Сергей МихайловСИЗИФРассказ
— Волоки его сюда, ублюдка!
Дверь в дежурную часть с силой распахнулась, и в полутёмное помещение влетел человек, с ног до головы укутанный в длинный балахон, напоминающий одеяние средневековых монахов. Не удержавшись на ногах, он тяжело рухнул на исшарканный сотнями ног кафельный пол. Следом в дежурку, заполнив сразу всё её пространство, ввалились три дюжих милиционера с «калашами» в руках. Один из них, в погонах старшего сержанта, с перекошенным от ярости ртом, мощным ударом сапога отбросил упавшего в угол.
— Остынь, Гусь, — осадил его второй. — Следы останутся, потом не отмоешься.
— Да хрен с ними, со следами, — тяжело дыша, прохрипел тот и, вложив в удар всю свою силу, вторично всадил сапог в неподвижное тело. — Отвечу, коли спросят, ни за чьи спины прятаться не стану. Была б моя власть, убил бы мерзавца!
Он ударил в третий раз. Тело в углу застонало.
Третий блюститель порядка, лейтенант, строго произнёс:
— Гусев, прекрати! Сначала выясним, что это за тип. Оформим задержание по всем правилам.
Гусев вытер пот со лба тыльной стороной ладони и смачно сплюнул.
— Ла-адно, лейтенант, валяй, оформляй. Но запомни: живым он отсюда всё одно не выйдет, это я тебе, лейтенант, обещаю.
— Ты уверен, что это он? — спросил второй милиционер.
Из глотки Гусева вырвалось нечленораздельное хрипение.
— Ты что, Барсук, за идиота меня держишь? Скажи, я похож на идиота, а?!
— Ну-ну, не ерепенься, Гусь. Давай спокойно во всём разберёмся.
— А не могу я спокойно, понял? — ревел Гусев, брызжа слюной. — Не могу! Вы-то с лейтенантом позже подоспели, когда всё уже было кончено, а я видел! Всё, с самого начала! Видел, как эта мразь ту девчушку, совсем ещё подростка, тесаком полосовала! И как кровь хлестала из рассечённого горла, тоже видел! Не успел я, лейтенант, понимаешь, не успел… У меня ведь у самого дочка в тех же годах! А если б он и её так, а? Если б и её?..
— Сядь, — строго потребовал лейтенант, — и прекрати истерику. Разберёмся. Барсуков, где нож? — обернулся он ко второму милиционеру.
Тот молча бросил на стол тяжёлый металлический предмет, завёрнутый в полиэтилен. Это был большой нож, густо перепачканный в крови.
— Этот?
Гусев мельком взглянул на орудие убийства и пожал плечами.
— А я почём знаю! Разве в темноте разглядишь, чем он её…
— Тот самый, лейтенант, — сказал Барсуков. — Я его на месте преступления подобрал. Уже после того, как Гусь того типа свалил.
Лейтенант медленно приблизился к «тому типу».
— Вставай!
Человек в углу зашевелился и с трудом сел. Лейтенант ткнул его стволом автомата под рёбра.
— На ноги вставай, дерьмо!
Тот кое-как поднялся и упёрся спиной в стену. Его всего трясло.
Это был высокий худой человек, облачённый в некое подобие плаща или, скорее, хитона. Хитон был мокрым от крови. Капюшон, надвинутый на самые глаза, полностью скрывал лицо.
— Имя?
Человек не реагировал.
— Имя, сука!! — взорвался лейтенант.
Человек чуть шевельнулся, но снова не издал ни звука.
— Он что, издевается? — подал голос Барсуков, мрачнея.
— Дай его мне, лейтенант, — хрустнул челюстями Гусев. — Я его паршивый язык живо развяжу. Он у меня…
— Назад, Гусев! Я сам с ним разберусь.
— Воля твоя, лейтенант, — угрюмо проворчал тот, нехотя возвращаясь к столу. — Только я бы с ним особо не церемонился. Пришить выродка — и делу конец. Оказание сопротивления, попытка к бегству — не мне тебя учить.
Лейтенант резко повернулся и в упор посмотрел на подчинённого.
— Я сам с ним разберусь, ясно? — медленно повторил он, чётко печатая слова.
— Ясно, — буркнул Гусев.
— То-то. Итак, — продолжил лейтенант, снова повернувшись к задержанному, — в молчанку играть будем? Ла-адно. Твой инструмент? — он кивнул на нож.
Человек в хитоне судорожно вздохнул.
— Ты сказал, — глухо произнёс он.
— Что значит — ты сказал? Отвечай на вопрос!
— Мой.
— Та-ак. Ладно, идём дальше. Полчаса назад ты был задержан на месте преступления. Отвечай, это ты убил ту девочку?
— Д-да. — Голос его задрожал.
— Зачем?
— Вот-вот! Пусть ответит!
— Сядь, Гусев! Итак, повторяю вопрос: зачем ты это сделал?
— Я пришёл, чтобы принять на себя ваши грехи.
— Что он там мелет, а? Какие на хрен грехи? По-моему, самое время парней из психушки вызывать. У него явно крышу сорвало.
— Психиатрической экспертизы ему так и так не избежать, Барсуков, сказал лейтенант. — Человек с нормальной психикой никогда такого не сделает.
— Какая, к лешему, экспертиза, лейтенант! — рявкнул Гусев. — Зуб даю, этот маньяк-убийца отсюда живым не выйдет!
Человек в хитоне зашатался, ноги его подкосились, и он медленно сполз по стене на грязный заплёванный пол. Из-под капюшона донеслось тихое всхлипывание вперемешку с причитаниями.
