– Так вот, – продолжил свою, прерванную приходом Курта речь, гауптман, – сиськи у нее что два яблока. Сочные, крепкие такие. А на вкус…
Гауптман Грубер, командир роты средних танков, мечтательно закатил глаза.
– И где ты ее такую вкусную нашел? – спросил один из обер-лейтенантов.
– Так я тебе и рассказал. Самому мало.
– Время, господа. Не стоит заставлять начальство ждать.
Группа офицеров вошла в здание и поднялась на второй этаж, где их уже ждали.
Вокруг стола собрались шесть ротных командиров, два командира батальонов и сам полковник со своим начальником штаба. Карта на столе отображала расположение немецких войск южнее Лека и те данные о противнике, которые удалось собрать воздушной, пешей и радиоразведке за последнее время. Нужно сказать, что среди красных линий, обозначающих врага, было не мало «белого» пространства. Разведке удалось более-менее достоверно вскрыть только передовые позиции, расположение же резервов оставалось загадкой.
– И так, господа, полк выступает сегодня ночью. Порядок движения такой…
– А что с поддержкой с воздуха? – спустя пол часа подал голос командир первого батальона майор Ригер.
– Обещают поддержку штурмовой авиации.
– А от английских бомберов нас прикроют?
– Здесь как получится. Гарантий никто не давал, – пожал плечами полковник.
Окончательное решение Голландского вопроса началось 22 июня. Сосредоточив против десятка голландских пехотных дивизий двадцать одну немецкую, из которой две были танковыми, командование вермахта рассчитывало на быстрый успех. Выведение из войны Голландии позволило бы высвободить значительные силы и ликвидировать угрозу своему левому флангу.
В связи со спецификой театра боевых действий применение танков было сильно затруднено. Особенно более тяжелых «троек» и «четверок». Обилие каналов, мелких рек и затопленных областей вынуждало немцев наносить основной удар на узком участке западнее Ньювегейна. Здесь фронт проходил через достаточно крупную реку Лех, ширина которой в некоторых местах достигала сорока-пятидесяти метров. Однако атака через одну пусть и широкую реку была признана предпочтительней, чем тяжелое продвижение через десятки мелких каналов.
Несмотря на то, что наступление вермахта голландцы ждали, немцы смогли удивить противника. Без артподготовки, ночью специально подготовленные для форсирования рек части одним рывком преодолели водную преграду и, откинув от берега голландские части, заняли плацдарм. На этот плацдарм сразу же начли перебрасывать танки с тем, чтобы уже утром ударить в тыл построениям врага. Дополнительно были нанесены еще несколько вспомогательных ударов, призванных дезориентировать командование голландской армии.
Перебравшись на северный берег Лека по свеженаведенному понтонному мосту 33-ий танковый полк утром 22 июня двинулся на восток, заходя в тыл частям обороняющим город Ньювегейн. Не встречая сопротивления, удалось продвинуться на три километра и выйти на окраину Эйселстейна, где подверглась удару вражеской штурмовой авиации. В 1940 году танковые полки не имели штатной зенитной артиллерии, поэтому единственным способом спастись было рассредоточение на местности.
С ужасом обер-лейтенант Мейер приказал своим танкам съехать с дороги и прятаться под редкими деревьями. Этот первый в его жизни налет штурмовой авиации противника Курт Мейер запомнил на всю жизнь. Особенно ему запомнилось чувство собственного бессилия перед вражескими стальными птицами, сеющими смерть и разрушения.
Внезапно, и так бешено подпрыгивающий на кочках танк резко подбросило и обер-лейтенант, приложившись о крышку люка, потерял сознание.
Белый потолок, запах лекарств, негромкие голоса. Больница. В себя Курт пришел уже на больничной койке. С трудом разлепив глаза, он повернул голову направо, потом налево. Голова отозвалась тупой, всеобъемлющей болью. С трудом сфокусировав зрение, он смог осмотреться. Справа и слева стояли койки с ранеными. Где-то дальше сквозь не плотно зашторенное окно в палату проникал свет. Во рту было сухо и мерзко, очень хотелось пить. Курт попытался что-то сказать, попросить воды, но пересохшее горло выдало лишь глухой хрип.
Тем не менее, кто-то из соседей по палате заметил его шевеление и позвал медсестру. Пришедшая медсестра первым делом напоила Курта: непривыкший пить лежа, он изрядно облился. Медсестра что-то осмотрела, заглянула в зрачки и удалилась. Спустя некоторое время пришел врач. Невысокий, худощавый с седой бородкой и в круглых очках, он будто бы сошел с картинки в детской книге.
– Меня зовут Альберт Крейн, я ваш врач, – сказал доктор, заглядывая одновременно в принесенную с собой папку. – Ну что, господин обер-лейтенант, как самочувствие?
– Паршиво, – едва слышно прошептал Курт.
– Так и должно быть. Контузия, сотрясение мозга и рассечение над правым глазом. Знатно вы, я вам скажу, головой то приложились. Но ничего фатального. Поваляетесь у нас недельки две. Потом еще в отпуск по ранению съездите. Неделек через семь-восемь сможете снова лезть в свою жестянку. Разве что шрам, скорее всего, останется на лбу. Но, как говорится, шрамы только украшают мужчину.
