— Ты рубильник, главное, рубильник, — советует другой голос.
Пальцы перебираются опять на нос, пытаются зажать ноздри. Миша уворачивается, дышит ртом, вырывается.
— Дай-ка я, — говорит другой голос. — А то каждый жид норовит в свои пролезть. Что за люди — думают, если нет света, то уже все можно? Дай-ка.
Другие пальцы, еще более неприятные, в чем-то липком, гадком, лезут в лицо, хватают за нос. Огромная грязная ладонь зажимает рот. Он задыхается… сбрасывает с лица клапан спальника. В легкие врывается поток сырого и холодного воздуха пещеры. В соседнем гроте встает черное солнце и становится еще темнее. Перед тем как Михаил снова заснул, у него мелькнула еще одна странная мысль о том, что он не сможет проснуться, не сможет даже открыть глаза в этой абсолютной темноте, отличить сон от яви и жизнь от смерти. Однако организм сам понял, что прошло уже достаточно времени для отдыха, он в полной мере и прекрасно выспался. Внутри прозвенел безотказный химический будильник, и залежавшееся, затекшее тело открыло глаза.
Разницы действительно никакой не было. Но Миша быстро сообразил нащупать рядом фонарик, включить его и посмотреть на часы. Десять часов! Четырнадцать часов продрыхли — будь здоров.
Он посветил на своих товарищей. Все еще спали и видели сладкие сны. И эта парочка в небольшом отдалении тоже. А ему уже хотелось помочиться и действовать. Он вернул луч на Кашафутдинова, лежавшего в своем мешке на расстоянии вытянутой руки. Глаза того были открыты. Миша отвел луч в сторону.
— Ты что? — спросил Равиль шепотом.
— Как что? — тоже шепотом ответил Миша. — Ту-ру-ту-ту. Труба зовет и всякие разные петухи.
— Какие петухи? Офигел, что ли?
— Вставать пора.
— А сколько времени?
— Десять утра уже. Пошли за водой сходим.
— Пошли. Только не ори, не буди их. Пусть поспят.
Ребята бесшумно оделись, обулись. Отойдя в сторону, умылись и почистили зубы, полив друг другу из канистры. Остатки воды разлили в котелок, чайник и миски.
— Надень чего-нибудь потеплее, — посоветовал Равиль. — На улице холоднее, чем тут.
Равиль вел к выходу довольно уверенно. Здесь налево, там направо. Переход в Переднюю систему. Стены этой обжитой части пещеры были обильно исчерканы стрелочками и разного рода кротовыми жопами, правильно указывающими на выход.
Уже немного, совсем чуть-чуть потягивало холодком вольного пространства, как вдруг их остановил неприятный знакомый запах. Потом послышался в стороне стон с каким-то горловым клокотаньем. Равиль тревожно повертел светоносной головой. Посветил фонариком в направлении звука и Миша.
На полу штрека, обнимая в неудобном застывшем движении стену, свесив голову, сидел человек. Ребята подошли поближе и увидели, что человек жив, спит и пьян. Кажется, от всего тела, на котором имелась драная и грязная непонятного оттенка болоньевая куртка, пятнистые армейские галифе и кирзовые сапоги, несло противной сивухой. Под головой спящего распустив губы человека, растекалась на полу, задевая и колено, лужа блевотины.
Равиль сунул пустую канистру Мише, присел на корточки и попробовал растолкать спящего.
— Эй, парень, ты не заблудился? Тебе как? Парень реагировал каким-то нечленораздельным мычанием. В коленном сгибе необлеванной ноги человека Равиль увидел валяющийся длинный фонарь.
Проверил его — работает.
— Эй, парень, тебе помочь?
— …ван… Вован, — отчетливо произнес счастливо проблевавшийся.
— Что?. — Вован, пошел на х-х…
— Я не Вован.
— Ты чё, не поял, Вован? Пошел на х-х…
— Рав, это, наверное, один из тех солдат, о которых говорил Крот и те ребята, — резонно предположил Миша.
— Эй, — снова потряс за плечо солдата Равиль, — а где второй? Второй где?
— В Караганде.
Второго они нашли в небольшом гроте метров через двадцать. Тот, кого, возможно, звали Вован, выдал себя громким, каким-то болезненным храпом.
В армейском бушлате без погон, в цивильных штанах, сапогах и съехавшей на нос вязаной шапочке дезертир спал на спине, раскинув ноги и накрепко зажав в кулаке целлофановый пакет с половинкой буханки черного хлеба. Рядом на плоском камне стояли полуторалитровая пластмассовая бутылка с лимонадом на донышке, другая такая же бутылка с мутной жидкостью, на запах оказавшейся самогоном, железная кружка и оплывшая потухшая свеча.
— Я думаю, они нуждаются в помощи отнюдь не подземного населения, которым мы являемся, — сказал Миша.
— Да. Дорогу к выходу они знают, раз самогон пьют, — согласился Равиль. — Пошли.
Все сильнее тянуло наружным холодом. Даже Михаилу, второй раз пришедшему к этому месту, стены и конфигурация прохода показались знакомыми.
— Что за черт? — остановился Равиль. — Заблудились, что ли?
— А что такое? — спросил Михаил. — Вроде бы это выход. Или нет?
— Ну-ка выключи фонарь, — сказал более опытный и сам отключил свой агрегат. — Где же свет?
— Какой свет?
— Дневной, какой. Здесь уже должен пробиваться снаружи свет. Ведь одиннадцатый час утра.
