Самоопределение наций невозможно без права на их отделение. Признавать это право, подчеркивал В. И. Ленин, — значит отстаивать равноправие наций, бороться против всяких привилегий какой бы то ни было нации, воспитывать в рабочих классовую солидарность. Ставя во главу угла классовые интересы трудящихся, партия рассматривала вопрос о целесообразности отделения той или иной нации с точки зрения общих целей и задач борьбы пролетариата за социализм. «Отделение вовсе не наш план, — писал В. И. Ленин. — Отделения мы вовсе не проповедуем. В общем, мы против отделения. Но мы стоим за право на отделение ввиду черносотенного великорусского национализма, который так испоганил дело национального сожительства, что иногда больше связи получится после свободного отделения!!» [21]
Наряду с правом наций на самоопределение вплоть до отделения и образования самостоятельного национального государства ленинская программа по национальному вопросу предусматривала областную (территориальную) автономию для наций, которые не пожелают отделиться, а предпочтут остаться в рамках многонационального государства, а также полное равноправие для национальных меньшинств, народностей и этнических групп.
До октября 1917 г. свою национальную политику Коммунистическая партия проводила в условиях ожесточенной борьбы против великодержавного шовинизма правящих классов России и различных форм местного национализма — панисламизма, пантюркизма, сионизма, антисемитизма. Главными носителями националистической идеологии в России были земельная аристократия, империалистическая буржуазия и их партии. «Националисты, октябристы, кадеты, — указывал В. И. Ленин, — это — лишь разные оттенки отвратительного, бесповоротно враждебного свободе, буржуазного национализма и шовинизма!»[22].
Особенно опасен для рабочего класса был утонченный, замаскированный национализм, заключенный в пресловутой программе «национально-культурной автономии», которую постоянно навязывали ему бундовцы, кавказские меньшевики-ликвидаторы и другие националистические элементы. Как указывал В. И. Ленин, она означала развращение рабочих лозунгом национальной культуры и безусловно противоречила интернационализму пролетариата, отвечая идеалам националистических мещан. Программа «национальнокультурной автономии» имела немало точек соприкосновения и с сионизмом.
Сионисты представляют дело таким образом, что антисемитизм является лишь следствием ненависти к евреям и не связан с классовой борьбой. По их мнению, «еврейский вопрос» может быть решен только при условии, если евреи будут жить обособленно от других наций. Так же, как и Бунд, сионисты высказываются за классовый мир между эксплуататорами и трудящимися, выступая против интернационального единства всех угнетенных.
Несмотря на все старания, эксплуататорским классам России и их партиям не удалось отравить сознание пролетариата ядом национализма и шовинизма. Четкая революционная позиция ленинской партии в национальном вопросе, ее многолетняя борьба за свободу и равенство народов явились одним из решающих условий в сплочении многонациональных трудящихся масс России на свержение гнета царизма и капитализма, способствовали победе Великой Октябрьской социалистической революции. Правильность ленинской программы по национальному вопросу была проверена в огне революционной практики. Она и сегодня служит пролетариату мощным теоретическим оружием в борьбе с буржуазным национализмом вообще и сионизмом в особенности.
Глава 2. Реакционная сущность философских концепций и догм сионизма
Философские концепции, принятые на вооружение современным сионизмом, отличаются крайним эклектизмом. В основе их лежит по сути дела антинаучная религиозно-националистическая догма иудаизма: миф о союзе евреев с богом и вера в исключительность («богоизбранность») евреев. Мистический мессианизм и расизм— два взаимосвязанных и дополняющих друг друга фактора, составляющих реакционную сущность сионизма. «Несомненно, что сионизм вырос на почве мессианизма»[23],— свидетельствует «Еврейская энциклопедия». Это подтверждает и один из идеологов сионизма, М. Нордау. Он пишет: «Мессианство и сионизм были в течение двух почти тысячелетий тождественными понятиями… Не легко будет отделить молитвы о появлении обетованного Мессии от молитв о не менее желанном возвращении в историческую родину (Палестину)»[24].
Положения о всемирно-историческом предназначении, расовом превосходстве, или «мессианстве», евреев формулируются в зависимости от того, интересы какой социальной группы и какого течения в сионизме отражает данное философское направление. Для «своих» цели и средства их достижения проповедуются открыто. При обработке мирового общественного мнения склоняются на все лады высокие слова: гуманизм, прогресс, социальная справедливость, проповедуются моральные преимущества «иудейского образа жизни» для народов всего мира[25].
