— Она хмыря этого вот, только-только встретила, я проверил. Там даже любви у них не было. Я, короче, херанул отвращения им, и они разбежались. Только мать не возвращается ни фига. Да и отец её не примет. Короче, пока всё не навертелось одно на другое, и пока мать на развод не подала, надо им память про эту дичь снести. Пока я докачаюсь до сотого, куча народа узнает. А это всё я своими правками нахуивертил, не было бы так. Дебил я. Поможешь? — с опаской уточнил Марципан.
Пашка почесал макушку.
— Я могу, — наконец осторожно сказал он. — Только ты прям чётко подумай, чё настраивать. Чтобы ещё хуже не вышло. Ты хочешь страх вернуть?
— Не, это тупо как-то, — вытянул рожу Славка и задвигал губами.
— А почему тогда ей опять так не сделать? Если она такое только из-за страха не вытворяла?
— Это чё за предъява⁈ — рявкнул Марципан, сверкнув глазами.
— Это ты сам мне сказал, что такое — последствие скрученного страха. Так?
— Ну так, — присмирел бывший одноклассник.
— Значит, если память убрать, а страх не вернуть, логично, что всё повторится.
— Блин, — выругался Марципан. — Логично. Но муть какая-то. Значит, надо что ещё подкрутить обоим, так?
— Это вот как знаешь, — отвёл взгляд Пашка и почувствовал, как внутри что-то неприятно засосало. — Могу даже сам настроить, что скажешь. Безвозмездно. Но под твою ответственность.
— А у тебя много свободных баллов? Я быстро отдать не смогу, у меня по нулям, и квесты вшивенькие.
— Нормально у меня, — буркнул Пашка. — И возвращать не надо. Это за помощь с Островской будет. Взаимозачёт. Знаешь, где она? Мать?
— Она вечером придёт собирать оставшиеся вещи и со мной разговаривать, договорились уже. Жесть, короче. Отец хотел на это время свалить, но я ему нажал тоже быть дома. Ну и тебя запущу. Только чтобы никому! — припечатал Слава со злобной и почти бессильной угрозой.
— Если мы не возвращаем ей страх, надо что-то бате твоему подкрутить, а то факт то же самое выйдет, — предупредил Пашка.
Слава вздохнул.
— Ладно, давай вместе покопаемся. Но если хоть слово о родителях моих скажешь херовое…
— Рыло набок, я понял, — чуть не засмеялся младший Соколов.
Уговорились, что Пашка подтянется к дому Марципана часам к шести, если что, тот должен был отрубить предков спать и дожидаться помощи. Очевидно, что нужно было соблюдать осторожность. Сорить баллами без оглядки — навести Славку на ненужные подозрения. Которые, конечно, можно убрать за сто семьдесят девять рублей, но почему-то казалось, что такие вот штучки до добра не доведут.
И что с родаками Марципана лучше было бы всё просто вернуть к заводским настройкам, а не мудрить.
Потом Пашка представил, что к «заводским» настройкам вернётся его собственная мама, и по телу прошлась дрожь.
В конце концов, продав душу, человек имеет право пожить в своё удовольствие. Даже если он — Марципан.
Погода была отличная, и повсюду бродили гуляющие. Пашка заглянул на двадцать минут в стоматологию, пополнил запасы финансов и набрал Пионову. Даже веник в цветочном прихватил.
Подруливая к её дому, он с отвращением понял, что готов заниматься какими угодно случайными делами, лишь бы не принимать бесповоротных решений. Но ведь это только второй день его админства. Время подумать по-людски ещё есть. Так ведь?
После Марципанниковых катнётся на Терновское кладбище. Ночью допросит Агнию. Завтра точно всё решит.
Люська замутила к его приходу невразумительный салат с мясом, фруктами, орехами и заправкой, похожей на варенье. Ковыряя это тошнотворное безобразие вилкой у неё на кухне, Пашка вдруг придумал лихое читерство на предмет проблемы с оргазмами. Спустив телефон на колени, влез-таки к Пионовой в меню, но исключительно чтобы назначить отложенный кайф — как той бабульке, только по таймингу. Может, ей просто научиться надо, понять, так сказать, что к чему.
Потом вышла накладка, позвонил Пионовский батя в самый неподходящий момент и попросил отрыть на его компе какой-то нужный файл и загрузить куда-нибудь срочно. Люська сначала искала файл слишком долго, а потом он оказался больше, чем почта привязывает. Короче, чуть было не научил Пашка свою девушку испытывать настоящие оргазмы от трёпа с родным отцом и насилия над почтовыми сервисами.
Едва и успел перенести назначение, потому что, пока они ещё до этого долбанного звонка раздевались, телефон его бахнулся в диванную щель и провалился куда-то так, что вытащить его стало настоящей задачей.
Но зато эффект после всех этих выкрутасов от Пашкиной придумки превзошёл все ожидания!
Люська взялась привычно постанывать и томно приоткрывать рот, а ещё сиськи свои руками приподнимать до соблазнительных округлостей, а потом вдруг на полувздохе застыла, хлопнула губами, вытаращила глаза, как рыбка-мультяшка, вздрогнула раз всем телом, даже внутри, и вообще прекратила извиваться и двигаться. Но зато на лице такое непередаваемое выражение появилось, что Пашка и сам кончил от удовольствия. К тому же ещё и льва тщеславия в прилоге в довесок к овну похоти и букве «заин» за нарушение седьмой заповеди дали.
