— Девочки, глицинчику нет? — с вопросом на кухню заглядывает соседка с истфака. У них завтра, то есть уже сегодня, логика с Синяевым.
Боже! И это только октябрь!
Глава 7
Когда ждешь чего-то ужасного, время летит до безобразия быстро. Первая пара начинается в девять тридцать, а на часах уже ровно девять. За всеми этими переживаниями я даже не сразу сообразила, почему предложила пройти до универа в обход, через переулок, а не срезать путь через дома.
— Оттягиваешь встречу с Холодовым? — Иваненко понимающе кивает.
— Ага. Время же есть еще чуть-чуть, — вру Маринке, а сама разглядываю припаркованные вокруг машины. Но черного спортивного авто нет. Дура ты, Скалка! Тебя тут к экзамену могут не допустить, а ты…
Пара на третьем этаже, по дороге встречаем одногруппников, все бледные, с красными глазами, одна только Дятлова натужно улыбается. Заходим в аудиторию, а вот и первый сюрприз. Четыре аспиранта: два парня и две девушки. А это значит, что расположить шпоры будет проблематично, особенно тем, кто держит их между коленями…
— Вот черт! — слышу сзади шипение Васьки Сидорова. Оборачиваюсь и вижу, как он зло смотрит на мобильный. — Глушилки.
Проверяю свой сотовый — связи нет. Делаю знак глазами Ленке. Так, у нее тоже не работает.
— Мобильные телефоны можете оставить включенными, связи все равно нет, — раздается в тишине спокойный голос одного из аспирантов.
— Никогда же не глушили! — громко возмущается Сидоров. — Это ведь обычный тест, даже не экзамен!
— Is it a problem?
Резко оборачиваюсь на голос, который кажется странно знакомым.
Мамочки мои! Что он тут делает?! Я смотрю на него и глазам не верю. Такой красивый, как с картинки, в шикарном костюме, просто английский денди, а взгляд холодный, высокомерный даже. Когда мы с ним в понедельник ехали, он так не смотрел, он… Этого не может быть. Зачем он здесь?
— Садись уже, чего вылупилась? — с досадой шепчет Ленка и толкает меня к парте. — Говорили же, что красавчик. Но лучше б уродом был добрым.
На автомате сажусь, а сама ничего не вижу, перед глазами только он. До меня медленно, очень-очень медленно начинают доходить слова Ленки. «Говорили же, что красавчик». Это он? Холодов? «Чистильщик»? Английский гад?
Он медленно обводит глазами всю аудиторию, наконец его взгляд останавливается на мне. Боже, дай мне провалиться сквозь землю! Я этого не выдержу. Не успеваю отвести глаза, он ловит мой взгляд и впервые с того момента, как зашел в аудиторию, улыбается. Мне улыбается. А в глазах его читаю: «Беги, студентка Тамара, беги!»
Не помню, как передо мной оказалось несколько листков. Два с заданием, остальные пустые. Кажется, аспиранты разнесли. А Холодов — вот и узнала наконец-то, как его зовут, — сидит на кафедре и молча рассматривает студентов. Время от времени его взгляд задерживается на мне. Кажется, дольше, чем на других.
Уши горят от этого взгляда, а в голове туман. Пытаюсь понять, что за номер теста. Да какая разница! Все равно списать не получится.
— Ты, ты и ты, на выход! — вздрагиваю от резкого окрика аспиранта, оборачиваюсь и вижу, как Светка, Ксюша и Вадик встают и под нашими испуганными взглядами уходят из кабинета.
Началось!
В аудитории снова тишина, мертвая. Тупо пялюсь на листок бумаги. Тест шестой. Читаю задание, вроде то же, что Колька вчера принес. Рядом Дятлова уже строчит вовсю, даже улыбается. Ну, значит, точно знает.
Шестой тест… Левый рукав, первые три карточки. Поднимаю голову и снова встречаю его пристальный взгляд. «Никто никогда не ловил на списывании? Такого не бывает. Все попадаются!» В ушах эти его слова, он мне их сказал, когда первый раз вез. Вот дура, дура, дура!
Ладно! Выгонит так выгонит! Все равно сама не напишу!
Поправляю косу, как бы случайно касаюсь манжета кофты. Движения отрепетированы до автоматизма. Есть! Положить картонки между листами не так уж сложно, чуть наклоняюсь к столу, делаю вид, что пишу, а на самом деле быстро засовываю карточки. Done! Поднимаю голову и снова натыкаюсь на его взгляд. Вот ведь гад! Мог бы и сказать, что препод. А он мне еще понравился. Дура ты, Скалкина, клиническая!
— Встал и поднял руки!
Пока все отвлекаются на очередную жертву террора, быстро перекладываю шпору четко между двумя листами. Стоит чуть раздвинуть пальцами листы, появляется картонка. Так же быстро можно закрыть щель, и карточка будет спрятана. Вроде пронесло, вообще на наш ряд аспиранты еще не покушались. За первым столом, прямо напротив Холодова, сидит пришедшая последней Туева. Как можно было проспать в такой день, я не понимаю. Думала ее утром разбудить, но Ленка уже ждала внизу. За ней притаилась Иваненко, дальше Люська, потом мы с Дятловой, а на последнем ряду Сидоров с Виталиком Ананьевым.
Пишу, не понимаю ни слова, что пишу, но уже второе задание перекатываю. Рука дрожит так, что приходится иногда останавливаться, чтобы хоть немного себя успокоить. Тишина в аудитории нарушается лишь краткими возгласами аспирантов. Уже семерых выгнали, боюсь даже обернуться назад. Холодов сидит молча, только рассматривает всех, пару раз поглядывала на него. Явно кайф ловит от того, что здесь происходит. Права та девчонка, гад он, английский гад! Черт меня дернул сесть к нему в машину! Дважды…
Не вижу, просто чувствую какое-то движение впереди. И в то же мгновение показалось, что все замерли, такое напряжение в воздухе, чудится даже, что я слышу стук сердца Лены. Или мне уже мерещится?
