Со всех сторон идёт прослушка каналов управления. Слова на арабском перебиваются громкими командами на русском. А за окном уже слышны звуки разрывов вдалеке.
Батыров продолжал быть на связи со штабом, держа трубку красного телефона у самого уха. А если быть точным, то от трубки у него была красной ушная раковина.
Я подошёл к карте, над которой склонился Тобольский и один из местных офицеров.
— Операция началась. Чересчур быстро. Ударили по складам, опорникам и районам сосредоточения, — показал нам цели ударов офицер.
— А наша теперь задача? — спросил я.
— Вот пытаемся выяснить. Минут 15 назад начались звонки, почему мы ещё не взлетели, — покачал он головой.
Впрочем, всё как всегда. Есть и сумбур, и здравый смысл.
— Да. Понял. Записываю, — громко сказал Батыров и подозвал к себе оперативного. — 35°50'48'' и 36°…
Димон записал координаты какой-то точки и повесил трубку.
— Так… экипажи Ми-28 и одного Ми-8 ко мне, — объявил Батыров.
Он начал показывать на карте, куда нужно будет высадить группу сирийских коммандос. Судя по координатам это горный район хребта Джебель-Ансария.
— Задача ясна? Вперёд. Удачи! — пожал Батыров руку каждому.
Экипажи вышли из помещения, а Батыров опустился на своём место. Я присмотрелся. Левая рука слегка дрожала у Димона, а капли пота выступили на лбу. Сергеевич пытался справиться с волнением. Пока это ему удавалось.
— Может мы пойдём, Дмитрий Сергеевич? — спросил Тобольский, который тоже изрядно вспотел, находясь в снаряжении.
— Пока нет. Сказали всем быть наготове.
— Нам идти из палатки две минуты, Сергеевич… — начал говорить Олег Игоревич, но тут Димон не выдержал.
— Я сказал быть здесь! — повысил он голос на Тобольского.
В этот момент, кажется, все перестали дышать. В помещении все замолкли. И только из динамиков были слышны переговоры в эфире.
— Занял 6000. Связь с Артеком, — прозвучал в эфире спокойный голос одного из лётчиков.
Батыров смотрел на всех, продолжая дышать через нос. Щёки покраснели, а сам он выглядел сейчас как разъярённый бык во время корриды. Но Тобольский не из тех, кто будет проглатывать подобное.
Олег Игоревич сделал шаг к Батырову, но я остановил его.
— Я сам, — шепнул я, поймав недовольный взгляд комэска.
— Попробуй.
Димон уже вернулся к своим делам, что-то помечая в бумажках и графиках. Я подошёл к нему, чтобы обратиться.
— Дмитрий Сергеевич, предлагаю пойти на разговор, — сказал я.
— Спасибо, но пока не хочу, — буркнул он.
— Это важно, Дмитрий Сергеевич.
Батыров вопросительно взглянул на меня, достал пачку и протянул мне. В этот момент я кивнул в сторону выхода, намекая Димону, что нужно выйти.
— Пойдём, — тихо сказал он и вышел вместе со мной.
На улице уже началась жара. Ми-28 раскрутились и были уже готовы взлетать. В Ми-8 загружались сирийские спецназовцы, которых сюда оперативно подвезли.
Только мы зашли за здание, как над нами пролетели один за другим вертолёты. Как только гул стих, Димон тут же прикурил сигарету и крепко затянулся.
— Не говори ничего, Саш. Я всё понял, но извиняться не буду, — сказал Батыров.
— Естественно. Ты замкомандира, он — комэска. Извиняться ты не обязан. Да и не оскорблял его. А вот кричал-то ты зачем?
— Так надо. Или не надо? — вопросительно посмотрел на меня Батыров.
— Ты начальник. Решения принимаешь тоже ты. А вот кричать не стоит. Тем более что у всех яйца вспрели в помещении, пока ты думаешь. Нам реально из палатки пару минут бежать. Афган не помнишь, как мы палатку экипажа ПСС поставили рядом со стоянкой?
— Да. Было такое.
— Я тебя учить не собираюсь, как с личным составом разговаривать. Но не забывай, что ты — Герой Советского Союза. И на тебя все смотрят. А Олег Игоревич, между прочим…
— Знаю кто он. Таких как он мало.
— На них армия и страна держится, — сказал я и похлопал по-дружески Димона по плечу.
Батыров закончил курить, вновь достал сигарету и протянул мне.
— Зачем? — спросил я.
— Ты ж просил сигарету?
— Я не курю, Сергеевич. Оставь себе, тебе ещё много нервничать придётся, — улыбнулся я.
Мы вернулись на командный пункт. Батыров первым делом отпустил нас в палатку, но попросил остаться меня и Тобольского.
— Я должен сказать честно, Ка-50 не хотят пускать в бой. Слишком он дорогой.
Олег Игоревич зацокал, а я положил автомат на стол с картой. Ничего удивительного в такой постановке задачи от высокого командования нет.
— Сливают «камовский» проект? — спросил Тобольский.
— Да. Ваши доводы по двухместной соосной машине никому не интересны. Так что, боюсь Сирия — лебединая песня «акулы»…
В этот момент зазвонил телефон, и Димон метнулся к нему.
— Батыров. Да, товарищ генерал! Уже взлетели… — продолжал Дмитрий докладывать.
Тобольский пожал плечами.
— Впрочем, я это и предполагал. При столь хорошем Ми-28 зачем нужен ещё один боевой вертолёт, — сказал Олег Игоревич.
