Он стал выглядеть лет на пять старше, но это не было уёбищно. Даже круто.
Вот только достаточно ли?
Пашка клацнул по адаптации бороды, чтобы никого из относящихся к этому миру, она не удивила. А потом ещё сделал гуще свои брови и адаптировал восприятие их.
Следом занялся причесоном. Нарастил побольше волос. Не прям пидорских, конечно, но погуще и подлиннее, чем было. Покрутился так и эдак. Издалека он бы теперь и сам себя не узнал, но вот если всматриваться…
Разгулявшись, Пашка опять бухнулся на унитаз и ещё поклацал настройки собственной рожи. Вернулся к умывальнику.
Из зеркала, вызывая оторопь, смотрел, повторяя за Пашкой движения, левый взрослый парень, похожий на студента последних курсов. Теперь бы его мать родная не узнала! Но мать как раз должна была, из-за применённой адаптации. А вот мёртвой девахе, если Лавриков чего не напутал, нужно будет прямо с лупой его изучить, чтобы признать вчерашнего беглеца-«волшебника».
Пашка вырубил свет и вернулся в спальню. Открыл окно, чтобы хотя бы немного разогнать перегар. Лёг.
Разбил вторую «далет».
Лицо с бородкой ощущалось странно.
Что Васин будет предпринимать дальше? Какие новые дополнительные квесты получит? И на что вообще способен?
Если с учётки игрухи в вк ему прикажут Пашку убить, даст Васин заднюю или нет?
И что будет с Пашкой, если сисадмина просто сменят? Отменится безлимит? Или последуют какие-то дополнительные меры?
Надо было хотя бы найти несколько подходящих грешников, пусть ссылку им пока и не кидать, но иметь на примете, знать, что это можно сделать при необходимости. Форумы, что ли, какие с депрессивными излияниями позырять? Где все ноют, как ужасна их жизнь? Но как отделять просто нытиков от склонных к раскаянию?
Проблема была в том, что Пашка так запутался во всеобщих разъяснениях, что толком так и не понял про это сраное раскаяние ни фига. Вот как определить, что человек от своих решений так задолбается, что больше не захочет их никогда принимать? Это даже нереальнее, чем вычислить сожалеющих о совершённых поступках!
Чёт Лосев мог и перемудрить…
Будильник зазвонил неожиданно, вырвав Пашку из размышлений. Серёга недовольно всхрапнул, что-то простонал и перевернулся на другой бок.
Надо было собираться. Прощание начиналось в одиннадцать, но Пашка обещал встретить Пионову около цветочного неподалёку от её дома в половине десятого. А ещё предстояло явиться перед Другой мамой преображённым.
Ощущения были смешанными. Пашка своими глазами видел, как не обращали внимания все на превращение круглого увальня-Васина в качка или неприметной особо Островской в порномодельную космотёлочку, но всё-таки это было не про него…
Соколов-младший ощупал бородку и правую бакенбарду. Нарыл в шкафу чистые шмотки, которые Лиля точно не видела, даже футболку выбрал не чёрную, как обычно, а тёмно-фиолетовую, единственную такую в своём гардеробе. Проскользнул в ванную.
Чистить зубы было стрёмно — из зеркала выглядывал левый чел.
Но Другая мама, успевшая проснуться, никакого удивления не выказала.
— Не сильно тебя Серёжа замучил? — сочувственно спросила она, выливая из турки кофе в чашку. Вчера Пашка успел до явления братца сказать ей, что весь класс собрался на похороны историка. Его портрет, купленный в часы всеобщего помутнения, Другая мама со стены сняла и поставила на стол, приладив на угол чёрную ленточку. Уже много дней перед ним стоял стакан, покрытый куском хлеба.
Пашка очень надеялся, что потом она наконец-то уберёт с глаз эту муть. По крайней мере, порыва тоже переться на кладбище Другая мама не выказала, что говорило о снятии симптомов.
Пашка опять потёр непривычно волосатый подбородок и сел за тарелку с бутерами.
До Люсиного цветочного он доехал на такси. Она уже стояла снаружи с двумя букетами по шесть красных гвоздичек. Одета Люся была в чёрное строгое платье, и Пашка запоздало подумал, что фиолетовая футболка была не самым лучшим решением, чтобы не выделяться на прощании.
Пионова абсолютно не удивилась и узнала Пашку сразу. Более того, подбежала к нему и странным, но словно бы привычным для себя, движением прильнула щекой к его щеке и потёрлась о щетинки бородки, а потом улыбнулась.
— Купила вот, — сообщила она, отдавая один из траурных букетиков. — От школы идёт автобус, но я написала Ольге Львовне, что приеду сразу на кладбище. Какое-то не то настроение, чтобы с классом вместе. А то как на экскурсию прямо. Ты не против? Или ты хочешь со своими? Ты предупредил классную?
Пашка вообще не отписывался в чате со сборами, так что навряд ли его кто-то станет ждать около пришкольных автобусов.
На Новозападном кладбище собрался целый митинг! Людей было немерено, Пашка даже заволновался — но, проверив украдкой через скан приложухи, убедился, что почти все тут — живые. Просто прощание с краткосрочным мэром вызвало нехилый резонанс!
