Именно этот стук и побудил моего друга и штатного оператора сыграть со мной. У Иннокентия откуда-то появилась уверенность в том, что он сможет меня обыграть в нарды. Зря.
За поединком наблюдала вся палатка. Хотя это выглядело скорее как матч дворовой команды с чемпионами мира.
— Кеша, вот ты куда открыл эту дырку? — спросил у Петрова Занин, видя, что тот ходит неправильно.
— Вася, это тактика, стратегия и уловка в одном лице, — потирал руки Кеша.
Тут же я выбросил гош на четвёрки и закрыл эту дырку.
— Я ж тебе говорил, — похлопал Занин Петрова по плечу.
— А чего тогда сам так не играл? — возмутился Кеша, бросая кости.
Выпали тройка и пятёрка. Если правильно Кеша походит, то у него есть возможность избежать «домашнего марса» в конце этой партии.
— Да вот сюда. Ну! Кеша ты Кеша, — покачал головой Лагойко.
— Что Кеша? Ну что, Кеша?! У меня всё схвачено.
Так и продолжал думать Кеша, что у него «всё пучком», пока у меня не осталось четыре шашки до победы. Правда, стояли они на пятой точке. То есть, нужен был гош, чтобы сразу всё закончить.
— Может сдашься? — предложил я почётную капитуляцию Кеше.
— Нет. Очередного «домашнего марса» не будет, — проворчал Кеша.
— Ладно, — ответил я и бросил кости.
Выпало две шестёрки. На этом партия была выиграна.
— Что у нас со счётом? — спросил я.
— Общий счёт игры 0:7 не в пользу Иннокентия Петрова. Мда, были у его шансов возможности! — сказал Лагойко, пародируя Котэ Махарадзе.
Я протянул Кеше руку, и он её пожал, но не спешил отпускать. Наклонился ко мне ближе.
— Саныч, вот в чём секрет? Научи так играть. Я ж тут сижу, думаю, а всё равно ты выигрываешь.
— Думать надо меньше, а соображать больше. Вот как в полёте. Ты там отрабатываешь быстрее электронно-вычислительной машины. Так и здесь старайся, — ответил я.
В палатку заглянул сирийский солдат.
— Майор Александр Клюковкин, здесь? — спросил он на арабском.
— Да. Что случилось? — поднялся я с кровати.
— Вас ожидают в штабе.
Только начал привыкать к тому, что никуда лететь не надо. Но ещё не факт, что мне и сейчас прикажут подниматься в воздух.
На улице уже стемнело. Вертолёты мы ещё вечером перегнали на другой участок дороги, где их уже взяли под охрану советские солдаты.
Я посмотрел в сторону Голанских высот. Прошлой ночью было видно большое зарево, слышались выстрелы и грохот взрывов. Сейчас было не так громко, но война ещё шла. Шумели проезжающие машины и техника, светя фарами, а в небе на удивление не был слышен свист винтов вертолётов.
Солдата я отпустил, а сам пошёл к штабу. На входе меня встретил Казанов.
— Только не говорите, что вызывали меня вы, — ответил я.
— Вы сами догадались, так что ничего говорить не буду.
— Что случилось? — спросил я.
— Ничего особого. Хочу вам предложить проехаться и увидеть результаты нашей с вами общей работы.
— Вы мне копию договора о мире предлагаете почитать? Так его ещё никто и не подписывал, — ответил я.
Виталий Иванович улыбнулся и показал мне на припаркованный у штаба микроавтобус. Рядом ещё два автомобиля — пикап и внедорожник.
— Его и мне-то не дадут посмотреть. Так что есть кое-что другое, — сказал Виталий.
Казанов меня заинтриговал.
— Нам его отдали. Мне дадут с ним поговорить, а потом этот человек будет допрашиваться моими коллегами.
Похоже, что Казанов говорит о Евиче. Не думаю, что мне сильно нужна эта встреча. Перспектива посмотреть в глаза Иуде, продавшего страну за 30 сребреников, восторг у меня не вызывает.
Но желание вмазать Евичу есть.
— Только держите там меня, чтоб я его не убил, — принял я предложение Виталия.
— Само собой.
Дорога не была долгой. Евича держали под стражей в той самой тюрьме в Эс Сувейде, где мы уже были с Казановым. В первый наш визит у нас состоялась беседа со сбитым пилотом Блэк Рок Мегетом.
Въехав во двор, мы остановились у двери заднего входа. По знакомым коридорам с обшарпанными стенами шли медленно.
— Иваныч, а вы мне не расскажете, как у вас это получается? — спросил я, когда мы прошли один из постов
— Что именно? — уточнил Виталий.
— Открывать все двери без ключа. И даже в Сирии.
— Я просто слова волшебные знаю, — ответил Иванович с серьёзным видом.
— Например, «сколько это будет стоить» или «я всё Асаду расскажу»?
Виталий улыбнулся, но на вопрос не ответил. Понятно, что КГБ и сирийский мухабарат работают сообща. Но просто так иностранцев к пленным лётчикам бы не пускали.
Мы подошли к двери допросной и остановились. К нам подошёл сириец из Управления политической безопасности страны. Тот самый Рустум, с которым я уже пересекался.
— Поздновато, Виталий. Думал, что уже не приедешь, — поздоровался он с каждым из нас.
— Ну, ты ж меня знаешь. Много дел.
— Когда перевозить будете? — спросил Рустум.
— Сегодня ночью.
Сириец кивнул и пропустил нас к допросной. Дверь скрипнула, как только Казанов её потянул на себя.