— Нужен. Его не просто так задумывали. Он ещё сыграет свою…
Я не договорил. Внимание привлёк напряжённый радиообмен со стороны наших лётчиков.
— Понял, понял, понял. Ухожу, — быстро затараторил кто-то в эфир.
— Запретили вам работу! Запретил! Запретил! — звучал звонкий голос оператора Як-44.
Я подошёл ближе, начиная настраиваться на каждое сказанное в эфир слово.
— Уходи! Отстрел, 103-й! Отстрел, 103-й!
— Тяну, тяну!
— 612-й, наблюдаю цель. Выход из зоны. Высокое, режим «Догон». Дальность 30, — начал наведение оператор.
Рядом со мной встал Тобольский. Разговоры на КП вновь затихли. Батыров бросил в сторону трубку и вышел из-за стола.
— 103-й, манёвр!
— Да ухожу, твою ж мать!
Секундная пауза, которая будто растянулась на несколько минут. И в эфире полная тишина.
— 103-й, 103-й! — вновь громко закричал кто-то в эфире.
Ещё одна пауза, которая должна была вот-вот закончиться. В комнате все молчали, а у меня вновь дрянное чувство дежавю.
— Борт 12103, пожар левого двигателя! Пожар правого двигателя! — начала работать РИта, возвестившая о том, что наш самолёт сбит.
— Катапультируйся, 103-й! — опять закричал тот же самый лётчик.
Дальше была самая настоящая «свалка» в эфире. Оператор одновременно и наводил самолёты, и уточнял что со сбитым экипажем. Только через пару минут прозвучал доклад о двух куполах в воздухе.
Но это ещё только начало.
— Тарелочка, 105-му. Они к границе уходят. У нас есть кто-нибудь там?
— 105-й, вас понял, к границе. Будем разбираться.
— Там как бы не наша уже… зона, — задумчиво произнёс в эфир 105-й.
Я повернулся к Батырову, который уже звонил командованию. Мне и каждому в комнате было ясно, что мы ближе всех к зоне боевых действий. И других свободных вертолётов в этом районе сейчас нет.
Время шло, а никаких команд не поступало. С момента катапультирования уже прошло порядка пятнадцати минут. Тут Батырову вновь позвонили.
— Да. Да это район… Конечно, понимаю. И что вы хотите? Нет, у Ми-28 не хватит топлива и они слишком уже далеко. Товарищ генерал, я… — прервался Дима и посмотрел на меня и Тобольского.
Батыров опустил трубку, но пока не вешал её.
— Сказали ждать Ми-28. Передавать им координаты, — тихо сказал Дмитрий.
— У нас в готовности два Ка-50 и Ми-8. Возьмём группу эвакуации. В чём проблема? — спросил я.
— В том, что Ка-50 нельзя использовать.
Я выдохнул, повесил автомат на плечо и надел шлем.
— Тогда на хрен он такой нужен⁈ — сказал и пошёл к выходу.
Следом за мной заспешил и Тобольский. Выходя из комнаты, я услышал, как хлопнула по столу телефонная трубка и послышались быстрые шаги.
— С вами полечу, — обогнал меня Батыров, быстро надевая разгрузку.
Не самое лучшее решение с его стороны. Он не так много летал последние годы. Видимо, штабная работа начинает надоедать Батырову с самого начала.
— Сбили Су-24. Два члена экипажа и местонахождение точно неизвестно есть район поиска. Будем искать.
— Кто экипаж? — спросил я.
Батыров помотал головой и остановился на секунду.
— Сбили экипаж полковника Мулина.
Вот так новость! Такому человеку, как заместитель командира корпуса попадать в плен нельзя никак. Тут есть опасения за важные сведения в случае допросов и пыток. А они точно будут!
Я быстро прыгнул в Ка-50 и начал запускаться. В наушниках продолжались плотные разговоры. Особенно спрашивали, что там с катапультировавшимися. Никто к земле не снижался, поскольку в приграничном районе это весьма опасно. У противника есть комплексы ПЗРК и различные зенитные установки.
Запуск произвёл. Все системы в работе. Вертолёт слегка покачивается, готовясь к взлёту.
— Внимание, 201-й, паре взлёт. Я за вами, — дал команду Батыров.
— Понял, 202-й, внимание! Отрыв! — сказал в эфир Тобольский.
Медленно я поднял рычаг шаг-газ. Ка-50 начал аккуратно отрываться от запылённой площадки, поднимая пылевую завесу. Продолжаю тянуть рычаг, чтобы взлететь чуть выше пыльного облака.
— Разгон, паашли! — скомандовал Тобольский, и я отклонил ручку управления от себя.
Нос наклонился, и вертолёт начал набирать скорость. Весьма быстро, по сравнению с тем, как разгоняется Ми-8.
— Прибор 150. Ждём 115-го.
— Принял, — ответил я Олегу Игоревичу.
Батыров вскоре тоже взлетел и следовал за нами на ощутимом удалении. Первая наша точка — ориентировочное место приземления одного из лётчиков находилось в окрестностях Идлиба.
Про себя я уже подумал, что там сейчас идут бои и некоторые районы ещё могут быть под контролем противника.
— 115-й, Тарелочке, — запросил Батырова оператор Як-44.
— Ответил.
— Район поиска — юго-запад Идлиба. Населённый пункт Хербет-эт-Тин. Есть информация, что там.
— Понял. 201-й, как приняли информацию?
— Подходим к расчётной точке. Пока никого не вижу, — доложил Тобольский.