Перед темным проходом младший командир впереди и старший позади колонны в тридцать человек зажигали фонарики. Осветительные приборы имелись и у часовых, это было известно. Имелись у них и заряженные автоматы — у кого ППШ, у кого устарелые АК, а у кого даже экзотические «шмайссеры». Но все равно савельевский план пока казался безумием. Бежать-то куда?
Один часовой охранял штыковой грот, другой — пирамидку с тридцатью незаряженными винтовками со штыками. Так было вчера и позавчера. Но сегодня в гроте было побольше народу. Два офицера, одним из которых оказался давешний особист Семочкин, на этот раз в штанах и трезвый. Также на этот раз им придется поражать штыком не воздух, а чучела. Посреди грота к столбам были прикручены проволокой два чучела, наряженные в форму, похожую на их, зотовскую, но все же несколько иную, с большими белыми звездами на груди.
Волков доложил начальству о прибытии подразделения и его готовности к борьбе за дело Зотова, ну и к занятиям по штыковой подготовке. Разобрали винтовки с примкнутыми штыками, разделились на две группы по пятнадцать человек.
Перед строем появился ожидавший заранее старший офицер, возможно, даже какой-нибудь адмирал. Но вместо обычной команды он вдруг заорал, начав с низкой ноты и поднимаясь до визга, распаляя себя и брызгая слюной:
— Доблестные зотовофлотцы! Настала година суровых испытаний. В то время, как наша мирная страна, в соответствии с историческими решениями гениального товарища Зотова, добивалась значительных успехов в деле социалистического строительства, черная зависть глодала дудковских империалистов. Не давало им покоя счастье наших людей. И вот их коварные замыслы нашли свое исполнение. Полчища головорезов обрушились на наши мирные просторы, нивы и гроты, с лютой ненавистью сея повсюду смерть и разрушения, не щадя женщин, стариков и детей. Слезы вдов, обрубленные культи стариков, крики измученных детей взывают к вам, отважные зотовофлотцы, защитите нас! Отомстите за пролитую кровь! Никакой пощады дудковским изуверам! Убей врага! Убей врага! Убей его, суку, блядь! Убей! Убе-е-е-е-ей!..
Адмирал зашатался от полноты собственных чувств, Семочкин подбежал и поддержал его за локоть. Миша посмотрел на стоящего рядом с ним впередсмотрящего Чугунке и увидел, что тот крупно дрожит и не сводит глаз с чучела. И только теперь заметил, что чучело живое. Пленный солдат вражеской армии, не подземный червь, не инопланетянин, живой человек, безжалостно прикрученный к столбу толстой проволокой, округлил глаза, и рот его что-то прохрипел.
— Слева по одному! Бесстрашно вперед! Коли! — скомандовал капитан Волков, отступил на шаг и зажмурился.
— Нет! Не надо! Нет! — завопили оба прикрученных.
Первый из шмидтовской половины экипажа побежал вперед и с параноидальным воплем ткнул длинным штыком. Острие скользнуло по проволоке, лязгнуло и вонзилось пленному куда-то в бедро. Раздался отчаянный, почти детский визг:
— Не надо больше! Я проклинаю позорную клику Дудко!
Капитан Волков стоял, закрыв глаза и шевеля губами, точно безмолвно молясь.
— Следующий, — вместо командира приказал буревестник Чайковский, и побежали двое следующих.
Один из них оказался точнее и попал живому чучелу в живот. Полумертвый закинул голову назад. Он уже не визжал. На губах его выступила черная в скудном освещении пена. Следующий поразил привязанного в грудь, и на белую звезду униформы хлынула черная жижа. Чугунко даже подпрыгнул перед тем, как побежать, и еще раз подпрыгнул перед самой жертвой. Его штык вонзился прямо в отверстый в последнем хрипе рот. Чугунко не сразу смог вытащить свое оружие.
— Следующий! Следующий, твою мать! — крикнули Шмидту.
Команду восприняли только ватные ноги. Они понесли Михаила, приблизили к прикрученному. Труп смотрел на него остекленевшими глазами и зловеще улыбался. «Здравствуй. Я смерть. А ты кто?»
Миша остановился и отбросил винтовку в сторону, опустив голову. Адмирал тут же сорвался с места и пнул его сапогом прямо по яйцам. Парень согнулся, повалился на бок, прикрываясь руками. Тяжелые удары обрушивались ему на спину, на руки, на затылок.
— Сейчас сам встанешь на его место! Самого прикрутим! Мясо! Бульник! Дудковская морда!
— Товарищ адмирал, товарищ адмирал, он исправится… — послышался голос Волкова, оттаскивающего обезумевшего начальника, — товарищ адмирал, У нас так мало здоровых солдат.
Двое уже выполнивших штыковое упражнение впередсмотрящих положили на пол винтовки и оттащили Шмидта к стене. Он думал только об одном — сможет ли подняться? — Следующий!
Саша Савельев приближался, словно к вампиру, не уверенный — какой точно древесной породы кол торчит у вампира в груди. «Он уже труп, — говорил Саша себе, — уже труп. Больнее ему не будет. Ему вообще больше никак не будет». Штык осторожно кольнул через окровавленную гимнастерку. Уперся во что-то твердое. Должно быть, ребро. Саша взял повыше. Дальше пошло полегче. Мягко и глубоко.