После такого фурора Пионова стала тихая, задумчивая и улыбчивая, предложила Пашке стейк взамен извращенского салата и даже что-то напевала у плиты.
Оставлять её сегодня совсем не хотелось, как и думать о постороннем, но в половине пятого Марципан напомнил, что ждёт, и вообще можно уже приходить.
— Вырубил на хер, — оповестил он, когда Пашка позвонил в дверь нужной квартиры. — Сраться начали.
За его спиной нарисовался приземистый мускулистый бульдог, которого Пашка тут же вспомнил: этой тварью его года с полтора назад загнали на сетку-рабицу забора какого-то детского сада, о который он изранил ладони и пропорол дублёнку. Тогда ещё дома крик стоял такой, что соседи стучали.
Бульдог тоже Пашку признал и зарычал угрожающе, но Слава топнул на него ногой, и пёс, тут же успокоившись, обиженно потрусил куда-то в недра жилплощади.
Тут царил раскардак, часть ящиков и шкафов были распахнуты, посреди большой центральной комнаты (в квартире Славы не оказалось как такового коридора, только выложенный кафелем предбанник, переходящей во что-то типа гостиной — с нехилым ремонтиком!) лежали два открытых чемодана на молнии, но оба внутри были пустыми, а рядом с одним высилась горка бабского шмотья, будто его вытряхнули. Ещё около стола валялся разбитый стакан и имелся кровавый след на ковре.
— Отец двинул кулаком, и разбилось, а я напоролся потом, — поймал взгляд своего тайного гостя Слава. — Херни не подумай.
Высокий мужик в строгих брюках и рубашке спал лбом в столешницу, свесив правую безвольную кисть над осколками стакана.
Тощая, словно недоедает стабильно, мамка Марципана лежала на большом разложенном диване перед плазмой. Лежала косо и неудобно, будто её туда оттащили волоком и бросили.
Рядом уже крутился злосчастный бульдог, проявляя признаки беспокойства.
— Она ещё никому не растрепала, даже бабушке с дедушкой, — ввёл Пашку в курс Марципан. — Подруг тоже не посвящала. Хотела сначала квартиру найти и всё уладить с отцом. Но на развод бумажки собрала почти и ещё была у адвоката. Хорошо бы ей нажать ему дать отбой, чтобы не названивал. А потом уже сносить память.
Пашка почесал бровь, отодвинул от стола свободный мягкий стул и, сдвинув ногой чемоданы, поставил в центре комнаты. Полез в менюхи Марципановских предков. Слава маячил за спиной и зырил в экран, из-за чего было особенно некомфортно: вроде менюха админской учётки просто смахивалась, кнопок странных там не добавилось. Но Слава мог увидеть, например, безлимитные баллы. Обычно после оплаты опции выводится баланс, и сейчас, жмакни что Пашка, будет рамка с напоминанием о безлимите.
Надо отвлечь его как-то, когда придёт черёд менять настройки характеров и памяти.
Потом Пашка сосредоточился на параметрах. Они оказались не особенно понятными.
— Чёт я не догоняю, — пробормотал наконец младший Соколов, клацая взаимоотношения с женой в инфо Дениса Марципанникова по второму кругу. — А чего она его боялась? Тут вот и любовь, и забота, и обеспокоенность судьбой — всё за восемьдесят процентов к ней.
— Не гони, отец нас любит! Ты чё ваще себе надумал⁈ — возмутился Слава и переступил с ноги на ногу. — Просто он, ну… строгий. Бескомпромиссный.
Пашка нахмурился и перевёл камеру на спящую Марципанникову.
— А тут ты чёт уже крутил, кроме страха перед? — уточнил Пашка.
– Вина у неё вот скаканула, после разрыва этого дебильного, а гнев, наоборот, упал, хотя был высокий. Но сам упал.
— Ну у неё как бы всё почти прилично, — пробормотал Пашка, — и любовь, и обеспокоенность судьбой, и дружеские чувства.
— Если ты готов расщедрится, давай доверие поднимем и тревогу перед снесём, только не в ноль, а то она берега путать начинает, а там процентов до сорока. Ну и раздражение удали вообще, оно щас упало, но скачет постоянно само, всё равно наберётся.
– Косые какие-то показатели, ты точно не шарился тут с правками? Неправдоподобные.
— Всё оно правдоподобное, — огрызнулся Слава. — Отца надо знать.
— И чё он такое делает?
— Воспитывает. — Слава помолчал и добавил: — Как в армии. Закаляет характер.
— Охеренно он тебе назакалял! — не сдержался Соколов-младший. — Опускать слабых — это закалка характера⁈
— Вообще да, — хмыкнул Марципан и повторил: — Как в армии. Чтобы боялись и уважали.
— Чтобы жена на девяносто процентов боялась⁈
— Базар фильтруй, — напомнил Слава. — Если у тебя батёк-рохля, то могу только посочувствовать.
Пашка прикусил язык. Он тоже боялся своего отца, хотя никакого уважения притом к нему отродясь не испытывал. Судя по всему, про своё расследование внутри отцовой памяти касательно Андрея Соколова Марципан забыл из-за адаптации. И усердствовать, чтобы он предком пропавшим интересовался, точно не стоило.
— Чё кому менять говори. Сделаю и будем квиты, — объявил Пашка.