Отрываю взгляд от своих листков и сама вздрагиваю. Ярослав Денисович соизволил оторвать от стула свой зад и теперь задумчиво разглядывает макушку Иваненко, стоя прямо перед ней. Сейчас впервые в жизни я захотела оказаться на месте Туевой, то есть прямо за спиной у гада. Да ладно я, все бы захотели! Маринка усиленно пишет, головы не поднимает, делает вид, что не замечает Холодова. Но я-то ее знаю: вон как плечом дернула, это значит, что психует девчонка, на грани почти.
Вдруг он отрывает взгляд от Иваненко и смотрит прямо на меня. И улыбается, у него от улыбки даже глаза ярче становятся. Чувствую себя как под гипнозом, пришлось даже ущипнуть запястье, чтобы наваждение исчезло. И прямо в этот момент с этой вот улыбкой, продолжая смотреть на меня, он резко поднимает листы с Маринкиного стола. Не глядя на Иваненко, что-то берет в руку. О боже! Нет! Между пальцами у него зажата шпора, точно такая же у меня сейчас лежит между листами.
— Out! — как бритвой полоснул по тишине.
Боюсь посмотреть на Маринку, бедняга. А Холодов уже у Люськиного стола. Секунда, и снова:
— Out!
Господи! Я следующая. Он не отрываясь смотрит на меня, я даже не могу вытащить шпору! Только листки успела сдвинуть.
Мамочки мои!
Стоит и внимательно так рассматривает, а потом нагло, клянусь, нагло пялится на мои губы! Это вообще что?! Чувствую, как кровь приливает к щекам, а в горле… даже сглотнуть не могу, все пересохло внутри. Губы горят, словно я только что целовалась. Трогаю пальцем нижнюю губу, точно — горит. И чуть не подскакиваю от его цепкого взгляда. Как будто хищник следит за своей жертвой. А потом он делает пару шагов и вплотную подходит к нашему столу. Улыбается и, глядя мне в глаза, медленно, очень медленно опускает руку на мои черновики и аккуратно раздвигает пальцами листы.
Это конец. Сейчас как удар хлыста прозвучит это его Out! — и я последую за девчонками. И все, сама я этот тест никогда не сдам.
Он смотрит на меня снисходительно, а потом вдруг… обратно соединяет листы, закрывая ими лежащую на столе шпору. И, не говоря ни слова, идет дальше по нашему ряду. Что? Что это было?! Меня не выгнали? Он… меня… Чуть не вскрикиваю от чувствительного удара в голень.
«Это как?» — по губам читаю немой вопрос Ленки, у нее сейчас глаза выпрыгнут из-за очков. Она даже не пытается скрыть свое удивление. А я… я не понимаю, что все это значит, почему меня не выгнал. Он же…
— Out! — снова вздрагиваю от резкого голоса. Кажется, это Сидорова вытурили.
Руки снова дрожат. Что делать-то? Пусть я тут и осталась по каким-то непонятным причинам, но сама не смогу ничего написать. Тянусь уже к своим черновикам, но спиной чувствую, что он снова рядом стоит. И точно, буквально через пару секунд поравнялся с нашим столом. Впереди два пустых места, и он… он не возвращается к себе. Он остается рядом с нами. Присел на стол Люськи, руки скрестил на груди и смотрит на нас. Точнее, на меня. Капец! Что делать-то? Он знает, он точно знает, что сама я ничего не напишу. Только если удастся скатать. Смотрит на меня, словно спрашивает: «И что теперь?»
Да пошел ты со своими гляделками, устроил тут цирк с конями! Сама не верю, что делаю это, но раздвигаю пальцами черновики и продолжаю списывать. Каждую секунду жду его возгласа, аспиранты к нашему ряду не подходят. Мы, похоже, на особом положении, личное развлечение для Холодова.
Слышу легкое покашливание прямо перед собой. Поднимаю глаза и вижу, как он удивленно рассматривает меня. Чуть качает головой, а взгляд его говорит, нет, кричит на самом деле: «Ну ты совсем берега попутала, студентка Тамара!» У него даже одна бровь приподнялась. Опускаю взгляд, судорожно глотаю комок в горле и продолжаю писать. Первая карточка готова. Передвигаю вторую к себе поближе и вижу испуганные глаза Дятловой. Сжалась вся и вроде даже чуть отодвинулась от меня. Да я бы сама от себя отодвинулась, но писать-то надо, раз пока не выгнал. Да выгонит, конечно, сейчас дождется, пока я дрожащей рукой все сдеру, а потом выгонит. Как кот с мышкой!
Всего двадцать минут, потом перерыв, а мне нужно еще два задания переписать. Это уже в последней карточке. За пять минут до конца пары в аудитории из тридцати человек остается всего пятнадцать. Я заканчиваю, но боюсь, просто не представляю, как встану и, глядя ему в глаза, сдам работу. Он… да он уничтожит меня, вон как взглядом жжет. Ну почему я, почему именно я так облажалась?! Аспиранты начинают забирать работы, неважно, успел кто дописать или нет. Им плевать. Холодов забрал уже у Туевой, Ленка быстро протягивает ему свои листки, как будто боится, что он не примет ее тест. Вижу перед глазами протянутую руку, не поднимая глаз, кладу в нее свои каракули. Он все равно стоит рядом, ждет еще чего-то. Да уйди ты уже, наконец, пожалуйста! Лишь через несколько секунд он делает шаг вперед, оказываясь у меня за спиной. Бежать отсюда!