- А рифовый узел вязать можешь?
- Не могу. Научите?
- Об чем речь? Обязательно!
Войдя в комнату, мичман обратился к Косаговскому:
- Извините, Виктор Дмитриевич, что незваный пришел, да еще и товарищу капитану ваш адрес дал.
- Не извиняйтесь, Федор Тарасович. Хорошо сделали, что пришли. И с товарищем капитаном был рад познакомиться. Вы, оказывается, тоже халхинголец?
- Так точно! И вы там дрались? - Он посмотрел на стаканы с чаем и сокрушенно вздохнул. - Боевые товарищи при встрече пьют чай! Ну и ну! Просто кошмар! Одну минуточку! - Он вышел в переднюю, покопался в кармане реглана и, вернувшись, поставил на стол бутылку. - Вот. Одесский коньяк, сестренка прислала. Где - у вас штопор, Виктор Дмитриевич?
- Вы одессит? - спросил Косаговский.
- Мне просто смешно! Разве это не видно с первого взгляда? Чистокровных одесситов, кроме меня, только три: дюк[2], Беня Крик и Леонид Утесов. Я» собственно, с Большого фонтана, рыбак. Фонтанский - весь зад в ракушках! Так нас дразнят. Ну, будем! Дай боже и завтра тоже! - поднял мичман первый свою рюмку. - За святое боевое братство!
- Взрывником работаете? - морщась от выпитой рюмки, спросил Косаговский.
- Да. Списали меня на бережок. Оверкиль у мичмана Птухи получился. - Он поднял левую руку и задумчиво, грустно посмотрел на оторванные до первых суставов пальцы. - Но ничего, не унываю. На взрывном деле, как и на борту, тоже морская разворотливость нужна. Дело не скучное! Дырочку в камне просверлишь, взрывчаточку заложишь и стукнешь! Далеко нас слышно.
Сережа, нетерпеливо ерзавший на стуле, навалился на стол локтями и весь подался к мичману.
- Товарищ мичман, вы давно взрывником работаете?
- Ты, малец, меня дядей Федей зови.
- Хорошо, дядя Федя.
- Не хорошо, а есть! Вот как надо отвечать.
- Есть, дядя Федя! - гаркнул весело Сережа.
- Молодец! А на взрывчатке я второй год сижу, - старательно жуя колбасу, объяснил Птуха.
- И ничего?
- И ничего.
- А если ошибка?
- Ну, тогда…
- Что тогда?
На лице Птухи собрались под глазами хитренькие и веселые морщинки.
- Тогда выговор в приказе. С предупреждением.
Сережа недоверчиво улыбнулся:
- А по-настоящему?
- А по-настоящему - тогда от взрывника совсем пустяки останутся. В патронную сумку можно собрать. Сережа даже присвистнул.
- Надо же!…
- Н-да, профессия! - покачал головой Косаговский.
- Профессия как профессия! - пожал плечами мичман. - Горячий цех, не больше. Точность и расчет требуются.
Глава 3
РАЗГОВОР О РОМАНТИКЕ
Пьем за яростных, за непохожих,
За презревших грошевой уют!
1
Сережа о чем-то глубоко задумался. К нему подошел Женька, ткнулся носом в колено, выпрашивая что-нибудь вкусное со стола. Сережа сунул ему кусок сахара. Пес захрустел, блаженно жмуря глаза.
- И почему это собаки сосать не умеют? - вдруг озадаченно спросил Сережа. - Сахар лучше сосать, а он, дурак, грызет.
Потом опять уставился в стол, выпятил в раздумье нижнюю губу, потрогал ее пальцем и сказал нерешительно:
- Может быть, мне в взрывники податься? Косаговский засмеялся, взъерошив волосы на голове брата.
- Сознайся-ка, куда ты только не подавался. Первое твое решение, помню, пойти в пираты, под черным флагом плавать.
- А чем плохо? - вскинул Сережа темно-синие глаза. - Сидишь на баке, пьешь ямайский ром, трубочку покуриваешь. А увидишь на горизонте парус, кричишь: «Купец на левый крамбол!»
- Какой купец? - удивился Ратных.
- Презренная купеческая посудина, набитая шелками и сандаловым деревом, - ответил Сережа. И закричал воодушевленно: - На абордаж, карамба!
- Не кричи, пират! - остановил его Виктор и продолжал: - А подрос - в летчики собрался, потом в подводники, потом в парашютисты. Еще куда? Ах да! На Аляску хотел бежать, золото мыть.
- На Алдан, а не на Аляску.
- Пускай на Алдан. А притащил Женьку в дом - твердо решил в пограничники идти. Вместе с Женькой, конечно.
- А что? - задирчиво спросил Сережа. - Вы думаете, товарищ капитан, Женька хуже Джульбарса будет работать? Ого!
- Думаю, что не хуже, - серьезно ответил капитан.
- Фантазер ты, брат, и романтик, - обнял мальчика Виктор.
- Это не плохо, - мягко сказал Ратных. - Романтика всегда там, где жарче всего.
- Он меня со своей романтикой в гроб вгонит, - сказал Виктор. - То с крыши с теткиным зонтиком спрыгнул и руку вывихнул, то чуть пожар дома не устроил - самодельную мину взрывал, то на Алдан побежал, с милицией вернули. Минуты на месте спокойно не посидит. Хочу его на летние каникулы к тетке отправить. Она сейчас в таежном селе Удыхе, за сушеными грибами и медом поехала, это рядом с Балашихой. Хотел его на своем самолете подбросить. Но теперь…с таким грузом…
- Ничего страшного! - Мичман поднялся со стула. - Эта взрывчатка - особый скальный сорт. Похожа на замазку или глину. Можно мять ее, лепить, жевать и даже глотать. У нас однажды медведь целый ящик такой взрывчатки сожрал. В огонь можно бросать, а в воде годы пролежит. Умница взрывчатка! Безопасная, как детская игрушка.
