Лёжа между камней, я почувствовал, что на мне лежит… Тося. Внутри всё похолодело. Лицо Антонины, чёрное одеяние боевика… всё вокруг закрутилось. Она лежала рядом со мной и протяжно стонала от боли.
— Ты… ты чего? Зачем полезла, дурочка?
Одна группа решила снова попытать счастье и подойти вплотную. Надо подпустить ближе, чтобы сразу всех. Кучно идут!
Гранату держал на голове в одной руке, а в другой Тосю.
— Ну зачем⁈ — тихо проговорил я, выдернул чеку и бросил гранату.
Взрыв. Трое рухнули на землю, ещё двое поскорее стали отползать. Выстрелы со стороны боевиков затихли.
— Саша, я умираю, да? Ты ведь живой?
Я посмотрел на Антонину и свои ладони в крови. В эту секунду я не знал, что думать. Пожалуй, самый дорогой мне человек за две моих жизни вот-вот уйдёт… навсегда.
— Где? Где болит? Надо наложить повязку. Ты только не молчи. Говори мне что делать, хорошо?
Ощупав тело Белецкой, я не сразу нашёл рану.
— Больно, — заплакала Тося, а я посмотрел на рану.
Сначала подумал, что пуля прилетела прямо в самый зад. Но оказалось, что в ногу.
— Дорогая, ты не умрёшь. Рана не смертельная, — проговорил я, быстро перетянув ногу Антонине.
— А знаешь как больно? И вообще, я крови боюсь, — продолжала плакать Тося.
— Не говори ерунду. Ты же врач, в твоей жизни ты столько раненных видела, что мама не горюй.
— Так то не моя кровь. А свою боюсь. Её ещё так много. Тошнота к горлу подступает, и голова кружится.
— Отставить панику!
Перерыв затягивается. Тем временем снова спикировал Тобольский. Залп НАРами и снова слышу отчаянные крики боли. Над поляной поднимался дым, обволакивающий всю местность.
В нашу сторону летят отдельные автоматные очереди и проклятья на местном языке.
Сквозь громкий стук пулемёта пробился гул двигателей. Он всё нарастал и становился всё ближе и ближе. Выглянув из-за валуна, я увидел пару Ми-24, заходящих на цель. Сначала один выполнил залп из пушки, а затем и второй.
Пулемёты замолкли, а мои коллеги резво ушли вверх, отстреливая «асошки».
— 202-й, бармалеи бегут. Сейчас подсяду к вам, — сказал Тобольский и начал заходить на склон горы.
Наверняка сейчас зависнет на одном колесе. Кеша переместился ко мне и подобрал Хавкина. Я же взял на руки Антонину и понёс наверх.
Олег Игоревич и правда завис с опорой на одном колесе. Из грузовой кабины выскочили несколько спецназовцев и помогли нам забраться. Только мы закончили грузиться, как Тобольский начал взлетать.
Антонине и Михаилу начали оказывать помощь. Вертолёт взлетел и взял курс на площадку в Маарет-Эн-Нууман.
Я же продолжал смотреть на подбитый Ми-8, который всё же загорелся от множества попаданий. Внизу из лесопосадки уходили отдельные боевики, которые не смогли нас взять.
Голова болела, руки устали, а спину ломило от напряжения. Утерев грязное лицо, я посмотрел на Тосю и встретится с ней взглядами. Только сейчас я заметил, что мы не отпускаем друг друга и держимся за руки.
А в голове мысль — сколько ещё раз мне так будет везти?
От мыслей о здоровье Антонины и моей удаче, я вернулся к реальным вещам. В грузовой кабине устало сидели бойцы группы спецназа, а также Кеша, карауливший Хавкина. Миша стонал, когда его обрабатывал санинструктор.
— Я помогу, — попыталась встать Белецкая, но ей не дали подняться.
— Тебе самой помощь нужна, — уложил я Антонину на скамью, с которой бойцы слезли на пол, уступая девушке место.
— Тут у ребят серьёзнее раны. Я смогу.
На меня посмотрел санинструктор и покачал отрицательно головой, показывая, что помощь ему не нужна. Я оставил Тосю и подошёл к Хавкину.
— Как он? — спросил я медика из группы спецназа.
— Жить будет, но надо в госпиталь. Сначала быстро прооперируют, а потом и в Дамаск можно. Там есть большая больница.
— Понял, спасибо.
Антонина лежала на лавке. Я сел рядом с ней и прикрыл глаза. Ко мне подсел Иван — командир группы спецназа.
— Как группа? — спросил я.
— Все живы. И с трофеем, — указал Иван на брезент, лежащий рядом с рампой вертолёта.
Сначала я не замечал, что в вертолёте есть ещё кто-то. Оказывается, спецназовцы смогли взять пленного. Судя по тому, что завёрнутый в брезент человек ещё ворочался, взяли живым.
— Кто такой? — спросил я.
— Один из полевых командиров «Чёрных орлов». Точнее, «арабское лицо английской национальности».
Похоже, что не только авиацию наводили в тылу противника спецназовцы.
До посадки на площадку все в грузовой кабине молчали. То ли не было сил, то ли просто все привыкли. Пот, кровь, слёзы, боль и смерти — всё у старой карги под названием «война» связано друг с другом и идёт рука об руку.
Вертолёт коснулся колёсами шасси площадки. Бортовой техник быстро выскочил из кабины экипажа к сдвижной двери. Винты ещё не остановились, а к Ми-8 уже подбежали санитары из госпиталя и две медсестры. Тося не сразу согласилась, чтобы её первой вытащили из вертолёта. Мол есть более серьёзные раненные, чем она.