– Что произошло? – С трудом шевеля губами произнес раненный. Слабость накатывала все сильнее.
– Вот уж не знаю, – нахмурил брови врач. – Знаете сколько вас у меня. А вам, господин танкист, сейчас лучше бы помолчать. Напрягаться вам нельзя. Главное сейчас лечение отдых. Спать, есть. Посмотрим на ваше состояние, может быть через несколько дней…
Не дослушав окончание предложения, Курт провалился обратно в забытье.
– Рассказывай. Что было после того, как меня отключило? – Курт вместе с навестившим его Вильгельмом сидел под деревом в больничном саду. Он бодро шел на поправку, поэтому доктор Крейн разрешил ему короткие прогулки на свежем воздухе.
– После того как англичане отбомбились и улетели, мы опять построились в колонну и попытались двинуться дальше.
– Много от налета потерь было?
– Не очень. То ли мы удачно рассыпались, то ли они криво кидали, но потеряли мы всего одиннадцать машин. Из них только четыре безвозвратно. Понятно, после прямого попадания авиационной бомбы ремонтировать уже нечего. Только на переплавку.
– Из роты еще кого-то подбили? – сделав глубокую затяжку, спросил Курт.
– Во время этого налета – один танк из третьего взвода.
– А вообще?
– А вообще, за эти четыре дня боев в роте осталось девять исправных машин. Ты представляешь? Девять. Три, правда, обещали вернуть, но когда. У моей «единички» опять подвеска навернулась.
– Черт побери. Не полных два взвода.
– После того, как англичане улетели, мы двинулись дальше, но пройдя еще с километр уперлись в оборону на окраине Ньювигейна. Полковник решил попробовать сбить их одним ударом, но там у Голландцев была батарея противотанковых 47-миллимитровок, поэтому потеряв еще несколько танков мы отошли. Понятное дело, без пехоты в город соваться смысла не было.
– А пехота как обычно отстала? – полувопросительно-полуутвердительно произнес раненный ротный.
– Ну да. Хотя это не их вина. Там летуны опять облажались. Англичане смогли разбомбить переправу через Лек, поэтому пока восстановили, пока перебросили. Там, говорят, такая рубка в воздухе была.
– И что дальше?
– А дальше? Дальше мы дождались пехоту и потом повернули на Север, обошли стороной Утрехт, пару раз прорывая выставленные заслоны, и соединились с частями 254 пехотной в десяти километрах от Амстердама. Ну а потом поучаствовали в его штурме.
– Так что, Амстердам действительно штурмовать пришлось? Тут разные слухи ходят. Якобы там чуть ли не второй Верден был.
– Да нет, ты что? – Скривился Вилли, – Авангард наш, СС-овцев из лейбштандарта пощипали знатно, это да. Ну, так они сами виноваты. Думали, что Голландцы при виде танков на окраине столицы, враз в штаны наложат. Чуть ли не походной колонной хотели на главную площадь Амстердама, как ее там?
– Площадь Дам, – подсказал Курт.
– Ага, она. Заехать туда хотели. Знамена развернули. Придурки. И попали, естественно в огненный мешок. А когда уже основные силы подошли, оказалось, что там всего два полка было. Прикрывали эвакуацию королевского двора и остатков армии.
– И многим удалось удрать?
– Так откуда ж я знать могу, – деланно удивился лейтенант.
– Вилли… Ты же всегда все про всех знаешь.
– Ага, а когда я…
– Вилли, не начинай, и так голова квадратная, – оборвал товарища Курт.
– Ладно, не буду. Да о чем я? Пообщался я тут с одним штабным. Он говорит, что тысяч пятьдесят смогли эвакуировать. Без тяжелого вооружения, конечно.
– Не добили. Теперь они где-нибудь во Франции всплывут, или в Бельгии. Плохо, – внезапно у обер-лейтенанта закружилась голова и он инстинктивно, ища дополнительную точку опоры, ухватился за лавочку. Его товарищ и подчиненный это заметил:
– Все нормально, Курт, ты себя хорошо чувствуешь?
– Да, жить буду.
– Я, пожалуй, пойду. А то еще от врача твоего влетит. Тебя проводить до палаты?
– Сам дойду, – отмахнулся раненный. – Привет парням передавай. Я скоро вернусь.
– Выздоравливай, – уже в спину крикнул лейтенант Краус. После этого выкинул окурок, развернулся и зашагал прочь.
Глава 6
Париж, Франция 26 июня 1940 года
Шарль де Голль, получивший, таки, звезды бригадного генерала на погоны и в придачу знак отличия офицера ордена Почетного Легиона, за прошедший с начала войны месяц еще больше похудел и осунулся. Вокруг глаз появились темные круги – следствие бессонных ночей и работы по восемнадцать часов в сутки. Все это время он восстанавливал свою дивизию, потерявшую за первые две недели войны больше половины танков и треть личного состава. Но только рамками своей дивизии его деятельность не ограничивалась. Будучи еще до войны сторонником массового использования танков, объединения танковых батальонов в дивизии и корпуса, теперь о