– Конечно, прости.
***
Загородный дом Анны находился в ста километрах от города. Небольшой одноэтажный особняк. С веранды открывался вид на озеро. Вокруг ничего не было. Лес, да озеро – вот и все, что окружало дом.
Они долго гуляли по лесу, потом вернулись и стали разжигать камин.
Майк чувствовал, что впервые за долгое время расслабляется. Никакая электронная Гэби ни шла в сравнение с настоящим женским присутствием. Анна нравилась Майку, хотя он и не мог объяснить, отчего отношения развиваются так стремительно. Но кто мог точно сказать, как должно все развиваться?
Без косметики, в свитере с высоким горлом, Анна казалась совсем юной.
– Анна, вот скажи, ты сейчас такая ласковая и уютная, а вчера была хищницей. Какая ты настоящая?
– Сейчас перед тобой. Ты мне понравился, Майк. С самого начала. Ты был таким потерянным, мне хотелось что-то для тебя сделать. Я хотела станцевать, но получилось так – как получилось. И музыка подходила. Кстати, это была Мадонна – самая популярная певица прошлого века. Мне до сих пор нравится.
– Что-то не слышал о ней. У тебя нет случайно диска с собой?
***
Анна ещё и прекрасно готовила. Простую, домашнюю пищу. Сказала, что научилась готовить у тётки, с которой прожила до совершеннолетия. Родители умерли, когда ей было пять лет.
– Знаешь, я их даже не помнила, – сказала она за ужином. – Ведь грустить можно по кому-то очень дорогому тебе, а дороги бывают только близкие, которые всегда с тобой. Вот когда умерла тётка, я тосковала. Ведь у меня больше никого не осталось. Но жизнь научила меня быть сильной. Мне хотелось наперекор судьбе стать счастливой, успешной. И я выработала в себе характер.
– Характер?
– Да, набор убеждений, которые не дали мне сломаться, когда я осталась совсем одна и без средств. Каждый день я твердила, что жизнь прекрасна, что я просто снимаюсь в кино, и сейчас самая жалостливая его часть. Но на меня смотрят миллионы, и я должна выйти из любой ситуации. В какой-то момент я поверила, что играю роль. Я сама стала управлять сценарием.
– Такой жажде жизни можно позавидовать. Государство сочло бы за честь иметь такого сотрудника.
– Никогда я не буду работать на это государство! Все эти привилегии, награды, Доступы, вызывают отвращение. Мне противно видеть, как людей зомбируют во имя их интересов.
– Ты ещё слишком молода. Не их категория.
– Может и молода. Но я работаю на Discontent, Майк.
– На медийный портал? Ты шутишь?
– Мы последние, кто ещё открыто критикует власть.
– Я знаю, кто вы. Многие считают вас героями. Только не пойму, как при существующем режиме вам удаётся держаться на плаву?
– Возможно, правительству просто выгодно иметь хоть одну оппозицию для поддержания мнимого равноправия. Но мы ходим на острие ножа. Газету могут закрыть в любое время, а всех нас или посадить за решётку. Правда, в последние годы произошло то, чего никто из нас не ожидал. Нам перестали верить. Рейтинги упали в несколько раз, нам перестали доверять. Многие считают, что мы все придумываем, высасываем из пальца. Люди не хотят знать правду. Им гораздо приятнее думать, что они живут в счастливой и дружелюбной стране, где государство заботится о каждом поданном. Борьба, ложь, противостояние – надоели. И многие предпочли отвернуться от реальности и встать на сторону тех, кто сильнее.
– Так гораздо проще.
– Вот именно. Если стоит выбор между с виду сочным спелым яблоком и его червивым гнилым содержимым, человек всегда выберет красивую оболочку. Хотя бы из-за заложенного во всех нас чувстве эстетики. Но ведь кто-то же должен говорить правду.
– Да нет, Анна, вас читают, и очень многие. Поверь мне.
Вот уж чего Майк не ожидал, так это то, что Анна могла работать на Discontent – последнее оппозиционное СМИ. В рамках тотального контролирования почти каждого гражданина, их работа напоминала скорее нахождение в горячих точках, чем обыкновенные журналистские расследования. Неясным оставался только вопрос о том, почему они продолжают существовать. Может государство надеялось на постепенное угасание их пыла и жара, а может быть власти они были даже выгодны, ведь в рамках Конфедерации ничего не делалось без их ведома.
***
Два дня пролетели, словно два часа. Свежий воздух, домашняя еда и присутствие Анны оживили сознание Майка.
Третий день также было решено провести вместе.
В сарае оставалось лишь несколько березовых поленьев для камина, которых явно было недостаточно для целого вечера. Майк вспомнил, что видел запасы дров еще за домом, где стояла машина, и вышел за ограду. Проходя мимо, он услышал сигнал – на компьютер автомобиля шел звонок.
Он включил связь.
– Майк! Наконец ты вышел на связь, – донёсся голос Ольги. – Я так долго не могла до тебя дозвониться… Это Джек… Он погиб…
– Что?
– Джек разбился в аварии, – её голос дрожал.