— Саша, только попробуй мне организовать госпиталь в Дамаске. Я тебя прибью, — заявила Антонина, когда я с солдатами тащил её на носилках.
Сирийские бойцы вопросительно смотрели на меня, будто не верили, что женщина может так смело разговаривать после ранения.
— Она сильно головой ударилась. Теперь много говорит, — сказал я на арабском, и парни заулыбались.
— Что ты им сказал? — спросила Тося.
— Сказал, что ты моя женщина, — улыбнулся я.
Тося сощурилась и загадочно посмотрела на меня.
— Саша, это ты официально заявляешь? — спросила Тося.
Белецкую приготовились принять в госпитале и попросили меня не заходить.
Постояв рядом с госпиталем и проводив Михаила, я пошёл к вертолёту. Рядом с ним шёл послеполётный перекур и… молчаливое обсуждение прошедшего задания.
Несколько спецназовцев, Тобольский и его экипаж, а также Кеша просто стояли полукругом. Никто ничего не говорил, а только смотрели под ноги и пускали дым.
— Сан Саныч, всё же я должен вам спасибо сказать, — протянул мне руку Иван, выбросив затушенный окурок в сторону.
— Пожалуйста, но вытащили вас другие, — ответил я.
Тобольский прокашлялся и покрутил головой.
— Не-а. Не подбей вас, я бы не сел рядом с ними и не забрал бы их. Ваше падение отвлекло большую часть сил. Боевики рванули к вам, позабыв, что у группы Ивана был пленник. Только издалека продолжали обстреливать и всё, — объяснил Олег Игоревич.
Ну, пускай будет и так. Все молодцы.
— Кстати, а где пленный? — спросил я, и Ваня показал на УАЗ и пару внедорожников, уезжающих по песку в сторону палаточного госпиталя.
— Забрали. Сопин тоже с ними поехал. Мы особо не церемонились с полевым командиром и его надо подлечить, — ответил Ваня.
— Сопин сказал, что надо с ним быстрее разговаривать. Он много знает, — добавил Кеша.
— Много? — переспросил я и посмотрел на Ивана.
— Да. Я удивлён, что нам вообще позволили выбраться. Думал, этого парня застрелят. Чтоб только он нам не достался.
Я переглянулся со спецназовцами и Тобольским. Потом резко повернулся в сторону госпиталя. Столь важного боевика взяли и привезли в полевой госпиталь?
— Что за звук? — проговорил бортовой техник.
Нельзя было даже думать о плохом в такие моменты.
Этот характерный вой ни с чем не спутать. Шуршание летящих реактивных снарядов или просто «эрэсов» бьёт по нервам ещё на подлёте.
— Ложись! — крикнул я, оттолкнув в сторону Кешу и прыгнув в небольшую колею, оставшуюся от колёс.
Первый взрыв произошёл в двухстах метрах. Ещё один чуть дальше. Дым ещё не рассеялся, а из приёмного отделения доносились крики.
Друзья! Благодарю вас за интерес, проявленный к моему творчеству. Всем большое спасибо за поддержку книги комментариями, лайками и наградами.
Глава 2
Пыль и дым постепенно рассеивалась. Запах гари ещё продолжал бить в нос. Шуршание «эрэсов» не было слышно. Зато становились всё громче и громче крики раненных.
— Быстро туда! — громко сказал я.
Поднявшись на ноги, я выскочил из своего временного укрытия и рванул в направлении палаток приёмного отделения.
— Саныч, помогу, — кричал сзади Кеша, но я бежал не оглядываясь.
Мысли были только о том, чтобы быстрее найти Антонину. Каждая минута может стать решающей в этой битве со смертью. О том, что она уже проиграна я и не думал.
— Быстрее… мужики! Несите их… туда! — вышел мне навстречу доктор, крича изо всех сил.
Похоже, его контузило. Голова у него была разбита, а из правого уха шла кровь. Белый халат стал грязно-алым.
— Куда⁈ Куда тащить⁈ — перекрикивал его Тобольский, прибежавший следом.
— В Дамаск тащите. Щас много раненных будет, — продолжал надрываться врач и, от бессилия сел на землю.
Осмотревшись, я увидел несколько тел убитых. Все застыли в неестественных позах. Кто-то с открытыми глазами, а кто-то и с улыбкой на окровавленном лице.
— Помогите! — кричала девушка, которая стояла на коленях и держалась за голову, мучаясь от временной контузии.
— Я ей помогу. Ищи Тосю, — обогнал меня Кеша, подбегая к девушке.
Протискиваясь через завалы из кроватей и медицинских стоек я искал Белецкую, но её нигде не было видно. Разбирая завалы, я не чувствовал усталости. Жар от взрыва уже ослабел.
— Вот он! — воскликнул я, обнаружив лежащего на полу Мишу Хавкина.
Он даже был в сознании и вроде бы совсем не пострадал. Родился в рубашке. Я помог его поднять, и Хавкина унесли в сторону.
Надо было продолжать искать Антонину. В стороны откидывал и кровати, и тумбочки, и разбитый шкаф…
— Нашёл… — тихо сказал я, откидывая один из деревянных шкафов.
Этот огромный деревянный ящик и придавил Антонину. Она лежала в груде разбитых ампул и железных медицинских посудин. Без движения и без сознания.
— Ну же. Умирать нельзя, — проговаривал я, поднимая её на руки.