Системная нежить. Том 4 — страница 13 из 43

Леса, села, просеки, редкие поля, холмы, проплешины лесов, множество крупных и мелких рек, озёр, разливов. Не знаю были ли их так много, но, кажется, климат и правда резко менялся и водоёмов журчало слишком много.

Мимо города Ангелов я героически промахнулся. Я понял это когда подо мной появилась покрытая рябью водная гладь, которой не было конца, а чуть подвисший навигатор радостно сообщил что это «Двинская губа».

Время в пути один час двадцать четыре минуты.

Едрён бульон. Сбросил скорость, развернулся вправо. Самолёт слушался руля потрясающе послушно, движения плавные и уверенные. Правда, турбореактивный двигатель жрёт ману как танк солярку, но, что поделать, за всё приходится платить.

Достал телефон, озябшими пальцами пролистал сообщение.

В описании моего задания было сказано, что рядом с Архангельском находится Северодвинск, военно-морской город, который успешно отбился от зомби и монстров, и даже пытался жить человеческой жизнью, но находился в некой «блокаде».

Аэропортов в регионе целых четыре штуки, причем ГосБезопасность рекомендовала мне тот, что на востоке, по другую сторону реки — основной аэропорт Архангельска. Тот, что южнее, Васьково, был помечен как «в блокаде». Остальные, Уйма и Катунино отмечены как «не работающие».

Надо бы госбезопасникам посоветовать проработать эти моменты с Яндекс картой, давать больше информации, так любому человеку понятнее будет.

В основном аэропорту меня должен встретить местный мэр, устроить приём, совещание, погрузить в «обстановку» и местную проблематику.

Так как к пафосу и чиновничьему болоту не питал симпатии, сбросил скорость, врубил невидимость и прошёл над Северодвинском в сторону Васьково. Посмотрим, что там за блокада такая что целому Перворождённому рекомендуют держаться оттуда подальше.

Глава 8Город Ангелов

Туман летел клочьями, но полоса Васьково вполне себе видна, хотя и темновата. Наверное, влажная.

Маневрирую, так чтобы ВПП была для меня сориентировано «по прямой» и инерция двигала бы меня по ней, плавно снижаюсь и постепенно сбрасываю скорость, понижая нагрузку на двигатель.

Одновременно три процесса, снижение нагрузки на двигатель, понижение высоты, и удержание направления при порывах бокового ветра (чтоб не улететь к хренам с полосы в травку), причем слишком быстро снижать тягу нельзя, иначе машина просто упадёт, рухнет — очень сложно. И все мои «выученные навыки», не сказать, чтобы вообще ничего не строили, но полной уверенности не давали, я покрывался потом и бесконечно восхищался мастерством пилотов, которые «умели и могли».

Шасси, твою мать, шасси!

Дрожащей рукой жму, выпускаю шасси. Голова пульсирует в такт сердцу. С замиранием жду чтобы зажегся индикатор. Есть… на жопе шерсть!

Выживу — поставлю пилотам памятник из чугуна в столице своего царства.

Сбрасываю, сбрасываю, полоса подо мной стремительно движется. Дышу часто-часто. Осторожно, по миллиметру уменьшаю нагрузку на двигатель, одновременно стараясь удерживать равновесие, причём на малой тяге аэродинамика у «летающей трубы» не сказать, чтобы как у метко пущенного кирпича, но… трудно это, трудно.

Ниже, ниже, скорость меньше двухсот, полоса летит лентой, легонько двигаю штурвал вниз и, как бы я не готовился к этому моменту, с резким взвизгом покрышек происходит касание.

Чтобы не подпрыгнуть, то есть дабы касание не отпружинило технику обратно вверх, прижимаю штурвал вперёд, на «вниз», машину чуть-чуть ведён юзом, резко сбрасываю нагрузку на двигатель и выпускаю воздушные щитки-тормоза, меня несёт, несёт, катит вперёд. На земле машина на слушается руля, а полоса уже, мать его, кончается.

Разозлившись, я использовал имеющийся у меня козырь, фокус.

Блинк, перемещаюсь на край ВПП, достаю карту и втягиваю в него «Миг-17 Великого Техногоблина»(когда он перестанет такие названия задавать?) буквально в процессе его стремительного движения к местным колючим кустам.

Хуф.

Накрапывает мелкий дождик, свежо.

Руки дрожат, вытираю лицо шершавой ладонью.

Дав себе несколько секунд на отдых, осматриваюсь и вижу среди мрачноватого пейзажа старое, по ощущениям, возведённое ещё при Сталине — здание аэропорта.

Прежде чем бегать по окрестностям, накинул невидимость, достал бинокль, посмотрел, что мы имеет?

Пейзаж северный, дымка от висящей в воздухе мороси, ветра почти нет, низенькие деревья или даже кусты, целые заросли, какие-то руины, то есть разрушенные временем строения, технические, крытые плитами пути, гордо стоящие остовы вертолётов, маячит группа зданий, в том числе аэропорта.

Переместившись чуть в направлении основного комплекса зданий, присел на одном из зачем-то разукомплектованных корпусов крупного вертолёта. Странно всё это. Людей на виду нет, зябко, уныло, тоскливо. Внутри здания поиск живых показывает мне два десятка существ, скорее всего — людей.

