— Манёвр! — скомандовал я и выполнил горку.
Тут же резко развернулся, сбрасывая скорость до 120 км/ч. Вертолёт опустил нос, и теперь я мог рассмотреть расположение огневых точек.
Зенитные установки замаскировали прямо в склонах сопок и гор.
— Цель вижу. Атака! — доложил я, повисая на ремнях во время пикирования.
Я плавно нажал на гашетку пушки. Вертолёт от мощной отдачи начал «мандражировать». Эффективность этого оружия большая! Боевики побежали в разные стороны, а снаряды буквально перемололи на своём пути тела людей.
— Вывод, — произнес я, «взяв» ручку управления на себя.
Вертолёт вышел из пикирования, но передо мной оказался другой склон. И здесь тоже были засады.
— 115-й, иду забирать. Прикрывайте.
— Запретил посадку! — успел громко сказать Тобольский, разбираясь с целями на другом направлении.
Тут и я пустил один залп С-8 по боевикам. Ракеты ушли, а я успел отвернуть влево, чтобы не столкнуться со склоном. Воздушный поток буквально сметал верхний слой земли, поднимая пыль.
На выводе успел увидеть, как в воздух поднялись клубы дыма. Скучковались эти парни тут очень компактно.
Задумка ясна. За сбитым лётчиком прилетят обязательно. И вертолётов будет много. В три раза больше вариантов заработать гору «грязных денег»!
— 115-й, боевики на склонах, — сказал я, предупреждая Димона, что пока садиться нельзя.
Куда он только торопится? У нас ещё есть возможность зачистить всё.
— Понял, — ответил Батыров и снова отвернул в долину. — Тарелочка, Тарелочка, я 115-й. Противник в районе Басанкуль. Идут подкрепления.
Смысл последних слов я понял не сразу. Однако, пришло понимание, зачем Димон торопится. Выполнив горку, я отвернул в сторону Тобольского.
Олег Игоревич, выводя вертолёт из пикирования, уже вёл свой отдельный бой. Со стороны границы приближалось большое количество боевиков на бронемашинах и пикапах. И вот это было уже совсем плохо.
— Готов работать, 1-й, — доложил я.
— Понял. Захожу на колонну и атакую.
На индикаторе лобового стекла вновь высветилась прицельная марка. Нашлемное визирное устройство опустил на правый глаз. Начал совмещать с целью.
Первая машина была уже уничтожена. Осталось добить колонну до конца. На ИЛС высветилась команда С — пуск разрешён.
— Марка на цели. Пуск! — произнёс я, нажимая гашетку.
Ракета ушла к цели. На экране в центре приборной доски был виден силуэт бронированной машины. До встречи с целью оставалось пять секунд.
— Попал! Ушёл левее, — доложил я.
Тобольский подтвердил приём информации, но в его голосе не было оптимизма.
Напряжение росло с каждой атакой, а топливо продолжало уходить. Времени на решение у нас немного.
— Я 115-й, больше времени нет. Забираю, — произнёс Батыров.
— Понял, — ответил я, и направил вертолёт в сторону Ми-8.
Вертолёт Димона практически чиркал «брюхом» землю, чтобы подойти как можно ближе к месту посадки.
— Буду заскакивать, — произнёс Батыров.
Всё-таки Димон что-то ещё помнит из наших афганских заходов на площадки.
Рядом с котлованом может сесть только один вертолёт.
Тобольский дал ещё один залп по южному склону. Стали видны очередные подрывы, а дымом снова заволокло всю сопку.
— 202-й, иду на посадку, — доложил Батыров, начиная выполнять горку перед посадкой на возвышенность.
Его вертолёт пролетел в паре сотен метров от меня и направился к площадке рядом с котлованом.
— Прикрываю слева, — доложил я, пристроившись чуть выше Ми-8.
На северном склоне наблюдаю, как собирается ещё одна банда. Только никто не стремится спускаться вниз. Переключаюсь на пушку и даю залп.
Склон погрузился в пылевую завесу, а движение прекратилось.
— Вижу справа! — громко произнёс Тобольский, атакуя наступающих к сопке боевиков.
Я резко развернул вертолёт и встал в вираж над местом посадки Батырова. Только бы быстрее он забрал Мулина.
Во рту было совершенно сухо, а комбинезон под моим жилетом промок насквозь.
— 202-й, две минуты и взлетаю, — услышал я информацию от Димона.
Следом я выполнил очередной вираж, контролируя склоны, но взлёт затягивался. Внизу было видно, как полковника ещё только тащат в грузовую кабину.
— 115-й, побыстрее, — подсказывал в эфир Тобольский.
— 30 секунд.
Я выполнил ещё один залп из пушки по поступающим боевикам. Олег Игоревич, всё это время продолжал работать на дальних подступах.
— 115-й? — запросил я.
— Взлетаю! — громко доложил Дмитрий.
Ещё немного и он отойдёт от места приземления Мулина. Чем ближе этот момент завершения, тем больше наступает чувство тревоги. Чересчур ведь всё хорошо.
Ми-8 тяжело, но оторвался от площадки. Надо чтобы он тоже отстреливал ловушки, но этого нет.
В это время я заканчивал очередной разворот. Момент самый что ни есть хороший, чтобы пристроиться к вертолёту справа. Батыров уже в паре метров от склона и аккуратно наклонил нос, чтобы разогнаться.
Но слишком всё было гладко.
