тро Лотовы тайны,* и подобны вы доблестному великому князю Ярославу,* который отомстил за обиду брату своему».
Затем великий князь Дмитрий Иванович посылает вестника в Москву к преосвященному митрополиту Киприану, говоря: «Ольгердовичи пришли ко мне на помощь со многими силами, отца своего оставив с позором». Скоро вестники приехали к преосвященному митрополиту Кип-риану. Митрополит, встав пред образом, прослезился сильно, узнав о таком чуде, и стал молитву творить: «Господи владыко человеколюбче, враждебные нам ветры в тишину ты превращаешь!». И послал он все духовенство в обители святые и велел молитву ко вседержителю богу творить день и ночь. И прежде всего послал он в обитель игумена, Сергия — ангелы послушают молитвы их. А великая княгиня Евдокия, узнав о таком великом милосердии божьем, многие молитвы к богу воссылала, много милостыни творила убогим. Сама же непрестанно ходила по святым божьим церквам день и ночь. Но оставим это, ведь не об этом идет речь.
Великий князь был в вышеназванном месте Березуе. Настал день четверг, сентября 5 день, память святого пророка Захарии и память убиения князя Бориса Владимировича,* их родственника, когда приехали двое из сторожевого отряда — Петр Горский и Карп Алексин и привезли знатного языка из вельмож царя. Язык тот показал великому князю: «Царь уже на Кузьмине гати.* Он не спеша идет, ибо ожидает Ольгерда Литовского и Олега Рязанского. Твоего же намерения он не знает и встречи с тобой не ждет; согласно написанным к нему грамотам Ольгерда, ждет его, а через три дня будет на Дону». Великий князь спросил его о численности войска. Тот сказал, что невозможно сосчитать войско его. Великий князь Дмитрий Иванович стал советоваться с братом своим и с новонареченной братией, с литовскими князьями, и сказал: «Здесь ли нам остаться или через Дон перейти?». И сказали ему Ольгердовичи: «Если хочешь крепкого боя, то вели сегодня же через реку переправляться — чтобы не было ни одного, замышляющего вернуться, каждый будет биться без коварства. А великой его силе не следует ни верить, ни страшиться ее — не в силе бог, а в правде. Ярослав перешел реку и Святополка победил, прадед твой Александр тоже перешел реку и короля победил.* И ты, призывая бога, так же поступай. Если поможет нам бог — побьем поганых, живы будем; если они нас победят — славную смерть примем все, от простых людей до князя. А тебе, государь, великий князь, следует оставить речи о смерти. Здесь надо иные речи говорить, чтобы укрепить войско твое. Мы же видим, какое множество наилучших витязей в твоем войске».
Великий князь велел воинам своим переправляться через реку. Сторожевые отряды торопят, говорят, что приближаются татары. Многие сыны русские радовались, предвидя свой добровольный подвиг, которого на Руси так жаждали.
За много дней до того пришло на то место множество волков, и все ночи они выли непрестанно. Великая угроза в этом слышалась, но у храбрых воинов сердца укреплялись. Необычно много собралось воронов, не-умолкающе каркают они, и галицы свою речь говорят, и много орлов от устья Дона прилетели и грозно кричат, лисицы на кости брешутг ожидая дня грозного и богом изволенного, когда суждено пасть множеству трупов человеческих и пролиться морю крови. От такого страха и от великой грозы деревья склоняются и трава постилается.
И многие с той и другой стороны унывают, видя перед очами смерть. Поганые стали постыдно омрачаться о погибели своей жизни, ведь память о нечестивых погибает с шумом.* Православные же люди еще больше расцвели, надеясь на исполнение обетования — прекрасный венец от Христа вседержителя, о котором говорил преподобный старец.
Вестники торопят, говорят, что приближаются поганые. Семь человек из сторожевого отряда неожиданно прибежали. В шестой час дня в субботу прибежал Семен Мелик со своей дружиной, а за ним гналось много татар. И так бесстыдно и нагло гнались, что до полков великого князя добежали. Увидев полки русские, возвратились к царю и сообщили ему: князья русские собрались на Дону со многим множеством людей; они столько видели, а царю сказали, что вчетверо больше того. А этот нечестивый, услышав об этом, распалился дьяволом еще больше, рассвирепев при мысли о поражении, закричал, испустил глас свой окаянный и сказал: «Так велика моя сила, что, если их не одолею, как могу воротиться назад?». И повелел скорее вооружаться.
А Семен Мелик поведал великому князю: «Уже царь идет через Гусин брод,* только одна ночь между их и нашими полками, рано утром царь будет на Непрядве-реке.* Тебе, великий князь, следует сегодня же вооружаться, ибо рано утром подоспеют татары». Великий князь Дмитрий Иванович с братом своим князем Владимиром Андреевичем и с новонареченными братьями литовскими князьями Ольгердовичами с шестого часа начали полки строить. Был среди них один воевода, пришедший с литовскими князьями, по имени Дмитрий Боброк,* родом из Волынской земли. Это был знаменитый воевода и полководец, и он очень хорошо по достоинству построил полки, где кому стоять подобает по достоинству.