Какие-то люди в строгих костюмах прилагали усилия, чтобы соблюдался порядок, и пытались выстроить прибывающую толпу рядами. Стоял приглушённый гомон. Всюду сновали мужики с камерами на штативах и девчонки с микрофонами разных каналов. Делегация важных гостей кучковалась около сколоченного из досок помоста, похожего на сцену. Там сейчас стоял гроб, покоящийся словно бы на подушке цветов. Пришедшим разрешалось подниматься по ступенькам и класть букеты, но официальная часть ещё не началась. Играла траурная музыка из огромных переносных колонок.
Священников было не видно: похоже, не решились устраивать публичного отпевания для самоубийцы. Вместо того замутили фестиваль, мля.
Что-то концентрация кладбищ в Пашкиной жизни в натуре начала шкалить!
— А что, парня твоего не будет? — подвалил вдруг к Люське, протолкавшейся в толпе к своему классу вместе с Пашкой, не пойми откуда взявшийся Марципан.
Соколов-младший изменился в лице и пнул его по ноге.
Слава моргнул трижды и начал вглядываться в него, а потом чуть не принялся ржать в голосину посреди траурного сборища.
— Это чё? — шепнул он сдавленно. — Не смог больше выносить собственной рожи?
— Привыкай, — процедил Пашка, не собираясь вдаваться в подробности. — Ты зачем припёрся-то?
Слава смутился и отвёл взгляд. Стал мрачным.
Пашка крутил головой, выискивая, явились ли на погребение Островская и Васин. Было не особо желательно, чтобы последний с кем-то тут трепался, мало ли что взбредёт ему на ум. С другой стороны, неплохо было бы покопаться в его башке с проверкой. Вообще, стоило то и дело наведываться и делать ревизию, но так был очень большой риск опять напороться на Лилю.
И тут Пашка похолодел. Разом понял, что маскировка была абсолютно нелишней!
Она стояла на помосте рядом с чинушами в чёрных костюмах. Мёртвая деваха в зимнем комбинезоне внимательно оглядывала толпу.
Вот скотина упёртая!!!
Но ладно. Марципан не узнал его в лоб.
Только вот что, если призрака всё-таки затронула адаптация?..
На всякий случай Пашка попятился, оставляя Люську приглушённо здороваться с одноклассниками, и чуть не наступил на Зинку, которая стояла у него за спиной в компании биологички и какой-то незнакомой толстой тётки.
— Здравствуй, Соколов, осторожнее, — поздоровалась она как-то натянуто и не особенно приветливо.
— Ой, Зинаида Дмитриевна, извините, — смешался Пашка. — Я вас не заметил. Здравствуйте, Мария Васильевна, — поприветствовал он и вторую училку.
Биологичка кивнула.
А с Зинкой чё? Куда подевались все дружеские чувства? Ну да, он пропал, но и учебный год ведь кончился… И вдруг Пашка с ужасом понял, что в школе все взрослые остались уверены в том, что ученик Соколов намеренно обосрался посреди репетиции линейки в знак протеста! Он же так и не подошёл к Зинке ни разу с тех пор! Не ответил на её звонки! А после того как выложил видос обсёра на собственной странице по совету физрука, она уже не трезвонила. И Пашка на фоне своих треволнений вообще про неё забыл!
Соколов-младший почувствовал, как щёки начинают пылать.
И это после всего, что математичка сделала для него по доброте душевной! Ну он и урод!
— Зи-зинаида Дмитриевна… я… мне… надо поговорить с вами… объясниться… Вы, наверное, очень плохо обо мне думаете… но я не…
Он мученически глянул на биологичку и неведомую тётку. К ним уже шла завуч.
— Мне кажется, сейчас не лучшее время, Соколов, — произнесла Зинка. — Если тебе есть что сказать, приходи. Ты знаешь куда. А здесь мы все, чтобы проститься с Игорем Максимовичем.
— Д-да. Я… я обязательно зайду. Сегодня или завтра, вы не против?
— Я не против, — чуть-чуть мягче отозвалась Зинка, тогда как черты училки биологии сделались прямо-таки каменными, а губы превратились в тонкую нить.
Началась официальная часть прощания, и все примолкли, разворачиваясь к импровизированной сцене. Какой-то чувак, не иначе ведущий (это на похоронах-то!) завёл обтекаемые дифирамбы о гении историка как педагога и руководителя города, ловко вуалируя тот факт, что покойный полез в петлю в собственном кабинете. Упоминал только, как того терзала скорбь о пропавших без вести близких.
Пашка протолкался обратно к Пионовой, чтобы она не обиделась. Надо было выдержать этот цирк и при первой возможности сваливать: Лиля всё ещё торчала на краю возвышения и сканировала толпу прищуренным злобным взглядом.
Вот слово взял вновь избранный предыдущий мэр, очень серьёзный и деловой. Так и лучащийся скорбью, хотя Пашка подозревал, что в душе он скачет от радости. Мэр подхватил ту же волынку. Становилось жарко. Неясное чувство вины за то, что случилось с историком, нарастало, вгрызаясь изнутри. В горле образовался ком.
И вдруг со сцены прозвучало:
— … Я хочу принести свои самые искренние соболезнования Вадиму Якушевичу, единственному сыну покойного, — проговорил в конце своей долгой речи мэр. — И от имени всех структур города пообещать вам, Вадим Игоревич, что расследование о пропаже ваших родных будет доведено до конца! Мы обязательно отыщем вашу маму и вашу бабушку. Я очень сожалею, что Игорь Максимович не дождался того! Потому что верю всем сердцем: они найдутся живыми и здоровыми!