Уже ничего липкого и противного не брызгало. Миша Шмидт сел, оперевшись на стену. Облизал окровавленные, отбитые сапогами костяшки пальцев. Перед глазами мелькнуло что-то светлое и бесшумное. Летучая мышь? Должно быть, они тут приспособились питаться кровью. На запах прилетели.
ГЛАВА 6
Прошло шесть паек, два отбоя. Где-то в ином мире всходило и садилось солнце, если только эти воспоминания не были очередной злобной выдумкой дудковской пропаганды.
Ничего особенного не изменилось. Только в том экипаже, что завтракал перед ними, появилось несколько человек, перевязанных грязными бинтами — У кого голова, у кого рука.
Потом выяснилось, что таскание камней отменяется, а вместо этого назначены стрельбы. В учебном Фоте, где проводились штыковые занятия на пленных Дудковцах, исчезли столбы, а на стене появились большие белые звезды. Выдали другие винтовки, поновее, кому-то достались карабины, кому-то даже спортивная винтовка. По одному патрону. Стреляли, целясь в эти звезды.
Затем упражнение изменилось. Чайковский укрепил на выступе стены белую портянку. Затем выдал лежащему солдату патрон и лег рядом с ним. Капитан Волков отошел за угол задней стены и щелкнул выключателем. Требовалось, запомнив местоположение портянки, попасть в нее в полной темноте. Специфика войны в пещере — стрельба вслепую. Хотя местоположение Волкова и Чайковского на всякий нестандартный случай было известно, попасть в них оказывалось затруднительно. Один прятался за углом, другой лежал, по-братски прижавшись к стреляющему.
Операции со включением и выключением света, выдачей патрона и развешиванием портянки повторились с каждым солдатом. Странно, но привычка к темноте породила у всех этих пока не обстрелянных, неопытных подземных солдат умение ориентироваться: из тридцати в портянку попало семеро. В том числе и Михаил, впервые державший в руках это устаревшее оружие.
От целого дня стрельбы, несмолкающего грохота в закрытом пространстве, пыли и пороховой вони голова болела у всех.
А на другой день их повели куда-то в бой. Сумасшедший адмирал выступил перед строем, брызжа слюной и глотая слова в нервическом припадке. В неведомых пещерных далях неизвестные, но ужасные выродки человечества — дудковцы творили бесчинства над женщинами, стариками и детьми, ни одного из которых Саша и Миша еще не видели, и поэтому дудковцев надлежало убить. В довершение злодейств враги еще захватили стратегически важный коридор.
Им выдали оружие. Шестеро тащили три ящика с патронами, двое трехведерную кастрюлю с чем-то съестным. Они шли извилистыми штреками. Свет встречался все реже. В третьем же неосвещенном штреке начались потери.
Тридцати двум человекам с грузом и всего двумя фонарями во тьме идти, да еще преодолевать каменные завалы было весьма затруднительно. Под несшим ящик с патронами Энисааром послышался стук осыпи, он выронил свою ручку ящика и заорал.
Колонна остановилась. Волков направил луч фонаря на сидящего на земле впередсмотрящего.
— Что случилось?
— Я сейчас, товарищ капитан. Нет места нытью и безверию.
Маленький солдатик сел на корточки и попытался подняться, но упал на спину, испустив новый крик, как ни старался он себя сдерживать. Потом еще раз с настойчивостью раненого муравья повторил попытку.
— Отставить, мужественный впередсмотрящий Энисаар, — успокоил беднягу Волков. — Кто-нибудь снимите с него сапог.
Под крики и стоны один из солдат снял с бедного местного эстонца сапог, портянку, закатал ему брючину и рейтузы. Нога неестественно искривилась. Перелом голени был совершенно очевиден.
— Да-а, хреново, — совершенно человеческим языком заметил капитан Волков. — Хорошо, хоть далеко не успели уйти.
Он осветил лица столпившегося возле места происшествия экипажа.
— Впередсмотрящие Савельев и Шмидт, приказываю: сложить ваши крепкие руки в несокрушимый замок и отнести раненого впередсмотрящего Энисаара в военно-полевой госпиталь для оказания медицинской помощи. Далее доложить о случившемся резервному часовому госпиталя и в его сопровождении вернуться на Фронт для ведения боевых действий.
Почему его выбор пал на бывших шпионов, отнюдь еще не доказавших верности и преданности? Скорее всего, эти недавние жители подземелья выглядели покрепче остальных.
— А где эта больничка? — спросил Шмидт.
— Что значит «больничка»? — построжел капитан. — Военно-полевой госпиталь для оказания медицинской помощи. Спрашивайте у часовых, они покажут дорогу.
Энисаар, позабыв про боль, испуганно посмотрел на склонившегося к нему Шмидта. Этот подозрительный тип имеет на него зуб и может воспользоваться беспомощным состоянием… О чем же думает товарищ капитан? Но в приказах сомневаться нельзя.
Саша и Миша поправили за спиной незаряженные винтовки и присели, сложив руки в замок.
— Садись, поехали.
Пострадавший оказался легким, как ребенок. Капитан посветил им вслед до поворота, а дальше уже пробивался стационарный электрический свет. И откуда ж, черт побери, он здесь берется?