Мы продолжали идти парой над высохшими землями. Время сейчас обеденное, а значит самая суровая жара. Как ещё в этом районе не наблюдаются боестолкновения, непонятно.
— Вижу внизу! Выполняю вираж, — доложил я, отклоняя ручку управления вправо.
На большом пустыре лежал оранжевые парашют, который всеми силами пытались оттащить двое местных жителей — женщина и мужчина.
— Вижу бой внизу, — оторвался я от наблюдения за парашютом.
Я быстро сориентировался, что нужно разворачиваться. Сделал перекладку и заложил крен почти 45°, продолжая разворачиваться влево. Взгляд направил вперёд в район строений деревни.
В центре деревни были видны поднимающиеся клубы пыли. Похоже, что и правда шёл стрелковый бой. Только совсем неравный.
— 1-й, цель вижу. Два строения со стрелками. Готов работать, — доложил я включая «Главный».
— 202-й, понял. Вижу. И нашего тоже, — ответил мне Олег Игоревич.
Его вертолёт выполнял резвый разворот на горке на другой окраине городка. Будем заходить на цель с разных направлений.
— 115-й, видим нашего. Готовы прикрывать, — доложил Тобольский.
Я переставил тип вооружения на управляемые ракеты. На индикаторе лобового стекла высветилась дальность до цели. Уже даже загорелась команда С о разрешении пуска. На большом экране просматривается изображение цели с символом ТА — включение лазерно-лучевого канала наведения.
— Цель вижу. Готов, — доложил я.
Прицельная марка уже на цели, а дальность до неё 4.7 километров.
«Восьмёрка» Батырова по его же докладу кружилась позади нас в пяти километрах.
Я продолжал держаться на боевом, стремительно скользя над землёй и выходя на рубеж пуска. Быстро приближался к дому, за которым находились боевики.
Мысль была в том, чтобы не зацепить ещё и нашего пилота. Так что придётся бить прицельно.
Пальцы легли на гашетку пуска ракет, а команды всё нет.
Рубеж пуска!
— Атака, 202-й!
Глава 5
Линия визирования высветилась на индикаторе лобового стекла. Прицельная марка совмещена. Палец аккуратно зажал гашетку пуска. Одна секунда, две…
— Пуск произвёл, — доложил я, продолжая удерживать вертолёт на линии атаки.
Ракета вышла из контейнера, сделала пару витков и устремилась к цели. До взрыва 10 секунд. Перед собой наблюдаю, как тёмная точка приближается к искомому объекту. Ещё немного и…
— Есть. Ухожу вправо, — доложил я, наблюдая, как строение погрузилось в облако песка и пыли, а крыша обрушилась.
— Понял. На боевом. Внимание… атака! — произнёс в эфир Тобольский.
Я ввёл вертолёт в разворот, проносясь над крышами отдельно стоящих домов. Краем глаза увидел устремившуюся ракету, выпущенную с борта Ка-50 Олега Игоревича.
И вновь взрыв! Пыль ещё не осела, а очертания остатков строения уже видны. На месте здания, где занимали позиции боевики, образовалась груда камней и развалин.
— На повторный. Наблюдаю нашего. Здание в 150 метрах от взрыва, — произнёс я, заметив, как себя оранжевым дымом обозначил наш лётчик.
— 115-й, площадка готова. Можно…
— Запретил! Запретил! — влез я в эфир, заметив приближение противника.
Три пикапа с пулемётами уже неслись в район, где подымались клубы оранжевого дыма. Так легко нам лётчика местные духи, террористы, мятежники… неважно как их называть, не отдадут никогда.
— Понял. Запретили, — ответил Батыров.
Подлети Димон сейчас, и на посадке или взлёте вертолёт бы расстреляли.
— Справа бьют! — доложил я в эфир, уводя Ка-50 от очереди из крупнокалиберного пулемёта.
— Вижу. На боевом. Буду «трещоткой» работать, — ответил мне Тобольский.
Сейчас он будет применять пушку. В условиях, когда рядом наши войска или спасаемый нами человек в непосредственной близости с противником, точность превыше всего.
Я вновь сманеврировал, уводя вертолёт от очереди из пулемёта. Солнце слегка ослепило во время отворота, и в этот момент вертолёт сильно тряхнуло.
Ещё несколько выстрелов. Один из снарядов попал в правый борт. Ощущение, что булыжник в бок прилетел.
Надо дать возможность Тобольскому выйти в положение для атаки.
— Захожу от солнца, — доложил Олег Игоревич.
По курсу буквально выросла линия электропередач. Ручку отклонил на себя. Вертолёт слегка задрал нос и плавно набрал пару десятков метров высоты. Тут же ещё одна очередь.
Теперь отворот вправо. Силуэт на командно-пилотажном приборе показал очередные 45°. Голову слегка прижало к правому блистеру.
— Внимание! Атака! — произнёс в эфир Тобольский.
Взрыв. Затем ещё один. Две машины буквально подбросило вверх. А столб огня и пыли взметнулся на несколько метров. Я видел, как Олег Игоревич в последний момент успел сманеврировать и не попасть под осколки.
— Я 103-й! Терплю бедствие! Терплю бедствие! — пробивался в эфир голос нашего лётчика.
Помехи были большие и сложно было разобрать каждое слово.
Следующий заход на цель выполнял уже я. Нашлемное визированное устройство всё так же в работе.
— Цель вижу. К работе… готов, — доложил я после появления счётчика дальности до цели.