Столб дыма возник справа от Ми-8. Серый спутный след, будто змея, начал вилять из стороны в сторону и… устремился к «восьмёрке».
— Пуск! Пуск! Отстрел! — скомандовал я.
Расстояние совсем небольшое, и никуда Батырову уже не деться. Скорость он не набрал и высота маленькая.
Впереди сопка. Уйти в сторону уже не выйдет. Если выполню подскок, смогу прикрыть правый борт. А там уже Батыров увернётся.
— Влево уйди! — скомандовал я.
Тепловые ловушки вышли с правого и левого борта, чтобы прикрыть вертолёт во время манёвра.
Я отклонил ручку на себя, набирая высоту. Голову откинуло назад от столь резко набора высоты.
Ка-50 быстро перелетел вершину сопки. Вертолёт Батырова, словно в замедленной съёмке, начал уходить влево. Я быстро отклонил правую педаль, прикрыв левый борт «восьмёрки». От столкновения с ним ушёл, а вот серая «гадюка» совсем рядом…
Дыхание остановилось. Пульс практически пропал, но началась пульсирующая боль в районе висков. Внутри всё сжалось, словно пружина.
Взгляд мой был направлен влево. Вслед улетающему в сторону Ми-8 с людьми в грузовой кабине.
Удар в правый борт и вертолёт закрутило. Следом ещё один удар. Всё вокруг вращается. В ушах прерывистый тревожный сигнал. По всей кабине мощнейшая вибрация. Настолько сильная, что чувствуешь как дрожат щёки.
Приборная панель похожа на мигающую новогоднюю ёлку. А печально известная женщина начала зачитывать скороговорками список отказов.
Глава 6
— Пожар правого двигателя. Пожар левого двигателя… — звучал голос РИты.
Следом послышался громкий крик, пытающийся перекричать речевой информатор.
— Горишь! Горишь, 2-й!
— 115-й, что у вас? Доложите!
— Правый… левый горит!
Все фразы собрались в кучу, а руки и ноги по-прежнему продолжали бороться за спасение вертолёта.
— Давай… давай, — приговаривал я, но ничего не помогало.
Управление не работало, обороты двигателей падали, а в кабине уже ощущался запах гари. Вертолёт продолжал валиться вниз, падая на соседнюю сопку.
— Тангаж… крен, — продолжал я говорить, пытаясь изо всех сил вытянуть Ка-50 из этого неконтролируемого падения.
Рыжая поверхность земли приближалась. Такое уже было у меня с этим вертолётом… но нет, не такое!
— Прыжок! Прыжок! — звучала в ушах чья-то команда.
Ещё раз попытался отклонить на себя ручку управления, но всё тщетно. Вот теперь, действительно пора!
Я отпустил органы управления и быстро занял нужную позу. Руками схватился за «держки» и потянул их вверх. Движения были быстрыми, что я даже не заметил, как надо мной что-то начало взрываться.
Как будто каждый день такое проворачивал.
Вертолёт, кажется завис на мгновение и резко опустил нос. Тут же ещё один взрыв над головой. Всё очень быстро, но каждая процедура катапультирования оставляет свой отпечаток в памяти.
И тут меня, будто невидимой рукой, что-то выкинуло наружу.
Спина, ноги и ягодицы особенно сильно затяжелели. Все что есть единицы перегрузки, которые может дать буксировочная ракета, в один момент обрушились на меня.
Ускорение вжало в спинку кресла. Ощущение, что сейчас я сложусь пополам или в какую-нибудь дугу. Придавило так, что не вдохнуть, не выдохнуть. Шлем так и норовит сорваться с головы.
Кажется, что кожа лопнула под давлением изнутри.
Тут выключился реактивный двигатель, спинка кресла отделилась, и я повис на стропах парашюта. Теперь можно оглядеться по сторонам.
— Ааа! — прокричал я от свалившегося напряжения.
Внизу уже горел фюзеляж покинутого мной вертолёта, а до самого приземления оставались считанные мгновения.
Удар о землю, и я завалился набок, оказавшись на каменистой поверхности. Прокатившись по земле и расцарапав щёку с ладонями, я начал приходить в себя. Но в глазах ещё было темно. То ли от светофильтра, то ли от перегрузки.
Постепенно я встал на одно колено, освободился от парашюта и осмотрелся. Взорвавшийся от падения Ка-50 горел чёрным пламенем, а его боекомплект ещё продолжал взрываться.
Надо было уйти в укрытие, чтобы не попасть под какие-нибудь осколки. Только я поднялся, как тут же рядом ударила очередь из автомата.
— Берём! Живее! — услышал я громкие крики на арабском.
Силы ещё полностью не вернулись. Идти было неимоверно сложно. Тело ещё ощущало последствия аварийного покидания.
— Вон он! К вертолёту не подходить! — донёсся до меня голос одного из боевиков.
Ещё одна очередь совсем рядом со мной. Видно, что не пытаются убить, а только ранить. Собрав все силы, я добрался до каменного валуна и залёг.
Автомат снял с предохранителя, развернулся и дал первую очередь по наступающим. Один боевик вскрикнул и свалился в сторону. Остальные залегли.
Тут по камням заработал пулемёт, разбивая их в пыль. Пока шёл мощный обстрел, я полез в карман за радиостанцией.
— 201-й, 201-й! Веду бой. Северный склон, как принял? — начал говорить я в микрофон, но рация отказывалась работать.