— Нечего сопли на кулак мотать! — брезгливо сплюнул на пол лейтенант. Мразь, мать твою… Вставай! Давай, выкладывай всё! От начала и до конца. Ещё что-нибудь за тобой числится? Отвечай!
Человек в хитоне глухо заговорил:
— Да… очень много… Бензоколонка… на прошлой неделе…
— Что?! — лейтенант побагровел. — Бензоколонка — твоих рук дело?
Тот обречённо кивнул. Гусев виртуозно выругался.
В памяти лейтенанта всплыла картина недельной давности: бушующее пламя на фоне вечернего неба, чёрного от копоти и дыма, взрывающиеся ёмкости с горючим, искорёженное взрывом строение, пять минут назад ещё бывшее зданием бензоколонки, остовы дотла выгоревших машин, обуглившиеся трупы, вопли раненых, всеобщая паника и проклятия… Зрелище было настолько жутким, что несколько ночей кряду после трагедии лейтенант боялся уснуть: едва он закрывал глаза, как перед глазами воскресали видения того страшного дня.
При пожаре погиб его сосед по лестничной клетке, с которым он, коротая досуг, в своё время сыграл не одну сотню партий в шахматы.
— Барсуков, зафиксируй признание! — сухо распорядился побледневший лейтенант. — Что ещё? — Голос его, обращённый к задержанному, был резким, безжизненным, лишённым каких бы то ни было интонаций.
— Не могу… — всхлипнул человек в хитоне.
— Сможешь, — процедил лейтенант сквозь плотно стиснутые зубы. Смо-ожешь, мразь. Ну!
— Коммерсант, убитый тремя выстрелами в сердце…
Барсуков присвистнул: убийство известного в городе бизнесмена до сих пор оставалось нераскрытым.
— Трое кавказцев, растрелянные в упор во время заключения незаконной сделки… — безучастно продолжал человек в хитоне. — Главарь мафиозной группировки, погибший в автомобильной катастрофе…
Он ещё долго перечислял плоды своей страшной деятельности. Голос его звучал монотонно, едва слышно. Трое милиционеров, затаив дыхание, слушали леденящие душу признания.
— Это что же получается, а, лейтенант? — сказал Барсуков, когда задержанный замолчал. — Выходит, что все совершённые в городе за последние полгода убийства — на совести этого типа!
— Все, — с готовностью закивал человек в хитоне.
— Вот дерьмо! — снова выругался Гусев.
— Да кто ты такой, чёрт тебя побери?! — выкрикнул лейтенант, зло сверкнув глазами.
Из недр капюшона донёсся всё такой же монотонный безжизненный голос:
— Каин. Оноприенко. Чикотило. Марк Чепмэн. Сержант Вудс. Джек-потрошитель. Ли Освальд. Арджа…
На миг в помещении воцарилась тишина. Слышно было лишь тяжёлое дыхание троих блюстителей порядка.
Гусев грузно поднялся, не торопясь расправил ремень на форменных брюках, громко хрустнул суставами пальцев.
— Ну хватит, лейтенант. Мы достаточно наслушались этого ублюдка. Отдай его мне, всё остальное я сделаю сам.
— Погоди, Гусев, — жестом руки остановил подчинённого лейтенант. Разговор ещё не окончен. — Он прошёлся по комнате; лоб его прорезали глубокие морщины, свидетельствующие о серьёзной работе мысли. Наконец он остановился и в упор спросил у задержанного: — Зачем ты это делал?
Тот ответил не сразу.
— Так предначертано судьбой. Этим несчастным уготована смерть от руки убийцы — я взял на себя эту неблагодарную миссию. Не сделай этого я, это сделал бы другой.
— Другой? Какой ещё другой?
— Наёмный убийца. Я делал то, что должен был сделать он. Я — всего лишь орудие в деснице Божией.
— Но зачем? зачем?
— Я пришёл, чтобы спасти мир от греха. Я взял их грех на себя. Страшный грех человекоубийства.
— Дурдом какой-то, — пожал плечами Барсуков. — Лейтенант, ты что-нибудь понимаешь?
Лейтенант не ответил. Его взор был прикован к человеку в хитоне.
— Спаситель хренов… А ту девчонку, чья жизнь на твоей совести, ты тоже пришёл спасти?
— Я не властен над судьбой: она была обречена. По моим следам шёл настоящий убийца — тот, кому была поручена… эта чёрная работа. Я опередил его всего лишь на несколько минут… Нет, не её я пришёл спасти — а его.
Лейтенант криво усмехнулся и украсил кафельный пол густым плевком.
— Ну и как, спас? Убийцу-то?
— Спас… Грех этого преступления тяжким грузом лёг на плечи другого. Мои плечи.
— Но ведь ты убил её! Убил! — вскочил Барсуков, до хруста сжимая кулаки. — О ней-то ты подумал, ублюдок, а? О грехе заговорил, мразь, о спасении души, о миссии какой-то, а как же жизнь человеческая? Или она уже не в счёт, жизнь-то? Отвечай, сука!
Убитая девочка-подросток была одной из двух дочерей крупного городского финансиста; ходили слухи о его связях с местными преступными группировками и Барсукову, и двум его коллегам это было известно. Как знать, возможно, деятельность отца имеет какое-то отношение к смерти дочери…
Голос из-под капюшона зазвучал глухо, точно читая заученный урок:
— Жизнь земная преходяща, душа — вечна. Не о жизни земной печётся Господь наш, а о спасении души человеческой. О ней одной вся Его забота. Всё остальное — пыль, прах, суета сует.