Но дальше ещё страннее — часть окон основного терминала выбиты и наспех забаррикадированы чем попало, у основных проходов брошена (а может, и специально выставлены) машины, причем какие попало. Снаружи, по крайней мере, на первый взгляд, никого нет. От кого они тогда спрятались? Не думаю, что люди внутри заперлись от нехером заняться, причины у них есть и вполне себе веские.

Ладно, что там думать.

Серией блинков перемещаюсь в центральный зал аэропорта, где несмотря на чистенький нордический ремонт, царит запустение, сырость и пустота.

Поскольку тут никого нет, скидываю с себя невидимость, и, присвистывая от наполняющего меня хорошего настроения и состояния — вообще-то я почти что посадил самолёт, второй полёт в моей жизни в статусе пилота, и почти идеальная посадка: иду в направлении двери с табличкой «охрана», рывком открываю и тут же совершаю блинк.

В кабинете было шестеро, двое из них спали, вздрагивая во сне, остальные занимались кто чем, в том числе один из них напряжённо всматривался в мониторы, половина из которых ничего не показывали, выдавая «нет сигнала».

Когда я появился, они все, в том числе те, кто только что спали, повернулись к двери, причем не просто повернулись, но и направили оружие.

Я (после блинка) уже стоял в середине жарко натопленной комнатушки и вдыхал аромат мужского пота, дешёвого табака, варёной картошки и подгорающей проводки.

— Старший кто? — спросил я, потому что по знакам различия понять что-то уже не было возможно. Они дёрнулись, но скорее по привычке. Один из них лениво и устало осмотрев меня с головы до ног пробурчал что старший сидит в диспетчерской, и нечего тут ходить без стука.

Я оставил его тираду без ответа и даже не дослушал мысль до конца, переместившись блинков в диспетчерскую, где за единственным работающих столом диспетчера дремал, приобняв автомат, молодой парнишка.

— Экхе-экхе, — я сел рядом и театрально громко покашлял, потому что времени пока «спящая красавица» досмотрит свои сны — не было.

— Кто спал? Я не спал! — он вскочил и попытался отдать честь пластиковой пальме, украшению кабинета.

— Доложитесь! — рыкнул я.

— Старший сержант Белобородцев, за время вашего отсутствия происшествий не было! — с трудом сфокусировавшись на мне и беспокойно разыскивая знаки различия, указывающие на звание, скороговоркой выдал боец.

— Да ты не напрягайся так, Старый, — я махнул ему рукой, чтобы он сел, взял со стола пыльные чайные кружки, встряхнул, поставил, достал из инвентаря виски «лоусон» и налил нам обоим пару глотков.

Сержант припал на стул, сцапал кружку и выпил, зажмурившись и прижимая холодную керамику ко лбу вместо закуски.

— Вы из штаба флота?

— Я старший лейтенант Восковитин и прислала меня государственная безопасность.

Сержант с явным усилием разлепил глаза и посмотрел на меня с нескрываемым подозрением.

— Ты видел, как я самолёт сажал? — наугад спросил сержанта.

— Посадку никто не запрашивал, — уклончиво ответил он и я понял, что усталый боец всю мою десантную операцию героически проспал.

— Ну, хрен с ним, не видел, так не видел. Расскажи, что тут у вас случилось?

— Зомби. Система. Что рассказать?

— Согласен, вопрос расплывчатый. Расскажи, что означает, что аэропорт в осаде?

Сержант грохнул кружкой о стол и на лице его отразилась обида. Немедленно налил ему ещё и примирительно сказал.

— Я из центральной части страны, вообще не в курсе что тут у вас творится! Ну не играй в гляделки!

— Ну разве если не местный. У нас тут с прихода системы никаких туристов и командировочных больше не бывало. Короче. Я Старший сержант Белобородцев. Говорил уже? Юра меня зовут. Всех подняли по тревоге. Для начала суда зачистили, вахты поставили, потом улицы, объявили комендантский час, прочесали периметр, поисковые команды сделали поквартирный обход. Мы зомби покрошили, да и мало их было. Комендант выслал отряды в Архангельск, тогда ещё мосты проезжие были, там местный губернатор и мэр порядок наводили.

Он завис, я плеснул ему ещё чуть-чуть виски. Солнце садилось, очень быстро становилось темнее.

— Они же людей стали похищать. Старцы.

— Старцы?

— Старцы. Или старицы. Похищают, особенно ночью. Отдельные группы, водителей, доставляющих грузы, нападают на дома по окраине. Но самое страшное не это.

Я не был склонен впечатляться, поэтому многозначительно молчал, слегка подливая виски слегка окосевшему сержанту.

— Потом эти похищенные появляются и дерутся на их стороне. Мы убили троих рабочих железной дороги, а они не были психами, понимаешь? А есть еда? Вы не привезли еды?

Я выдал ему несколько банок шпрот, похлопал по плечу и вернулся блинком в комнату охраны, где немедленно представился.

— Старлей Восковитин, Леонид. Нет, я не из штаба флота, а прислан госбезопасностью.

— Хера себе. Большая земля вспомнила своих северных сынов? — присвистнул пожилой, в тёмной форме мичмана, усатый мужичок. — Вы прям офицер службы?