ближайшие сотрудники. Здесь, в Стокгольме, не тревожатся, ведь от него приходят весточки, но все, конечно, заинтригованы и теряются в догадках, где он прячется и почему держит свое местопребывание в таком секрете.
Неожиданно он звонит домой и сообщает, что вернулся в Стокгольм. Это было вчера, около пяти. Трубку сняла кухарка. Кстати, вы ее видели, когда зашли на кухню. Старушка в седых кудрях, Хильда Таппер, прослужила у Леслеров почти полвека. Так вот, хозяин просил ее помалкивать о своем возвращении, даже ближайшим родственникам запретил говорить. Когда она спросила, приготовить ли ему обед, он сказал, что поест в городе и ждать его не надо. Ей показалось, он не хочет, чтобы его беспокоили.
У горничной — это она впустила нас сегодня утром — тоже был свободный вечер, и в седьмом часу она ушла из дому. Вернулась в половине двенадцатого и понятия не имела, что случилось за это время. Но Хильда Таппер оставалась дома. С одной стороны, ей и идти-то некуда, а с другой — она, видимо, хотела быть дома и встретить хозяина.
Веспер Юнсон опять заглянул в блокнот и почесал бровь.
— Минутку, — сказал он, скользя взглядом по густо исписанной странице. — А, вот. Стало быть, около восьми зазвонил телефон. Фрекен Таппер ответила, но на линии молчали. Ей послышалось, будто на том конце положили трубку. Около половины девятого в дверь позвонил какой-то мужчина. Он не назвался, однако утверждал, что директор Леслер просил его зайти в половине девятого. По словам старушки, раньше она этого человека никогда не видела. Она провела его в квартиру.
— В библиотеку или наверх, в гостиную?
— В гостиную. Через пять минут — новый звонок. На сей раз, явился Гилберт Леслер. Он спросил Хильду Таппер, дома ли старик. Услыхав уклончивый ответ, рассмеялся: зря она пытается его обмануть. Отдал ей шляпу и поднялся наверх.
Старушка вернулась к себе, в комнату возле кухни. Она слушала по радио спектакль и не хотела пропустить конец. Минут через десять входную дверь отперли и кто-то вошел. Не иначе сам хозяин, решила она, ведь ключи от двери были только у него.
Когда спектакль закончился и начался концерт — на часах было без десяти девять, — Хильда Таппер услыхала громкий хлопок, который донесся как будто бы сверху. Ей в голову не пришло, что это выстрел, она думала, открыли бутылку шампанского. У Леслеров частенько пили шампанское. Буквально через минуту она отметила, что входная дверь опять открылась, — комната-то у нее рядом с холлом. На сей раз, однако, кто-то вышел. Она предположила, что это Леслер-младший или незнакомый гость. Потом воцарилась тишина. Она дослушала концерт и легла спать. Проснулась, только когда мы утром позвонили в дверь.
Он замолчал, глядя в блокнот.
— Во всяком случае, вы установили, когда был сделан выстрел, — заметил я.
— По-видимому, без десяти девять. Надеюсь, кто-нибудь из соседей тоже слышал и сможет подтвердить.
— Так или иначе, когда Гилберта застрелили, там присутствовал третий.
— А может, даже и четвертый, — хмыкнул Веспер Юнсон. — Если вы помните, стаканов было четыре. Один лежал разбитый на полу, один — опрокинутый на диване, и два стояли на стойке бара. Заметьте, их там не было, когда около семи горничная последний раз вытирала пыль.
— Может, четвертый человек ушел через верхний этаж?
— Там нет выхода, — возразил комиссар.
— А дверь на крыше? Мы о ней забыли.
— Я не забыл, — холодно отозвался Веспер Юнсон. — Похоже, только и остается допустить, что четвертый и пришел, и ушел этой дорогой. Но в таком случае он наверняка явился позже директора Леслера. Ведь и эту дверь отпер именно директор Леслер — ключ всего один и висит у него на связке. И вот вам второй момент, не вполне для меня понятный: один неизвестный исчезает через входную дверь нижнего этажа, а другой — через террасу на крыше.
— Да, неясностей хватает, — согласился я. — Почему оба незнакомца ушли, вместо того чтобы позвонить в полицию и сообщить о случившемся? Кто пробрался сюда и унес четвертый стакан?.. И зачем?
Веспер Юнсон взмахнул рукой и продолжил:
— И куда пропало орудие убийства, и кто обшаривал в спальне ящики комода?
— А их обшаривали? — спросил я.
Он безучастно кивнул.
— Да, и человек спешил, а потому оставил отпечатки пальцев.
Тут машина затормозила. Уже выбравшись на тротуар, усатый коротышка обернулся.
— А знаете, что, по-моему, самое странное?
— Нет, не знаю.
— Вы согласны, что уж где-где, а на выключателе отпечатки пальцев должны быть непременно?
— Ну, разумеется, — кивнул я.
Он вздохнул и положил руку мне на плечо.
— Так вот, попробуйте найти хоть один на выключателе в гостиной. Наш дактилоскопист не сумел.
Мы стояли на откосе, уходившем к южным опорам моста Вестербру. Справа газон спускался к узкому каналу Польсунд, отделяющему Юнгхольмен от Седермальме. К нам торопливо подошел постовой.
— Он там, внизу, — доложил он комиссару, показывая в сторону канала.
— Отлично, — кивнул Веспер Юнсон, и мы зашагали по песчаной дорожке через парк.