– Когда?
– Два дня назад.
– Он сам был за рулём?
– Да. В тот день он уехал, сказал, что есть срочное дело. А потом нам позвонили и сказали, что он мёртв, что произошла авария… Сначала Эллен, потом Джек. Какой-то злой рок! – она не могла сдержать слёз. – За что нас наказывают?
– Нас не за что наказывать. Мы учёные.
– Тогда почему… почему из нашей команды уходят люди… почему?
– Послушай, я не в городе, но сейчас же возвращаюсь. Я позвоню тебе, хорошо? Утром встретимся в нашем кафе.
Он отложил телефон.
«Смерть. Опять смерть. Резкая, жгучая, нестерпимая. Ходит за мной по пятам, словно хозяйка моей жизни. Напоминает о себе. Отнимает близких людей. Опять боль в груди. Тупая, ноющая, зияющая дыра насквозь, в которой живёт только пустота. Пустота».
***
Обратно они ехали молча.
Почти год назад ему также позвонили и сообщили о гибели Эллен. Сначала было отрицание, потом ужас, а потом долгое отчаяние. И вот теперь Джек. А перед этим встреча с Маррелом.
Майк прекрасно помнил, как первоначально, когда Blackspace только проходил первые тестирования, на специальный экран выводились визуальные данные обо всех образах, которые рождало сознание испытуемого. Можно было видеть все, о чем грезил человек, его тайные помыслы, устремления, мысли и желания. Исследования велись тайно, о них знала только Эллен. Из разных возрастных и социальных слоёв были отобраны добровольцы, которые были обо всем предупреждены. Их просили не подавлять желания, какими бы они не были. Сексуальные фантазии, власть над другими, реализация влечений, не так интересовали Майка. Он ждал другого. И его опасения подтвердились.
Спустя несколько дней испытуемые пресытились простыми удовольствиями. Тогда и появилось первое убийство. Ещё вчера человек был супергероем, а сегодня стал насильником и убийцей. Нейронные датчики регистрировали при этом одно и то же эмоциональное состояние – сильный выброс эндорфинов. Убивая, человек получал все то же удовольствие.
Конечно, такие сюжеты встречались не так часто. В 90 процентах случаях, единожды попробовав, больше к ним не возвращались, но были и такие, которые раз за разом совершенствовались в своём новом мастерстве. При этом в обычной жизни эти люди вели себя тихо и, как правило, являлись примерными семьянинами. В разговоре все они испытывали чудовищный комплекс вины и говорили, что в жизни никогда бы на такое не решились.
Но за те месяцы, пока шло исследование, Майк и Эллен невольно узнали о каждом все. Они могли разложить их психику от и до, выстроить психологический портрет в мельчайших подробностях, спрогнозировать вероятностные линии поведения. Они знали все их мысли, достоинства, комплексы, фобии, желания, страсти и амбиции. И попади такие сведения в чужие руки, человек автоматически становился кукольной марионеткой. Тщательно выстраиваемая каждым индивидуальность превращалась в клубок желаний, страхов и тщеславия.
Но это было ещё не все. Именно тогда они с Эллен, сами того не желая, открыли способ кодировки сознания человека или транспортации интеллекта. Функция Blackspace выводить на экран все мыслеобразы, позволяла также записывать эти данные и формировать цифровое облако самой личности, «капсулировать» её на носителе. Человек, каким бы космическим самомнением он не обладал, по сути являлся набором желаний и концепций. Мысли полностью обуславливались желаниями и потребностями, и всегда проистекали из понятия «я хочу этого», потому что «я убеждён, что это принесёт мне счастье». Весь этот объем желаний содержался в памяти, расположенной в гиппокампе. Мышление было лишь движением разума, обусловленным средой и временем. Фиксация же текущего состояния сознания и являлась «цифровым облаком личности».
Единственной сложностью были чувства и эмоции – их оцифровка давалась с большим трудом и почти всегда искажалась, но их успешный перенос на носитель, скорее всего, был вопросом времени. В остальном же, сохранение индивидуальных характеристик шло гладко, и можно даже было настраивать личность по своему усмотрению. Негативные черты и слабости легко отбрасывались. Копировались интеллект и память. Другими словами, человеческий разум фактически обретал цифровое бессмертие, причём его самая стабильная часть.
Далее передать это облако в новое тело, «новый скафандр», не представляло сложности. Разработка тогда ещё российского учёного начала века Константина Анохина по ингибированию синтеза белков в мозге ещё 80 лет назад доказала свою эффективность при стирании нужных участков памяти. Правда на суд общественности никогда не выносилось, что память у человека можно стереть полностью. Но Майкл и Эллен знали об этом, и такие эксперименты давно велись в отделе бессмертия. При полностью стёртой памяти человеческая особь становилась бы девственно чистым скафандром, в гиппокамп которой легко закачивалось «облако» другой личности. Конечно же, за молодыми, крепкими и здоровым телами началась бы нешуточная охота. Это могло изменить всю ментальность правящей элиты и выбить из общественных устоев последнюю человечность.