Сионистские «теоретики» любят подчеркивать разнообразие взятых ими на вооружение философских концепций, способных поражать довольно большое количество идеологических целей. В самом деле, формально разнообразие есть. Спорят друг с другом традиционные библейские, либеральные, рационалистические, натурфилософские, эмпирические и мистические варианты сионистской «философии». Но их суть единообразна. Это, во-первых, откровенный шовинизм, обоснование «исключительности» евреев, противопоставление их как «актуальных», «вечных», «реальных» существ всем другим — «потенциальным» и «фиктивным» людям.
Во-вторых, это воинствующий фидеизм, неприкрытое служение иудаизму, преклонение перед Торой, вера в существование бога Израиля, который, конечно, трактуется как бог любви и гарант природы и этики. Наконец, это постоянное выпячивание иррационального «активизма», «динамичности», «темпорализма» еврейского мышления и отношения к миру.
Сразу же отметим, что «философия сионизма» — это собрание реформированных догм иудаизма. Сионизм стремится подчинить себе иудаизм, использовать его как подсобное средство в идеологической борьбе [26].
Однако в век научно-технической революции ссылками на «священное писание» трудно кого-нибудь убедить. Перед сионистскими лидерами встала задача обосновать свои домыслы и притязания с помощью философии, социологии, истории. И послушные им «теоретики» с готовностью приняли этот социальный заказ, предоставив хозяевам на выбор целый набор философско-социологических интерпретаций: от неокантианства и экзистенциализма до позитивизма и псевдомарксистских положений. Но как бы изощренны и экстравагантны ни были методы сионистской маскировки, классовый подход к оценке исторической действительности позволяет за различными «философскими» построениями увидеть интересы вполне определенных группировок, борющихся за власть и влияние как в самом сионистском движении, так и вне его на протяжении довольно длительного времени.
Уже в XVIII в. наметились два главных конкурирующих религиозных течения в идеологической и общественной жизни евреев. Условно их называют иногда «западным» и «восточным», хотя в основе и того и другого лежали религиозные догматы иудаизма. Дело в том, что социально-экономическое положение евреев в Западной Европе существенно отличалось от условий жизни восточноевропейских евреев. Капитализм в западных странах развился раньше, и еврей, по выражению К. Маркса, успел стать в условиях коммерческого процветания «сущностью», олицетворением современного общества[27]. Попав под влияние европейского просвещения и протестантизма, выполняя социальный заказ еврейской буржуазии, западные еврейские идеологи типа М. Мендельсона (1729–1786 гг.) пытались реформировать и рационализировать традиционный иудаизм, истолковав его основные догмы в интересах промышленного капитала.
Иначе обстояло дело в странах Центральной и Восточной Европы. Евреи, например, польско-галицийского гетто находились в несколько иной экономической и социальной среде — в условиях медленного развития капитализма, опутанного феодальными пережитками. Позиции ортодоксального иудаизма были здесь гораздо более сильными, а идеологическая инициатива принадлежала мелкой и отчасти средней еврейской буржуазии. Их религиозно-философской платформой стало мистическое «учение» — хасидизм, отражавшее в религиозной форме социальный протест еврейских низов против эксплуатации их раввинской верхушкой[28].
Вполне естественно, что первые же попытки религиозно-философского обоснования политического сионизма привели к появлению в самом сионизме двух конкурирующих направлений — «восточного» и «западного»[29]. Лидерами и идеологами западного сионизма были Т. Герцль, автор книги «Еврейское государство», и известный философ М. Нордау. Противоположное им восточное течение, «духовный», или «тайный», сионизм, возглавлял Ахад-Гаам (псевдоним А. Гинцберга).
Хотя ни Герцль, ни Нордау, ни Ахад-Гаам не были философами-профессионалами, их взгляды и их полемика наложили существенный отпечаток на дальнейшее развитие сионистской «философии».
Герцль был типичный «западник». Человек с обычным европейским образованием, венский журналист, сотрудник прессы Ротшильда, он начинал с того, что сам был «убежденным антисионистом»[30]. «Если бы евреи, — писал он тогда, — действительно «возвратились домой», они на другой же день открыли бы, что давно уже не имеют ничего общего друг с другом. Они в продолжение столетий укоренились на новых родинах, где и национализировались»