До супермаркета двадцать минут ковылять в горку, а потом еще десять по бывшему сенному рынку. Проходя мимо школы, Хелен чувствует запах столовой и представляет, как ученики сидят неровными рядами, уплетая картошку с подливкой, яблочный пирог и заварной крем с комочками.
А за школой – детский сад, с игровой площадки доносятся крики и топот. Когда Хелен идет мимо, воспитатель трясет в руке колокольчик, и стайки малышей начинают рассеиваться.
Она шагает дальше, сворачивает возле библиотеки направо, а потом, возле паба «Бутчерс армс», – налево, в проулок. В конце Магдален-роуд Хелен останавливается на перекрестке. Задумчиво глядит на узловатые ветви дуба, в которых гуляет распоясавшийся ветер. Одни листья опадают, другие цепляются за память о прошедшем лете.
Почти добравшись до цели, Хелен останавливается. Не может вспомнить, положила ли в сумочку список. Но стоит открыть ее, как вот он – торчит язычком среди монеток. Тут ее накрывает ужас от всей этой внезапной драматической истории с мышью. Ее дом подвергся вторжению. И как ей теперь надлежит поступить? Похоже, одинокое создание живет само по себе. Судя по тому, как оно скачет из коробки и обратно, его родня давно куда-то подевалась и, скорее всего, стерлась из памяти, но его крошечный дух не сломлен ни страхом, ни обстоятельствами. Может, по дороге домой ей станет понятнее, какие принимать меры.
Хелен расстегивает пуговицы пальто. Дергает тележку за красную ручку, чтобы она с грохотом отделилась от другой такой же. «Радио таймс» лежит стопкой рядом с рождественскими украшениями. Взяв себе один экземпляр, Хелен пускается в путь по ярко освещенным проходам и собирает продукты по списку под пиканье кассовых аппаратов вдали. Сотрудники в белых халатах набивают морозильные камеры упаковками мяса, яиц по-шотландски и пирогами с разной начинкой. Хелен вместе с тележкой подходит поближе, чтобы приглядеться к колбаскам с травами, сплющенным под пленкой. Представляет, как солененькие колбаски будут шкворчать на весь дом. Повертев упаковку в руках, она кладет ее на место. Так часто бывало, купишь нечто вроде бы заманчивое, а потом дома оказывается, что аппетит уже и угас.
Бейкуэллский пирог, однако, составляет у нее исключение.
Когда Хелен приближается к отделу со свежей выпечкой, ее усталое сердце начинает биться быстрее: под стеклянной витриной лежат всего два последних пирога. Перед ней в очереди только один покупатель – молодой человек, который указывает, к облегчению Хелен, на полку ниже, чтобы взять довольно унылый с виду кусок ежевичного наполеона.
Подходит очередь Хелен, и она замечает, что красный льняной фартук на девушке за прилавком сильно ей велик, как будто снят с кого-то другого. Может, девочка новенькая и проходит испытательный срок? Или забыла свой дома из-за того, что накануне вечером поругалась с мужем по поводу придирок со стороны его матушки? Или пролила что-то на себя, подавая кашу престарелому отцу? Хелен так долго была одна, что теперь находит утешение в маленьких воображаемых драмах.
Заботливо пристроив в тележке бейкуэллский пирог, Хелен окидывает взглядом других покупателей, заполняющих банками и упаковками свои корзины. И тут ей вспоминается собственная драма: бесприютное существо поселилось в раковине и ждет ее возвращения домой. Возможно, оно даже проголодалось и учует еду в ее сумках, когда она переступит порог, утомленная долгим походом. В моменты нерешительности ей часто слышатся голоса Лена, Дэвида или мамы с папой, будто вот-вот – и увидишь их воочию. Но на сей раз Хелен чувствует себя как-то одиноко, словно что-то новое в жизни приходит за счет чего-то старого.
Последняя остановка перед кассой – бакалейный отдел, где Хелен вытягивает с полки длинную пачку диетического печенья. Внезапный порыв заставляет ее пристроить тележку в сторонке и вернуться в другой конец прохода, где висят на крючках пакетики с несолеными орешками. У нее есть пирог и печенье, так почему бы и зверьку что-нибудь не принести? Его жизнь наверняка клонится к закату, ведь только старая мышь, которой уже нечего терять, может проявлять такую благодарность и доверчивость.
По пути к кассе Хелен натыкается на витрину с искусственной травой и контейнерами клубники, которые выстроены высокими столбиками.
Нет, думает она. Ну уж нет.
Орешки у него уже есть. И хватит.
Много лет назад она бы прихватила ягоды домой. Сполоснула бы их в раковине одним вращательным движением. Оторвала бы хвостики. Нарезала бы самые крупные ягоды на четыре части и разложила на блюдце, а потом отнесла бы к нему в комнату. Дэвид сидел бы за книгами. Не поднимая глаз, он бы потянулся к блюдцу и сцапал первый попавшийся кусочек.
Хелен так и стояла бы рядом. «Спасибо, мамочка», – произнесла бы она ехидно. «Пожалуйста», – ответил бы он, все еще не отрываясь от книг, но уже с улыбкой.
Была у них такая шутка в репертуаре.
