— С чего начнем?
— С нового проекта, который мы получили утром. Мне нужно кое-что обработать на компьютере. Наши рекламщики просто задыхаются, Мод. Объем работы вырос настолько, что нам нужно гораздо больше компьютеров, комнат и людей.
Мод рассмеялась.
— Объясни-ка это Гуверу. Ты же знаешь, он дрожит над каждым центом.
— Цель каждой компании — рост и расширение, а мы не можем расти и расширяться. Гувер определенно тащит нас назад, не признавая новой техники. Теперь он говорит, будто я соврала, что запрашивала новый компьютер. И больше всего меня угнетает, что «Брэндон бразерс» идет у него на поводу.
— Как ты думаешь, они в курсе, что происходит?
— Не могу понять этого. Я думала, они должны знать все из моего требования, но теперь я начинаю подозревать, что они его в глаза не видели. Гувер не хочет утруждать себя, зачем ему что-то менять? И затрат никаких, и выглядит все прекрасно.
— Не знаю, Джули. Действительно не знаю, — Мод взглянула недоуменно. — Ты никогда не думала, что он, возможно, боится, что не справится?
— Что ты имеешь в виду, Мод?
— Может, Гувера устраивает то положение дел, которое есть сейчас, а с новой ситуацией он не справится?
— Какая ты хитрая, Мод!
— Тебе, значит, это в голову не приходило?
— Нет, но в твоих словах есть определенный смысл. Он, конечно, преследует какую-то цель. Нам нужно добиться того, чтобы он не утопил нас вместе с собой.
— Только как это сделать? — покачала головой Мод.
— Не знаю, Мод. Надо подумать. Надо прислушаться к сплетням в офисе и понаблюдать за его действиями.
— Я кое-что придумала. Гувер когда-нибудь подписывал документы по ремонту?
— Дай подумать, Мод. Его никогда не было на месте, когда приходили мастера. Я подписывала эти бумажки и никому ничего не говорила. Я действительно не знаю, что делать.
Каждый день Джули, занимаясь бегом, искала глазами черный лимузин. Но больше он ей не попадался. Она бегала в одно и то же время каждый день и даже придерживалась того же маршрута, но Никоса Андропулоса так и не встретила. Она знала, что это глупо: какое отношение имеет этот грек к ее налаженной жизни?
Мысль о службе напомнила Джули, что она не сможет ничего доказать по поводу компьютера и ей следует избегать разговоров с Гувером наедине. Руководство дало разрешение на то, чтобы она и мистер Гувер немного поработали врозь. Для осмотра компьютерной системы вызвали специалистов.
У Джули было столько забот, почему же она так много думает об этом греке? Почему не может выбросить его из головы? Ночью ей приснился сон: он приезжает за ней на своей сверкающей черной машине, и они отправляются в какой-нибудь элегантный ресторан, а потом в дансинг. Джули одета по последней моде, на ней бриллианты, какие она видела в витрине Тифани. Все окружающие обращают внимание на эту красивую счастливую пару.
Проснувшись, Джули посмеялась над собой. Если она будет столько думать о Никосе Андропулосе, то в один прекрасный день действительно попадет под машину. В следующий раз ей может и не повезти. Ни к кому никогда ее так не тянуло, как к этому мужчине. Правильно ли она поступила, что не назвала своего имени? Она не знала, действительно ли он заинтересовался ею. Может быть, он просто из вежливости спросил имя? Но как Джули ни старалась, она не могла выбросить его из головы. Джули пока еще была девственницей. Ее немного пугал секс, хотя она была не прочь смотреть эротические фильмы, с любопытством приглядываясь к обнаженным мужским телам. Думая о Никосе, она видела его именно таким.
Значит, нужно ехать на родину — в Новый Орлеан. В перерыве, по дороге домой, она стала вспоминать свою жизнь в Луизиане до поступления в колледж, а затем на работу в «Брэндон бразерс».
3
Джули Уоткинс была сиротой. Ее оставили у монастыря с запиской, приколотой к пеленке, что ее зовут Джули Уоткинс, когда ей было всего несколько недель. День, когда ее нашли, считался днем ее рождения. Монахини растили девочку с любовью и заботой. Когда Джули выросла, то поняла, как ей повезло. Монастырь стал ее домом. Мать Селина привязалась к ней с первых дней и опекала Джули. Девочка прислуживала в церкви, пела в хоре, помогала убирать кельи монахинь и работать на кухне. Больше всего Джули нравилось месить тесто и выпекать хлеб. Когда ей было около тринадцати лет, она впервые представила на конкурсе и благотворительном базаре свой хлеб и домашнюю лапшу и с тех пор регулярно участвовала в подобных мероприятиях, часто удостаиваясь наград. Призовые деньги передавались матери Селине и копились для оплаты колледжа.
Проживание в монастыре в Луизиане имело и свои отрицательные стороны. Монахини сами преподавали Джули обязательные предметы, но они понимали, что ей необходимо общаться с ровесниками, и определили ее в районную школу. Хотя все дети носили форменную одежду, Джули, которая привыкла к мрачным одеяниям монахинь, стала обращать внимание на то, как одеты другие люди.