Силуэт машины аккуратно совместил с зоной визирования. Дальность 4.5.
— Пуск! — доложил я.
Ракета ушла в сторону пикапа.
Мощный взрыв, и автомобиль исчез в облаке пыли и пламени. Тобольский выполнил проход над местом боя, но больше сопротивления не было. Пора забирать.
— 115-й, наблюдаю площадку. Выполняю посадку, — доложил Батыров.
Ми-8 медленно подошёл к пустырю. Пока несущий винт вертолёта разметал вокруг себя камни и пыль, из покосившегося здания начал бежать наш лётчик. Давалось это ему с трудом. Видно было, что он сильно хромал.
Пока происходила эвакуация, мы продолжали с Тобольским кружить над местом боя.
Где-то вдалеке продолжались бои. Серые и чёрные клубы дыма поднимались над Идлибом, окутывая его подобием смога. Противник серьёзно окопался и не хочет сдавать позиций.
— На борту. Взлетаем, — произнёс Батыров и начал отрываться от поверхности.
Делал он это медленно, с присущей ему академичностью. Слишком плавно он разгонял вертолёт вдоль земли.
— Тарелочка, 115-й, забрали второго. Первый не обнаружен, — доложил Димон.
— Вас понял. Район поиска в районе хребта Ансария. Дальше подскажем.
— Тарелочка, 115-й понял. Ждём команды, — запросил Батыров.
Я проверил запас топлива. Вполне можем ещё час выполнять задачи, а затем долететь до Хама.
Батыров начал отворачивать на горный хребет. Если Мулин там, то его слишком далеко отнесло. Видимо, прыгнули с большой высоты.
— 115-й, вам на курс 330°. Поиск в районе Басанкуль.
— Понял, выполняем, — ответил Батыров.
Вот теперь будет всё гораздо сложнее. Указанный район — самая что ни есть территория «Чёрных орлов» — группировки, подконтрольной Турции.
И для них сбитый советский лётчик — трофей серьёзный.
Пролетев несколько километров, я обнаружил обломки самолёта. Части Су-24 были разбросаны среди нескольких сопок и уже почти догорели, отбрасывая вверх чёрный дым.
Узнать в этой груде покорёженных и обгоревших обломков «рашпиль» можно было только по одной из консолей крыла.
— Борт обнаружил. Четыре километра северо-западнее Басанкуль. Ориентир — отметка 507, — доложил я.
— Пошли вправо, — дал команду Тобольский, и мы начали выполнять вираж над местом падения.
Следов Мулина не видно. Яркий оранжевый купол парашюта должен быть недалеко. Не бывает такого, что он приземлился бы на слишком большой дальности от самолёта.
Странно, но никаких следов боевиков в этих местах. Ни брошенных опорников, ни разбитой техники. Даже пара деревень, что находятся на склонах холмов, выглядят брошенными.
— Пройду вдоль сопок, — сказал я в эфир, направляя вертолёт к расщелине между возвышенностями.
Не прошло и секунды, как Тобольский резко сманеврировал и ушёл ближе к земле.
— На склоне слева что-то мигнуло, — проговорил он, слегка запинаясь.
Я машинально отвернул вертолёт, но ничего за этим бликом не последовало.
— 115-й, над сопками повнимательнее, — сказал я в эфир.
— Понял, — ответил Батыров, но он держался в стороне.
Так не бывает, чтобы нам отдали так просто катапультировавшегося лётчика. Я смотрел по сторонам и продолжал искать следы Мулина. Ничего тут особого не было. Сопки невысокие и хорошо просматриваются.
Да только есть одно место, которое сильно меня настораживало.
— 201-й, над расщелиной пройду, — доложил я.
Подлетая к этому земляному провалу, я и увидел оранжевый купол. И недалеко от него Мулина. Без движения.
— Вижу его. На краю расщелины. Лежит и не…
В этот момент с вершины одной из сопок потянулся дымовой шлейф. Ощущение, будто кобра бросилась из укрытия.
— 2-й, слева ракета! Слева! — громко сказал Тобольский.
— Понял, понял. Вправо пошёл! — ответил я, уходя со снижением вниз.
Пока я начал маневрировать от ракеты отстреливая ловушки, по вершине отработал Олег Игоревич.
А ракета продолжала лететь в меня, извиваясь из стороны в сторону. Отстреливать ловушки не прекращал, но за столь ярким салютом, я потерял её из виду.
— Ушла в сторону, — произнёс Тобольский, отворачивая с боевого курса.
Но это было явно не всё.
— Справа, справа ещё одна! — произнёс я, прижимаясь к земле и пытаясь скрыться за неровностями рельефа.
— Потерял из виду. Не вижу! — громко сказал Тобольский.
Я тоже не видел самой ракеты. Стоило вынырнуть из-за сопки, как небо расчертил дымный след и что-то взорвалось на средней высоте.
— Мимо прошла! — громко сказал я.
Тобольский слишком сильно ушёл вперёд и спикировал вниз, пытаясь прикрыться складками местности.
Вдруг с вершины ещё одной сопки, практически в упор ударил крупнокалиберный пулемёт. Пара снарядов попали в правый борт, но Броня выдержала.
— 201-й, ещё работают, — произнёс я в эфир.
Ка-50 выдержал ещё пару попаданий, но на этом надо было заканчивать бегать. Ручку отклонил от себя, разогнавшись вдоль расщелины.