– Умный он.
– Андрейка то? – удивился воевода.
– Андрейка. – кивнул Афанасий. – Но ум свой таит. Он много чего таит, боясь явить людям. Отрок сей полон тайн. Вот меня любопытство и взяло.
– Вздор какой. Андрейка же в отца своего пошел. Лихой рубака будет. А умом скуден. Читать, сказывают, его пытались учить, да не выучили. Совсем буквы запомнить не может.
– Может и вздор, – легко согласился священник и они переключились на другую тему разговора. В конце концов, к этому Андрейке он всегда сможет вернуться позже. Куда ему деваться то? Не сейчас, так потом, улучшив момент, может будет понять, что с ним не так…
Наш же герой, выйдя из храма, больше своей оплошности не повторял. Демонстративно перекрестился. И не спеша пошел бродить по городку. А поджидавшие его рядом Устинка и Егорка – следом посеменили. Выглядело это крайне забавно. Подросток лет четырнадцати с саблей на поясе, ему великоватой пока, вышагивал впереди. А за ним двое взрослых мужчин семенили. Один из которых тащил в своих руках лук и колчан. Но именно что тащил, а не надевал на себя, демонстрируя, что это не его.
Город был небольшой. Поэтому Андрейка, не желая лишний раз пересекаться с отцом Афанасием, решил валить к родным пенатам. И чем быстрее, тем лучше. То есть, ехать в поместье и пытаться разобраться там, что к чему. Может не все разорили татары. Может осталось что ценное и как-то прожить можно будет. Но для отъезда требовалось иметь хоть какие-то запасы. Это ведь не компьютерная игра, а жизнь. И кушать тут требовалось регулярно. Другой вопрос, что денег было в обрез. И наш герой решил перед покупками прицениться.
Крепость Тулы была в те дни набита народом так, словно птичий базар[11] пернатыми какунами. Весь посад сюда перебрался на время, чтобы укрыться от супостатов. И купцы тоже вместе с тем барахлом, которое удалось притащить. Татары отошли по утру. Но люди все еще ютились, опасаясь покидать надежное укрытие.
Главной прелестью такой ситуации оказалось скученность купцов да ремесленников со своими товарами на минимальной площади. И почти все – на виду. Из-за чего тульский кремль отчаянно напоминал Андрейке какой-то восточный базар. Да и торговаться можно было с оглядкой на других купцов и служивых. Ведь сын пострадавшего за их жизнь воина торг вести станет. Если такого начать обманывать на виду у людей – проблем не оберешься. Вступятся же. Обязательно вступятся.
Час ходил да расспрашивал. Два. Купил за полушку немного еды, чтобы утолить голод и себе, и своим холопам. Рабам, то есть.
Рабы. Да уж. Эта мысль, конечно, парня немало глодала. Он как-то не был готов к тому, что станет рабовладельцем. Но на Руси рабство было, причем исконно – сразу на момент создания. Однако, в отличие от популярных версий это отнюдь не крепостное право. Крепостные – это крестьяне, которых прикрепляли к земле. То есть, ограничивали им право передвижения. Лично же они оставались свободными. Во всяком случае формально. Даже в период самого сурового крепостничества, когда реальное положение этих крестьян ближе всего подошло к рабскому.
Настоящих рабов на Руси называли холопами и считали движимой собственностью. А детей их приравнивали к приплоду словно от скота, считая естественным способом прироста рабов того или иного собственника. Отменил этот кошмар лишь Петр I 19 января 1723 года. Но до этих событий было еще далеко. Поэтому и холопы, и челядины[12] вполне встречались в русском обществе.
В общем – купил Андрейка еды и сел кушать со своими людьми. А заодно и думать. Денег получалось настолько мало, что на них просто до весны не протянуть. Даже если жить впроголодь и драть по весне кору с деревьев для «вкусного и сытного» супчика.
В этой связи предложения пойти послужильцем не выглядели настолько оскорбительно. Все начинало походить на ситуацию, в которой Устинка и Егорка, понизили свой статус, став рабами. Но этот Андрейка был совсем не тот, что имелся раньше. Этот Андрейка почти шесть лет готовился к тому, чтобы отправиться в прошлое, да и до этого немало учился, укрепляя, развивая и наполняя мозг всякими полезными знаниями. И продумал за время подготовки много всякого рода сценариев «поднятия бабла». А тут ведь требовалось именно оно.
Причем, как это ни странно – «поднять бабла» требовалось совсем немного. Всего-навсего протянуть до весны да добыть где-то мерина с меринком заводным или меренцем. Как минимум. Этого уже хватило для принятия отцовского наследства. Понятное дело, что «немного» это относительное понятие. Потому что мерин стоил в среднем от десяти до пятнадцати рублей[13]. Меринок еще от четырех до девяти. То есть, по самым скромным подсчетам Андрейке требовалось добыть минимум пятнадцати рублей только на «блохастых друзей». А крестьянин семейный, если работал в покое на земле доброй и угожей, давал около рубля прибыли в год. Плюс-минус. На первый взгляд – прилично. Но пятнадцать крестьян семейных на земле – это солидный результат. Не каждый поместный дворянин мог похвастаться такой популяцией под своей рукой. У бати его, к примеру, было всего семеро.