Вдоль берега длинными рядами лежали моторные лодки, под сенью плакучих ив на ржавых днищах играли солнечные блики. У причалов покачивались на блеклой воде плоскодонки и парусные лодочки.
На причале, заложив руки за спину, стоял какой-то человек. При виде нас на его лице вдруг появилось решительное выражение, и он пружинистым шагом двинулся навстречу.
— Здесь он. — Человек махнул рукой в сторону цветущего клена. — Сперва, конечно, все отрицал, но потом одумался.
Под нежно-зеленым шатром из множества кленовых цветочков сидел на ящике тощий долговязый мужчина и чинил сети. Рядом был прислонен велосипед, а возле него валялся мокрый, туго набитый мешок. Когда мы подошли, он быстро поднял голову и тыльной стороной руки утер острый подбородок.
— Хороший улов, — сказал Веспер Юнсон, кивнув на мешок.
— Протухнет, если я тут застряну, — проворчал мужчина.
— Вы, должно быть, действуете так. — Веспер Юнсон остановился на песчаной площадке между причалом и кленом. — Плетете большущую сеть, ставите ее с лодки, чтобы получилось замкнутое кольцо, а потом берете вот эту штуковину и с размаху лупите по воде. Перепуганная рыба кидается врассыпную — и запутывается в сетях. Это называется «ловля на испуг», верно? — И как бы, между прочим, он добавил: — Кстати, она запрещена, я прав?
Тощий тип на ящике хмуро и растерянно молчал. Веспер Юнсон протянул ему руку и добродушно сказал:
— Я — комиссар уголовной полиции Юнсон. Привлекать вас за недозволенный лов пока не собираюсь, на сегодня инцидент исчерпан, но смотрите у меня…
Мужчина встал и неуверенно пожал протянутую руку.
— Теперь можно идти? — спросил он.
— Ни в коем случае, — решительно заявил комиссар. — Во-первых, назовитесь, во-вторых, расскажите все, Что видели и слышали вчера около десяти вечера в бухте Исбладсвикен.
Только теперь я догадался, что к чему. Стало быть, узкая тень, мелькнувшая по воде на краю светового пятна, действительно была лодкой, а вот этот тип сидел на веслах. Но, Боже милостивый, как этот коротышка умудрился его разыскать? Да еще так быстро. Одно мне было ясно: я здорово недооценил Веспера Юнсона.
Браконьера звали Эманюэль Лундбом. Он работал на грузовике, отравился выхлопным газом, несколько месяцев провалялся в лазарете и уже десятую неделю сидел на больничном.
— С деньгами просто крышка, — уныло жаловался он. — Жена моя тоже прихварывает и вечно шастает к врачу. Ну что тут будешь делать?
После этих доводов в свою защиту он приступил к описанию ночной рыбалки. Несмотря на шторм, в сумерки он вышел в море. В такой ветер дело шло плоховато, и только часам к десяти он обогнул мыс Блокхусудден и встал с подветренной стороны в бухте Исбладсвикен.
— Только я поставил первую сеть, смотрю — свет. Машина какая-то на дороге, а свет фар аж до бухты доходит. Ну, думаю, Бог даст, мимо пронесет, так черта с два. Машина затормозила, а потом к воде поехала. Тихо-спокойно, прямым ходом. Ай-ай-ай, думаю, никак, полиция! И мигом выбрал сеть.
— А на берег, случайно, не смотрели? — спросил Веспер Юнсон.
— Ясное дело, смотрел. Глаз не спускал.
— И что же, на берегу машина остановилась?
— Само собой. Чуть не доехав до воды. Мужик из нее вылез и начал копаться. Ну, думаю, конец. Сейчас как разорется. Так нет же, он молчит и все копается на переднем сиденье…
— Вы уверены, что он курил? — перебил его начальник уголовной полиции. — Может, просто посветил себе спичкой?
— Не-ет, — заверил Эманюэль Лундбом, — он курил, вот провалиться мне на этом месте. Я видел огонек сигареты не хуже, чем ваш галстук. До берега-то было всего метров тридцать-сорок.
Веспер Юнсон расправил усы и опять потеребил бровь. Опустив голову, прошелся по песку.
— А дальше что?
Но рассказывать Эманюэлю Лундбому осталось совсем немного. Он поспешно убрался из бухты, так налегая на весла, что они, по его словам, гнулись, как спички. Пару раз он «вдарил» по рыбе у мыса Паркудден и в устье канала Юргордсбрунн, а потом повернул домой и на обратном пути пересек Исбладсвикен. Хотел, было двинуть прямиком через странное свечение на воде, но в последнюю минуту изменил курс и прошел по его краю. С берега кто-то окликнул (это я), он решил, что полиция все еще в бухте, и вместо ответа налег на весла. А около шести утра добрался, наконец, до канала Польсунд.
— Отлично, — сказал Веспер Юнсон, когда он умолк. — Превосходный отчет. Ясный и краткий.
— Я думал, именно это вас и интересует, — сказал браконьер.
— Вы совершенно правы, именно это, — кивнул Веспер Юнсон. — Что ж, голубчик, продавайте вашу рыбу, пусть вам хорошенько заплатят. Все равно ведь настоящей цены не дадут.
Мы пошли обратно, к машине. Когда шофер вырулил на мост Вестербру, комиссар тронул меня за плечо. Его маленькие живые глазки сияли.
— Так я и предполагал!
Я недоуменно воззрился на него.