Великий князь, взяв брата своего князя Владимира, и литовских князей, и воевод, и всех местных князей, выехал на высокое место, и посмотрел на полки свои, увидел образ Спасителя, изображенный на христианских знаменах, как будто светильники какие-то солнечные светились. Шумят развернутые знамена, развевающиеся, как облака, тихо трепещут, как будто хотят говорить. У русских богатырей хоругви как живые развеваются, а доспехи русских воинов как вода при ветре колеблются, а шеломы на головах их золотом украшены, как утренняя заря в солнечную ясную погоду, а яловцы* их шеломов, как огненный. пламень, пышут.
Впечатляющее и ужасное зрелище — такое собрание удалых русских князей и детей боярских и их построение! Все одинаково единодушно готовы друг за друга умереть, и единогласно говорили они: «Все-святый господи, посмотри на нас, даруй православному нашему великому князю победу над погаными, как Константину* покорил ты его врага Максентия, а Давиду — Голиафа».* Удивились литовские князья, говорили друг другу: «Нет более достойного воинства ни при нас, ни до нас, ни после нас не будет. Как Гедеоновых всадников,* и даже более того, господь их силою своею вооружил».
Великий князь Дмитрий Иванович, увидев, что полки его подобающим образом вооружены, развеселился сердцем и, сойдя с коня, упал на колени перед великим полком и перед черным знаменем,* на котором изображен образ владыки нашего Иисуса Христа, и начал из глубины сердца взывать: «О владыко вседержитель, посмотри всевидящим оком на людей твоих, которые твоею рукою сотворены и твоею кровью искуплены; ты освободил нас от рабства у дьявола. Услышь, господи, молитвы наши и обрати лице свое с яростью на нечестивых, которые причиняют зло рабам твоим. Молюсь образу твоему святому, и пречистой твоей матери, и твердому и необоримому молитвеннику о нас к тебе, русскому святителю Петру митрополиту. На его молитву надеюсь, молю и призываю имя твое святое». Кончив молитву, снова сел он на коня и стал по полкам ездить и каждому полку говорить своими устами: «Братья мои! Русские удальцы от мала до велика! Уже ночь настала, и день грозный приблизился. В эту ночь молитесь, мужайтесь и крепитесь. Господь силен в битве. Будьте каждый на своем месте, не нарушайте порядка. Утром нам не успеть построиться, ведь гости наши уже близко. Выпьем общую чашу на реке Непрядве. Это будет, та самая чаша, передаваемая из рук в руки, которой мы, друзья мои, так жаждали еще на родине. Будем уповать на бога живого, и мир да будет вам, братья мои! Утром, когда татары подоспеют, мы будем готовы встретить их».
Брата своего князя Владимира великий князь отправил вверх по Дону в дубраву, чтобы спрятать в отдалении полк, и дал ему достойных витязей от двора своего. И отпустил с ним знаменитого того воеводу Дмитрия Боброка Волынца.
Уже настала ночь накануне светоносного дня Рождества пресвятой богородицы. Хотя осень обычно бывает дождливой, в ту ночь была тишина и тепло, как в летние дни, и росистые туманы появились. Истинно сказано: «Ночь несветла неверным, а верным светла».* И сообщил Дмитрий Волынец великому князю примету воинскую. Ведь заря вечерняя уже угасла. Дмитрий сел на коня и, взяв с собой только великого князя, выехал на поле Куликово. Став посреди обоих полков, повернулся к татарскому полку. Услышал он стук великий и клики, как будто начинается торг, или будто город строят, или будто трубы трубят. А сзади полков татарских волки воют очень грозно. А по правой стороне вороны и галки непрестанно кричат, и переполох в птицах: они перелетали с места на место, как будто горы тряслись. А напротив, на реке Непрядве, гуси, лебеди и утки крыльями необычно плещут, грозные предзнаменования являют. И сказал Волынец великому князю: «Что ты слышал, господин?». И сказал великий князь: «Слышал я, брат, сильную грозу». И сказал Волынец: «Повернись, князь, к русским полкам». Когда он обернулся, была великая тишина. И сказал Волынец великому князю: «Что ты, господин, слышал?». Он же сказал: «Ничего не слышал, только видел, что от множества огней занимаются зори». И сказал Во-лынец: «Господин князь, это хорошие приметы и знамения. Призывай бога небесного и не оскудевай верой». И снова сказал он: «Есть у меня еще примета». И, сойдя с коня, упал он на землю, на правое ухо, и лежал долго. И встал, и вдруг поник. И сказал великий князь: «Что это за примета, брат?». Он же не захотел сказать ему. Великий князь очень принуждал его. И он сказал: «Одна примета у меня тебе на пользу, а другая — скорбная. Слышал я, что земля плачет двояким образом: одна сторона земли, как некая женщина, оплакивала детей своих татарским голосом, а другая сторона, как некая девица, как свирель, свистела плачевным и одиноким голосом. Я много таких примет испытал, и поэтому надеюсь на вседержителя бога и на святых мучеников Бориса и Глеба. Я предвижу победу над погаными, но христиан много погибнет». Услышав это, великий князь заплакал и сказал: «Да будет воля господня». И сказал Волынец великому князю: «Не следует тебе, государь, никому в полку об этом говорить, вели им бога молить и святых на помощь призывать. Садясь на коня, пусть каждый крестом вооружается: это и есть оружие против врага».