Ей очень нравились голубые джинсы, которые носили все подростки. «Когда-нибудь, — мечтала она, — я куплю себе голубые джинсы и золотые серьги в виде колечек». Джули поделилась своей мечтой с матерью Селиной, которая в ответ улыбнулась и потрепала ее по голове. Мать Селина с нежностью смотрела на Джули и удивлялась, как родная мать могла от нее отказаться. Единственное, что было известно о девочке, так это ее имя: Джульетт Уоткинс. Найденыш стал для монахинь подарком Божьим. Все заботились о ней, все любили ее.
Когда Джули исполнилось четырнадцать, мать Селина объяснила девочке самые элементарные вещи о женской доле в мирской жизни, дала почитать кое-какие книги. Монахиня не ограничивала свободу девочки. Единственное, о чем она ее просила, сохранить девственность до замужества и исполнять всегда десять заповедей. Джули посчитала это легковыполнимым. «Неужели, — думала она, — кто-то захочет заниматься со мной сексом, если я его не буду любить? А если я полюблю кого-то, то выйду за него замуж — это так просто».
Джули с детства привыкла говорить только правду. Иногда она из-за своей прямолинейности попадала впросак и ставила монахинь в неловкое положение, но никогда ее не осуждали за это и не делали замечаний.
Джули нравилось в школе. Она быстро подружилась с детьми, полюбила занятия и пение в хоре. В школе учились дети разного социального положения, и Джули одинаково относилась ко всем детям. У нее было хорошее чувство юмора. Она никогда не чувствовала себя лишней в те моменты, когда ученики обсуждали свои семейные дела, потому что считала своей семьей монахинь. Она рассказывала истории из жизни монастыря и забавные вещи, которые иногда там случались. Дети понимали, что она подкидыш, никто никогда не попрекнул ее этим. Тот факт, что она ничего не знала о своих родителях, никогда не смущал ее.
Первое горе испытала Джули, когда умерла мать Селина. Она просто не проснулась холодным ноябрьским утром. Перед смертью Селина подолгу разговаривала с Джули, понимая, что скоро оставит ее. Все помогали и поддерживали Джули в тяжелое для нее время. После смерти Селины Джули узнала, что монахиня была из обеспеченной английской семьи, и девочка испытала чувство благодарности, когда ей сообщили, что мать Селина оставила ей немного денег для оплаты учебы в колледже. Вместе с деньгами она оставила письмо. В нем излагалась воля покойной — Джули должна учиться в колледже и жить в общежитии. Селина была уверена в твердых моральных принципах своей воспитанницы, но знала и о многочисленных искушениях и житейских сложностях, поджидающих неискушенную девушку. Уверенная в том, что Джули не станет монахиней, она хотела, чтобы девушка хотя бы первое время жила под чьим-то наблюдением.
День похорон стал кошмаром для Джули, которой ей еще не доводилось встречаться со смертью. Монахини разрешили Джули посмотреть на мать Селину, лежащую в гробу, хотя не сразу решились на это. Они посоветовались с приходским священником и наконец решили, что Джули легче будет принять смерть Селины, если она увидит ее в гробу, спящую вечным сном. Они объяснили ей, как та страдала, а теперь она предстала перед Богом, и Джули надо радоваться за нее. Девушка не понимала, как можно этому радоваться. Как такое возможно? Конечно, она рада, что мать Селина у Бога и что ее страдания позади. Но как она будет по ней тосковать! Джули потеряла мать Селину навсегда.
Монахини окружили Джули особым вниманием, помогая ей пережить трудные дни. Она успешно училась, занялась спортом, став капитаном баскетбольной команды. Ей предоставляли полную свободу, и она иногда ходила на свидания.
Никто из монахинь не пользовался косметикой, но, глядя на своих одноклассниц, Джули тоже в последнем классе захотелось попробовать. Монахини дали ей на это немного денег. Они знали, что Джули не собирается оставаться в монастыре, и помогали ей советами по поводу косметики и прически. Джули даже не ожидала, что Христовы невесты могут проявить столько вкуса и познаний в этой области.
Только один раз за свою монастырскую жизнь Джули подверглась наказанию. Она была уже в выпускном классе. Однажды вечером она весело развлекалась с Дэном и вернулась только к одиннадцати. Да еще и не убрала в кухне, хотя было ее дежурство. Ей было очень стыдно. И хотя они с Дэном ничего плохого не делали, ей почему-то больше не захотелось с ним встречаться.
Монахини не одобряли ее отношений с Дэном, потому что он курил и, как догадывались, пил пиво. Им и в голову не приходило, что Джули и сама попробовала глоток пива и разок затянулась сигаретой. Дэн никогда не пил слишком много, потому что серьезно занимался спортом.
Дэн пытался назначить свидания, но она всегда говорила «нет». Он злился, так как думал, что Джули не может простить ему того, что ее наказали. Дэн был из такой семьи, где не принято было предупреждать родителей, когда он вернется, и поэтому ему было трудно понять ее, спешившую домой к половине одиннадцатого. К тому же Дэн частенько пытался заманить ее в постель. Она отвечала, что он этого от нее не дождется, и становилась оттого еще более желанной. Дэн даже однажды обозвал ее ледышкой, она только засмеялась, так как знала, что совсем не холодна. Пусть и не до конца, она понимала желания своего тела.