Но совершенно очевидно тянуло воздухом свободы. Они снова выключили фонари, пошли-поползли вперед и вскоре оказались под мутным облачным небом с редкими звездами в разрывах туч.
— Ничего не понимаю, — недоуменно пробормотал инициатор побудки. — Ведь десять утра было.
— Да?
Миша посветил на часы и тут же осознал собственную ошибку. Возле цифр «10:32» проступали крохотные буквы рт — post meridiem. Это значит 22 часа 32 минуты. Число, как выяснилось при нажатии кнопки, все еще 29 октября. Этот злосчастный день начала авантюры никак не желал заканчиваться.
— Ничего не понимаю, — повторил, почесав в затылке Миша. — Значит, по-прежнему вчера. То есть сегодня. То есть мы спали не четырнадцать, а два часа. Но я выспался, как за четырнадцать.
— Я тоже, — кивнул Равиль.
— Должно быть, под землей время идет как-то особенно?
— Выходит, так.
— Хрен знает что, дорогие товарищи. Они покурили. Конечно, на глубине воздух был вполне пригодным для дыхания, но, оказывается, здесь, на поверхности, легким холодным ветерком можно наслаждаться.
Они выключили фонари и теперь пользовались ими только на краткий миг для ориентировки. После непроницаемого мрака подземелья обычная тульская ночь казалась не тусклее петербургской белой. Поднялись из ложбинки и пошли к роднику, расположение которого Равиль знал точно. К тому же пещерники протоптали к нему вполне различимую тропинку.
С высокого холма был хорошо виден на том берегу. светящийся вечерними огнями поселок Метростроевский, серая лента асфальтированной дороги, мост через реку Осетр.
На мосту, до которого было метров двести, стоял с включенными фарами грузовой крытый автомобиль и рядом «уазик». В свете фар мелькнула фигура с погонами на плечах. Одна, другая.
— Слушай, Рав, а тебе не кажется, что это военные? Не тех ли они пьяных солдатиков в пещере ищут?
— Наверняка. Или менты… Надо их растолкать. А то они, козлы, в десяти метрах от входа сидят. Если кого из местных пацанов офицеры возьмут в проводники — сразу найдут.
— И нас заодно.
— Нет, Мишк, нас не найдут. Тут уже пещеру хорошо знать надо. Ну можем вообще и поглубже перейти на всякий случай.
Родник, это обычное природное чудо, был бесшумен, зарос еще не слишком пожухшей, несмотря на позднюю осень, травой. В небольшом зеркальце воды чувствовалось движение со дна, если только опустить в ледяную воду руку. Вода была свежа и до того ломила зубы и перехватывала горло, что ее впору было закусывать. Но она была и по-настоящему вкусна.
В зеркальце родника заплескалась, замерцала одна яркая звездочка. Михаил поднял голову. Где-то на страшной высоте, в просторе, полностью противоположном неподвижной тьме и замкнутости пещеры, ветер раздвинул тучи, чтобы показать Мише три яркие звезды на прямой ровной линии.
— Пояс Ориона, — сказал он.
— Чего? — спросил Равиль.
— Пояс Ориона, — Миша ткнул в небо пальцем. — Люблю.
— А-а. Ясно. Ну пошли.
Равиль закрыл крышку полной канистры, и они направились в обратный путь.
Михаил пару раз подсветил себе дорогу. И вдруг откуда-то снизу, от моста, что ли, раздалось:
— Эй вы там, с фонарями, стоять!
Они остановились, с тревогой выискивая в ночном сумраке глаза друг друга, чтобы поглядеть в них. Они так стояли целую секунду и только потом побежали, конечно же, туда, где была безопасная тьма, теснота и духота.
— Эй, там, стоять! Мы вас видим! Стоять! Стреляю!
Равиля и Мишу утянуло в спасительную дырку в земле, как воду в воронку. Выстрелов не было. Только ругань.
— Суки! Не уйдут, ничего.
Теперь страх был снаружи. Теперь то, что пугало раньше, было, как дом родной. Но, пройдя до того места, где можно было выпрямиться, они выпрямились, и Михаил расхохотался.
— А что мы, собственно, дернули? Ведь это не по нашу душу, а по…
Равиль не разделял этого веселья.
— Вообще-то да… но все же… Кто их знает? Давай этих солдатиков разбудим.
— Давай.
Но солдатиков на том месте, где они спали и блевали, не обнаружилось. Ни хлеба, ни бутылок. Только оплывший огарок свечи.
— Куда они, черти, делись?
— Мишка, давай сперва наших предупредим. Этих потом найдем.
В их гроте все оставшиеся мирно спали. У водоносов, пока они добирались досюда, нервы постепенно успокоились. Василий проснулся сам, а Катю с Сашей разбудили.
Сели советоваться, что дальше делать. И решили, что паниковать не стоит. У них идеальное место для стоянки. И недалеко, и в то же время на приличном расстоянии от входа. На всякий случай сделали оба прохода максимально узкими, соорудив баррикаду из камней. Поработав, еще больше успокоились. А когда Катя достала из своего рюкзака фляжку со спиртом, то при родниковой водичке и вовсе все стало в порядке. И улеглись досыпать.
На этот раз Михаил был разбужен шумом голосов, хотя Равиль и Василий разговаривали, сидя у закипающего чайника, совсем негромко. На этот раз он посветил на часы и посмотрел на циферблат внимательнее: «10:13 am». Вот уже действительно утро. Только почему-то еще хотелось спать.