- Пока ты будешь готовиться, он себе другую найдёт! Ты что думаешь, он тебя до тридцати ждать будет?
Прячу лицо в ладони, борясь с приступом слёз. Тряхнув головой, протягиваю дочери руку, сипя:
- Пошли…
Тыковка тут же за неё хватается, и я забираю у неё рюкзак, выводя на лестничную площадку.
- Алевтина, - переходит на рыдания мама. - Не дури, доченька. Вернёшься сюда, и уже никогда не вырвешься… о ребёнке подумай…
Тащу Тоню вниз по ступенькам, как сумасшедшая. Я пугаю своего ребёнка, знаю, но в моих ушах настоящий зуд, а в сердце смятение и тяжесть.
Вырвавшись из подъезда, быстро осматриваю утренний двор нашей панельки. Ночью прошел дождь, но сейчас ни облачка. День будет жарким и… длинным. Потому что я не вернусь сюда до вечера. Просто не могу.
Через два подъезда стоит наше такси. Открыв дочери дверь, пускаю ее в салон и сама сажусь следом.
- В Мегапарк? - лениво уточняет водитель.
- Да… - всхлипываю, прикрывая глаза и откидываю назад голову.
К моему боку прижимается Тыковка. Её ручки обнимают меня за талию, растрёпанная голова ложится на мою грудь. Сжимаю её в ответ и кладу щёку на макушку.
Она ничего не спрашивает, потому что чувствует, что я хочу немного помолчать.
Мы обе выглядим так, будто только что из постели.
Мы в самом деле оттуда.
Потому что не успела я открыть глаза, как моя мать обрушила на меня известие о том, что осенью совершенно точно выходит на работу. В сердцах я сказала, что в таком случае вернусь домой и сниму квартиру для нас с Тоней, после чего её прорвало, потому что такого сценария её вероломный план по устройству моей жизни не предполагал.
Она пустилась в слёзы и уговоры, ходя за мной по пятам и сводя меня с ума!
Я не плакала, даже когда узнала о своей беременности. У меня даже послеродовой депрессии не было. Я была счастлива, когда Тоня родилась. Счастлива и напугана. Но мы со всем справились. И вот теперь… теперь я плачу от бессилия. Уже сама не понимая, чего хочу и что мне нужно. Её слова жалят и терзают, заставляют сомневаться. В себе, в своих чувствах и своих решениях.
Я запуталась и я… просто не знаю, что мне делать.
- У меня новый лак с блёстками, - неуверенно сообщает Тыковка, ковыряя пальчиком замок моей олимпийки. - Хочешь накрашу тебе ногти?
Подняв голову, смотрит на меня чистыми голубыми глазами.
Улыбаюсь, кусая губу, потому что она похожа на одуванчик. Я не успела заплести ее волосы. Свои даже расчесать не успела. С одеждой тоже полный бардак. На ней жёлтый домашний сарафан с ананасами и белые кеды, а на мне пляжные джинсовые шорты и топ до середины живота, а сверху спортивная олимпийка, которую я завязываю на талии, как только выходим из такси.
Солнце припекает, и мы бежим к дверям торгового центра, чтобы спрятаться от жары.
Пока Тоня любуется иллюминированным фонтаном, беру нам одну сладкую вату на двоих и опускаюсь на скамейку, пытаясь подумать о том, как мне жить дальше.
Ужас ситуации заключается в том, что я не хочу возвращаться в родной город. Не хочу и… просто в панике от такой перспективы. Я не хочу увольняться. Не хочу, черт возьми! Я думала, что смогу решить нашу с дочерью проблему. Думала, что могла бы перевезти мать в столицу вместе с ней. Я думаю, что могла бы хорошо зарабатывать там. В команде Орлова я могла бы зарабатывать столько, что сняла бы нам всем нормальную квартиру и содержать нас троих там тоже смогла бы.
Но разве с ней можно о чём-то договориться? Перспектива жить вместе с матерью приводит меня в ещё больший ужас, чем возвращение домой, ведь именно от неё я и сбежала полгода назад. В сравнении с этим, переезд к Марку выглядит не таким пугающим и… несвоевременным. А потом? Что потом? Он предложит выйти за него? Он много раз говорил о том, что хочет детей…
Боже…
Пытаюсь представить себя беременной от Марка, и выходит смазано. Я не вижу его в роли мужа, который будет массировать мои отекшие ноги и кормить мороженым. И даже если не брать в в расчет все эти мелочи, когда мы вместе, я чувствую себя немного одинокой. Возможно, всё это настоящие глупости, и моя мать права? Отношения, брак… это ведь компромисс. Так говорят?