Мы вошли в комнату, где уже сидел Евич. Выглядел он не так уж и плохо. Вид опрятный. Лётный комбинезон, в котором его подобрали, постиранный и хорошо на нём сидел.
На лице ни царапины. Взгляд был презрительный, а губы слегка вздрагивали при каждом вздохе. Кулаки он сжимал настолько сильно, что на тыльной стороне ладони набухали вены.
— Пришли, значит. Что случилось, товарищи? — спросил Андрей.
— Ничего. И мы вам не товарищи, гражданин, — ответил ему Казанов и сел напротив Евича.
Я сел рядом, но с трудом сдерживал себя, чтобы не разбить лицо Андрею. Казанов выдержал паузу и посмотрел на меня.
— Гражданин Евич, я уполномочен довести до вашего сведения, что вам предъявлено обвинение…
— Я не признаю ваших законов. Вы разговариваете с гражданином Соединённых Штатов Америки. Мною уже был сюда затребован консул, — перебил его Евич.
Виталий выдержал секунду и продолжил.
— Вам предъявлено обвинение согласно Уголовного кодекса РСФСР по статьям…
— Да мне плевать, мистер Казанов. Ваши законы на меня не распространяются, — вновь Евич перебил Ивановича.
Но Казанов был непреклонен и зачитал весь список статей, по которым Андрею предъявляют обвинение. Их было достаточно, чтобы получить высшую меру наказания.
— У вас есть что сказать? — спросил Виталий, но Евич только ухмыльнулся.
Похоже, он не верит в то, что его сейчас могут вывезти в Союз. Сильно ошибается.
— А ты, Сашка, чего смотришь? Ну, спрашивай чего хотел. Где бы мы с тобой ещё пообщались.
Казанов посмотрел на меня и молча кивнул.
— У меня один вопрос — каково это — стрелять в своих? — спросил я.
В глазах Евича взыграли огоньки, а рот расплылся в улыбке.
— Легко. Это у тебя есть только Устав, кодекс, правила, знамя с серпом и молотом и «Слава КПСС». А я свободный человек. И с деньгами.
— Причина в деньгах? — уточнил я.
— В больших деньгах. Тебе не понять, Саша. Мне позволили творить, жить, как я хочу. Не между молотом и серпом, как у вас, а как нормальные люди живут. По закону. А что в Союзе? Партия — наш рулевой, — рассмеялся Евич.
Больше с ним не о чём говорить.
— Знаешь, я раньше думал, ты гнилая тварь, а ты оказался продажной сукой. У меня всё, Виталий Иванович.
Дверь в допросную открылась, и в комнату вошли двое парней в гражданке. Рослые и крепкие. В руках у одного из них наручники.
— Мы готовы, Виталий Иванович. Вот документы.
— Отдадите их Римакову. Он будет в самолёте. Забирайте, — спокойно сказал Виталий.
Двое вошедших быстро подошли к Евичу и надели наручники. Тут к нему и пришло понимание.
— Что… что это? — начал брыкаться Андрей.
Теперь в нём уже не было той уверенности и надменности.
— Я вас спрашиваю, что это?! — зарычал Евич, когда его подняли на ноги.
Казанов медленно повернул голову в его сторону.
— Возмездие.
Глава 5
Евич попытался вырваться, скользя ногами по каменному полу. Но из плотных «тисков», в которых его удерживали подручные Казанова, сделать это было не так уж и просто. Не настолько силён Андрей, чтобы разбрасывать людей в стороны.
— Это незаконно! Где консул?! Я гражданин Соединённых Штатов… — продолжал кричать Евич, когда его выволокли в коридор.
Тяжёлая дверь захлопнулась, а из коридора ещё доносились удаляющиеся от допросной, истерические вопли. Я собирался уже встать с места, но у Казанова было на этот счёт иное мнение.
Он просто сидел и смотрел на пустой стул, где только что сидел Евич. Я не собирался отвлекать его от размышлений. Наверняка, поимка и депортация Евича и для Виталия Ивановича были делом чести.
— Знаете, а ведь ничего не поменялось, — тихо сказал Казанов.
— В каком смысле? — уточнил я.
Виталий сразу не ответил. Он поставил локти на стол и упёрся подбородком в ладони.
— Дело сделано, а изменить уже ничего нельзя. Всего один человек, поддавшийся искушению красивой жизни, и сколько судеб сломано.
Виталий достал из кармана пачку сигарет и закурил прямо в допросной.
— 70 человек были уволены из своих ведомств. 25 из них получили судебные сроки. Ещё 84 лишились должностей и уже больше их не займут никогда. И ещё 15, кого уже не вернуть, — сказал Виталий и замолчал.
Судя по всему, число «15» означало тех, кто погиб в результате действий Евича.
— Ваш оператор Петруха в их числе, — вновь заговорил Казанов.
Он затушил сигарету и бросил её в урну.
— Нам с вами пора.
Я и Виталий вышли из комнаты для допросов и направились к выходу, где нас уже ждал транспорт. Оказавшись на улице, появилось ощущение, что чего-то не хватает.
Слишком тихо. Неслышно взрывов, стрельбы и на западе нет зарева. Моё замешательство не осталось незамеченным Казановым.
— Что-то не так, Александр?
— Да. Слишком тихо. Такое ощущение, что…
— Вы правильно думаете, Сан Саныч. В 0:00 часов стороны конфликта объявили о приостановке боевых действий на всех направлениях. Без предварительных условий. Так что, всё идёт к миру, — похлопал меня по плечу Виталий и пошёл со мной в направлении машины.