- Вот! А у тебя вечно нельзя да нельзя, - осуждающе посмотрел на брата Сережа.
- Ну посмотрим, посмотрим - примирительно сказал Виктор. - Ты, Сергей, на всякий случай вещички свои собери.
Ратных поднялся и пошел за Сережей в его комнату. Сережа отфутболил подвернувшуюся под ноги консервную банку с застывшим столярным клеем и с усилием выволок из-под кровати большой ящик, В нём были сложены бесценные сокровища. Водопроводный кран без ручки, ножовка с обломанными зубчиками, старые автосвечи, подкова, масленка, штыри, велосипедный насос, подфарник с разбитым стеклом, колесо швейной машины, винты, ролики, моток проводов.
- Электрический паяльник буду делать, - указал Сережа на провода.
- Сожжешь пробки, влетит тебе от брата! - сказал капитан.
- Мне и так каждый день влетает.
- Большие у тебя сокровища. А брат видел? Не выбросит их?
- Виктор не выбросит, а вот тетя Лида, если увидит, выбросит. Она же в технике ни бум-бум… Вот стекло нашел! Положительная собирающая линза. Возьму с собой, пригодится.
В передней громко хлопнула входная дверь.
- Кто это? - удивился Сережа и двинулся в столовую. Ратных пошел за ним.
Косаговский стоял у окна и вглядывался в темноту. Мичмана в комнате не было.
- Ушел? - удивленно развёл руками Ратных. - Ничего не понимаю.
- Дядя Федя на улице! Идите сюда, посмотрите! - крикнул Сережа от окна.
- Эге! А мичман-то не один, - поглядев в окно, сказал Капитан и потушил свет в комнате. Так лучше было наблюдать за улицей. - А кто этот прыгун, не знаете, Виктор Дмитриевич?
На противоположной стороне улицы высокий, тонкий как жердь человек, упершись подбородком в грудь, то набегал на мичмана, то отскакивал, нелепо подпрыгивая.
- Первый раз вижу такого, - ответил Косаговский. - Это Памфил-Бык! - плюща нос о стекло, оживленно сказал Сережа.
- Памфил-Бык? Что это за зверь? - удивился капитан.
- Его все мальчишки в городе знают. Он то появится, то пропадет. Разные старухи богомолки говорят, что он в тайгу уходит богу молиться. Старухи говорят, что он святой, юродивый. Про юродивых я читал. Они в древние времена жили. Верно?
- Верно, - ответил не сразу, думая о чем-то своем, капитан. - Но, оказывается, юродивые и в наше время живут. Надо с ним познакомиться. Пошли, Виктор Дмитриевич?
- И я, и я! - закричал Сережа. Он первым очутился за дверью. Но его обогнал Женька, мчавшийся с лестницы вниз головой.
Глава 4
ЮРОДИВЫЙ
Чу! Шум, Не царь ли?
Нет. Это юродивый.
1
Увидев подходивших капитана и летчика, Птуха двинулся навстречу.
- Это мой старый знакомый. Я его, жлоба, не раз на нашей трассе видел, - тихо сказал он капитану.
- На трассе? - быстро спросил капитан.
- Военно-стратегическую дорогу строим, а он на трассе божественную комедию ломал. Молитвы Пелена-род собирал, чудеса показывал.
- Чудеса? Какие чудеса?
- Иголку с ниткой через щеку продергивал, грудь шилом прокалывал. Факир, бодай его в брюхо! А рабочие, особенно деревенские из глухих углов, и бабы носами хлюпают: «Блаженненький!.. Святой, к господу причаенный!.. Чудотворец!..»
- А что ему на трассе нужно было?
- А я знаю? Вышиб я его с трассы и пообещал: если еще раз увижу - в землю по плечи вобью! А сейчас, гляжу из окна, он в тень прячется и на дом Виктора Дмитриевича пялится.
- Пойдем поприветствуем его, - двинулся капитан. Юродивый стоял, прижавшись к стене, прячась в тень.
- Уважаемый публикум! Рекомендую! Факир Шаро-Вары! - сердито, но тоном циркового шталмейстера провозгласил мичман.
Косаговский включил карманный фонарь. Из темноты выступило иконописное темное, изможденное лицо с узенькой бороденкой, стекавшей со щек. Блеснули пустые, словно стеклянные глаза. Памфил-Бык стоял сбычившись, уперев в грудь подбородок. Когда-то нож, а может быть, пуля или сабля резанули его по горлу. Рана заплыла безобразным шрамом, красным и бугристым, как петушиный гребень. Шея онемела, подбородок оказался притянутым к груди; голову юродивый поднять уже не мог. Он стал походить на бодающегося быка, за что и получил свою кличку. Одет он был в рваное пальтишко, подпоясанное веревкой, вместо шапки повязался по-бабьи грязным белым платком, на ногах - валяные опорки. Он опирался обеими руками на длинную и толстую дубину со свинцовым набалдашником в кулак величиной. Подошедшие к нему молчали; молчал и он, блестя своими «стеклянными» глазами.