Дела…
Поэтому Андрейка посчитав что к чему и приценившись, начал действовать по одному из задуманных им сценариев.
Начал он с того, что сторговал у одного торговца старую лодку до весны за 15 сабляниц. В аренду. Тому она все одно была пока не нужна. А нашему герою как-то до поместья добираться требовалось.
Потом купил у другого торговца небольшой горшочек купоросного масла за двадцать московок и одну полушку. Тот взял этот товар для продажи кузнецами, но посад оказался разорен и когда еще удастся ремесленникам вернутся в старое русло – не ясно. А тут дурачок малолетний захотел купить товар, с которым, по всей видимости, не знал, что делать. Да, сильно дешевле, чем хотелось бы, но купцу сейчас и такая прибыль была «в струю» после татарского погрома.
Горшочек получилась крошечный, едва на пол-литра, а крепость этого купоросного масла, то есть, слабой серной кислоты, слабенькая. Парень проверял ее окуная струганую палочку и оценивая степень обугливания за счетное время.
У того же торговца он взял за полторы московки туесок мела. Самого что ни на есть обычного. Зачем парню он сдался – тайна покрытая мраком для окружающих. Никто не понимал. Но раз блаженный сорит деньгами, то почему бы не продать? Хотя торговался Андрейка отчаянно, чем вызвал даже оттенок уважения со стороны торговцев, наблюдавших за этим действом.
Чуть побродив еще он взял у другого торговца самый дешевый и поганый топор да напильник вроде как к нему. Но напильник исправный. Ему его продали с нескрываемой снисходительной улыбкой, балансирующей на грани насмешки. Дескать, дурачок, зачем напильник то покупать? Топор можно править и камнем. Особенно если у тебя денег нет. А тут ладно что напильник, так еще и крупный. Таким топор не поправить. Однако Андрей не унывал, продолжая «придуриваться». Поэтому поторговались и ударили по рукам. А потом пришлось отсчитывать 72 московки.
Так же он закупил немного соли, четверть самого дешевого зерна – ячменя и луку с чесноком немного, потратив на продовольствие еще 39 московок. На чем его торговые дела и закончились. Спустив 76 с половиной копеек, он остался с десятком на кармане и кучей малопонятного для окружающих барахла. После чего собрался уже по утру отчалить. Благо, что татары, опасаясь подхода царева войска, отступали достаточно энергично и завтра в округе тульской станет относительно безопасно.
Кое-кто его даже пожалел, видя, что у парня от горя «крыша потекла». И предлагали ему разное. Например, перезимовать у них, где в долг, где за услугу в будущем. Кое-кто даже предлагал ссудить ему денег. Дескать, разбогатеет – отдаст. Но Андрейка на такие дешевые разводы не велся и шел своей дорогой…
Глава 2
1552 год, 4 июля, где-то на реке Шат
Взятая в аренду лодка была совсем убогой и текла безбожно. Из-за чего приходилось регулярно приставать к берегу и отчерпывать из нее воду. Вот путешествие и затянулось. И даже пришлось ночевать где-то в двух третях пути. Хотя, если бы лодка была в порядке, добрались бы до места к сумеркам первого дня. Или даже раньше. А так – встали вечером на стоянку. Развели костер. И Андрейка попробовал лодку отремонтировать.
У него, конечно, имелись Устинка да Егорка, но их инициативность была минимальна. Они жили по формуле: «что воля, что неволя – все равно» и не сильно стремились к чему бы то ни было. И он их понимал. Когда ты раб, то чтобы не сделал – все одно, результат твоего труда тебе не принадлежит. Поэтому они не стремились ни к чему и ни в чем не старались. Даже если знали или умели. Жив? Поел? И довольно[14]. Вот. Поэтому он даже не стал пытаться им что-то объяснять поначалу. И был вынужден действовать самостоятельно.
Сел, значит, наколол топором тонких, мелких щепок и начал ими конопатить лодку. Вбивая их в щели. Опасно. Можно было легко дать трещинам ход и вообще оказаться без лодки, либо усугубить ситуацию. Но Андрейка осторожничал и аккуратно подбивал их туда. И стремился не к тому, чтобы полностью прекратить течи, а лишь уменьшить их до разумных пределов.
Понятное дело, что по уму, конопатить нужно коноплей или хотя бы ветошью какой. Но ни того, ни другого под рукой не наблюдалось. А плыть требовалось. И главное – трещин было много. ОЧЕНЬ много. Старая лодка вся рассохлась, видимо пролежав довольно долго на берегу под солнышком.
Так или иначе, но усилия парня оправдались, и с утра они пошли уже куда как бодрее, не останавливаясь то и дело отчерпать воду. Да, она прибывала, так как щели никуда не делись, но куда как меньше. И ее можно было отчерпывать простой деревянной кружкой, а не вытащив на берег разгружая и опрокидывать, выливая накопленную жидкость…