уж мы не осрамимся.
Возвращаясь на свое место, минометчик сутулился больше прежнего и смущенно озирался — понимал, как неубедительно прозвучало выступление. Купревичу стало жаль его. «Сгорит на работе, — сочувственно подумал он. — Не по его нервам должность».
У стола президиума появился представитель наркомата химической промышленности. И сразу по конференц-залу прокатился ропот. Купревич подумал: «Ага! Ключевой докладчик. Быть шторму».
Но представителя химиков шум не смутил. Очевидно, то был тертый калач, наперед знавший, что ласковых слов ему здесь не скажут. Низенький, плотный, с бритой, круглой, как бильярдный шар, головой, он жестом опытного докладчика попросил тишины и заговорил хорошо поставленным, неожиданным для такого маленького человечка мощным басом:
— Да, товарищи, дела плохи. По плану, утвержденному правительством, из западных районов страны должно было быть эвакуировано около сорока химических заводов. Часть демонтировать не удалось. Почему? Спросите товарищей военных. Из числа эвакуированных предприятий на новые места полностью прибыли лишь восемь заводов. Где остальные? Надо спросить железнодорожников…
— Что вы киваете на Петра да на Марью! Говорите конкретно: сколько заводов, из числа вывезенных, дают продукцию? — перебил его моложавый генерал-лейтенант, сидевший в первом ряду.
— Три! — отрубил докладчик и зло присогнул шею.
«Только три!» — ужаснулся Купревич. Как бы ни были велики потери промышленности на Западе, все же на Востоке имелись крупные металлургические и машиностроительные предприятия. Полностью переключив их на выпуск военной продукции, можно было решить многие проблемы, связанные с оснащением армии необходимым оружием. Но взрывчатка, пороха… Исходное сырье для их производства — азотную и серную кислоты — поставляют химические предприятия. А таких предприятий на Востоке мало. И в один миг их не построишь…
Тем временем между докладчиком и моложавым генералом завязалась перепалка:
— Что вы можете дать оборонной промышленности в ближайшее время? На что можно рассчитывать? — настаивал генерал.
— Все действующие предприятия работают с предельной нагрузкой. Производственники выжимают из имеющихся установок все что можно. Даже более того. Все мировые рекорды съема продукции перекрыты!
— Нас рекорды в дачный момент не интересуют. Говорите ясно — сможете в ближайшее время существенно увеличить выпуск порохов и взрывчатки?
Докладчик отер платком вспотевшую лысину, зачем-то оглянулся на президиум.
— Если не введем в эксплуатацию дополнительные мощности, то не сможем. Надо форсировать строительство и монтаж новых заводов. Это единственный выход из положения.
В зале повисла тревожная, напряженная тишина.
Купревич почувствовал на себе чей-то внимательный взгляд. Он давно ощущал подспудную неловкость, но только в этот момент внезапно осознал, что его с самого начала совещания кто-то пристально рассматривает. Резко обернувшись, увидел на противоположном краю зала молодого человека. Взгляды их встретились. Молодой человек не смутился. Спокойно отвернулся, предоставив Купревичу возможность разглядывать себя сколько ему заблагорассудится.
«Тридцати еще нет. Ни разу не встречал… Кто он?»
У молодого человека ничем не примечательное округлое лицо, слегка вздернутый нос, короткие белобрысые волосы аккуратно причесаны. Лицо как лицо, пиджак как пиджак. Как у многих. И все же молодой человек чем-то неуловимо отличался от всех участников совещания. Купревич долго приглядывался, пока догадался: тот точно так же, как он, Купревич, пришел сюда слушать, а не принимать решения, у него тоже нет портфеля на коленях, нет карандаша над раскрытым блокнотом…
— Песчанский химический комбинат на полную мощность работает? — наконец нарушил тишину чей-то голос.
— Нет. Песчанский комбинат еще не выдает готовую продукцию, — скучным голосом откликнулся бритоголовый химик.
— Как так? — заместитель наркома боеприпасов даже дернул головой. — Крупнейшее химическое предприятие Востока все еще не действует? Вы же еще в декабре утверждали, что оно накануне пуска!
Зал взорвался:
— Возмутительно! Какая безответственность! И это в такое время, когда решается судьба страны!
— Тише, товарищи! — мощный бас докладчика перекрыл шум. — На Песчанском комбинате сернокислотный и аммиачный комплексы работают на полную мощность.