– Да к черту всё, – произносит Хелен и протягивает руку за контейнером. На сей раз опасность ощущается не столь близкой, как будто настоящее наполнено чем-то, чего прошлому не вытеснить.
Когда подходит ее очередь на кассе, она перекладывает продукты из тележки на движущуюся ленту. Провожает взглядом каждый предмет, чувствуя, что постаралась как могла. В конце концов, не факт, что мышь доживет до следующего лета, так почему бы не дать ей напоследок испробовать подлинный вкус жизни?
15
Дома Хелен ставит сумки с покупками на кухонный стол рядом с хлебной корзинкой. Мышь лежит на своей коробке от пирога и жует картон по краю дырки. Растянувшееся тельце напоминает Хелен колбаску в пушистой шкурке. Лимонадная крышка наполовину опустошена, а значит, в ее отсутствие что-то происходило. Интересно, думает Хелен, понимает ли мышь, что крышечку сюда поставили специально для нее. Теперь она уже вполне уверена, что мышь мужского пола. Не только из-за его шумной манеры жевать – между задних лапок явно кое-что имеется, шерсть там потемнее, и отчетливо видно два бугорка.
Она открывает холодильник и размещает в нем новоприобретенные продукты, слегка изумляясь своему спокойствию, притом что в раковине у нее обитает дикое животное.
Убрав по местам всю еду, Хелен бросает взгляд на часы над духовкой: до дневного фильма по Би-би-си-Два осталось всего восемнадцать минут. Она вытаскивает сочную клубничину из контейнера, режет ее на разделочной доске крошечными дольками. Когда Хелен насыпает угощение в паре сантиметров от мышиного хвоста, зверек разворачивается и хватает кусочек. Присев на задние лапы, вертит его в передних, словно выбирая, откуда лучше начать. Похоже, этот вкус ему знаком, думает Хелен, он такое уже пробовал, а значит, мыши умеют помнить, что с ними происходило, – точно как люди. Она завороженно наблюдает, как мышь широко открывает рот, так что можно разглядеть розовый язык и два ряда микроскопических, буквально как точки, зубов.
Хелен убирает пустые хозяйственные сумки в нижний ящик кухонного шкафа, затем наполняет водой чайник в уборной.
Всего за шесть минут до начала фильма она несет на подносе в гостиную чашку чая с бейкуэллским пирогом. Снаружи поднялся сильный ветер, и небо немного прояснилось. Мягкие груды облаков раздвинулись, и на предметы в ее садике пролился солнечный свет. Игрушки и пустые коробки лежат все там же на позеленевших камнях мощеной площадки, а с ними и аквариум, перевернутый набок, точно затонувший корабль.
Расположившись на диване, Хелен засовывает ступни под подушку. Ноги после утреннего похода побаливают, и она вспоминает, что в углу кухни так и стоят ее клетчатые тапочки, намертво прилипшие к ловушкам.
К ее абсолютному восторгу, фильм показывают черно-белый – настоящее кино. Хелен прибавляет звук, чтобы слышать потрескивание. Как она любила те воскресные утра, когда они с мамой направлялись пешком к «Одеону», где всегда выстраивалась очередь. В очереди было много знакомых по школе лиц, но без школьной формы все выглядели как-то по-другому, будто уже приобщались к миру взрослых, ждавшему их впереди. Наверное, дети тоже это чувствовали, судя по тому, как смирно они ждали открытия кассы. У многих отцы не вернулись с войны, и поэтому за билетами с Хелен всегда ходила только мама. В то время соблюдать приличия было важно. Столько людей ради этого погибло.
Хелен смакует пирог. Музыка тем временем затихает, и начинается фильм: женщина собирает цветы у подножия каменной стены. Кто-то зовет ее по имени, и она оборачивается к камере. Хелен вспоминает свои волосы, когда они еще были длинные и роскошного цвета. Лен любил пропускать их сквозь пальцы, чтобы они струились каскадами, как вода. Довольно скоро после похода на танцы она написала домой, что встретила мужчину и с родительского благословения готова назначить дату свадьбы.
Теперь актриса гуляет в одиночестве по фруктовому саду. Хелен уже предчувствует, что это будет хорошая история.
Примерно на половине фильма, когда пирог почти доеден, чай выпит и судьба целой семьи зависит от героини, затерянной посреди моря, Хелен осознает, что с мышью надо что-то делать. Нельзя же и дальше пользоваться нижней уборной. Раковина там слишком мала для мытья посуды, пол холодный, а тусклый, мутноватый свет вгоняет в уныние.
Зверька с его коробкой нужно будет переселить. Но куда?
Пока героиня отчаянно машет проплывающему вдалеке кораблю, Хелен размышляет о соседской кошке, которая наверняка прекрасно знает, где мышь была замечена в последний раз. Значит, обратно на улицу зверьку хода нет, ни в коем случае, тем более что ему, похоже, интересно только поглощать клубнику и дрыхнуть.
Как же он не понимает, что мир полон опасности и страданий? А вдруг он больной? Разве не грызуны в 1665 году принесли с собой смертельный недуг, заполонив Лондон? Они как персонажи греческой трагедии, рассуждает про себя Хелен, обречены были на муки по воле капризных высших сил.
По крайней мере с покупками она разобралась.