Пытаюсь представить нашего общего ребёнка… и ничего не выходит.
Когда я смотрю на Тыковку, меня всю переполняет любовь. Я никогда! Никогда не жалела о ней. Никогда! Даже ещё не видя её, любила.
Крутя головой во все стороны, Тоня щиплет вату, заглядываясь на витрины близлежащих магазинов. Немного потерянная, как и я. Это потому что мы обе ещё не до конца проснулись, а ведь нам скитаться целый день.
Протирая глаза, думаю о том, куда нам с ней податься. Целый день торчать в торговом центре нет никакого желания...
Оторвав себе приличный кусок, вяло жую, глядя в пол.
И только когда в поле моего зрения возникают два здоровенных кипельно белых кожаных кеда, поднимаю вверх глаза.
Живот реагирует кульбитом, а сердце ударом по рёбрам.
Мелкие мурашки ползут по моим голым плечам, а в горле собирается странный ком.
От внезапной радости, которая взялась непонятно откуда.
И от всплеска веселья, когда вижу, с каким озадаченным интересом Орлов изучает Тыковку, склонив набок голову и слегка сощурив глаза. Немного заросший, одетый в синие шорты с нашивкой известного бренда, белую футболку и бейсболку.
Здоровый и великолепный, как всегда.
Вся злость, которую я подогревала в себе последние сутки куда-то улетучилась, видимо, под напором других моих бед.
Переведя на меня смеющиеся голубые глаза, уделяет особое внимание моим голым ногам и всему моему босяцкому образу.
- Завтракаете? - тихо спрашивает, переворачивая бейсболку козырьком назад.
Глава 13. Аля
Тормозя, теряю свой взгляд в районе его богато укомплектованной ширинки. Потому что она прямо на уровне моих глаз и потому что эти шорты сидят на нем лучше, чем всё что я когда-нибудь на нём видела. Открывая крупные, окруженные сухожилиями колени и мощные икры его ног. Сказать, что хочу его потрогать, ничего не сказать. Пропорции Орлова - это то, от чего меня колбасит. Я могу с этим бороться, но не тогда, когда он положил на меня свой непостоянный глаз. Уже сейчас я боюсь наделать глупостей. Очень боюсь.
Тоня протискивается между моих ног и смотрит на него, выгнув шею.
- Мам, это кто? - спрашивает она.
- Это мой… друг… - размыто отвечаю я.
Орлов усмехается, кладя руки в карманы и возвышаясь над нами, как гора.
Моя дочь пялится на него, приоткрыв рот. Пялится, порхая ресницами. О Боже… видимо, это у нас семейное.
Он явно не в курсе, как общаться с шестилетними девочками, поэтому ведёт себя странно и нетипично. Чешет затылок и мнется. Смотрит на меня выжидающе.
Боже, Станислав Орлов хочет моей помощи? Но я не собираюсь облегчать ему задачу, потому что всё ещё на него зла, и совсем не в глубине души. Отщипываю кусок ваты и кладу в рот. Сахар плавится на языке и прилипает к зубам. Про руки вообще молчу...
- Угощайся… - киваю на объемный круг в своей руке.
Немного подумав, отрывает здоровенный кусище и следует моему примеру. Жует медленно, продолжая нас разглядывать.
- Какие… кхм… планы? - спрашивает, обтерев пальцы о шорты.
- Помыть руки и кое-кому лицо, - сообщаю я.
- Ааа, понял…
Почёсывает шею и смотрит на свои смарт-часы, потому что они загораются поступившим сообщением. Проигнорировав его, уточняет:
- А потом?..
Потом?
Закусив губу, осматриваюсь.
Встаю, передав Тоне вату, и вытирая руку о карман шорт.
Расфокусированный взгляд Орлова прилипает к моему голому животу. Так, что впервые в жизни я стесняюсь своей одежды и поправляю узел съехавшей на бёдра олимпийки. Натягиваю узел на пупок с маленьким золотым сердечком, облизывая губы. Проехавшись глазами по моей груди и плечам, смотрит в мои, опустив подбородок. У меня чертовски отчётливое ощущение, что где-то за кадром у нас происходит параллельный разговор. В котором он… говорит мне всякие пошлости, а я прошу ещё!
- Мы пока не решили… - проговариваю уклончиво, переминаясь с ноги на ногу.
Посвящать его в то, как печальны наши с дочерью дела, не хочется. Он пристально вглядывается в моё лицо, и я опускаю глаза.
- Слав… - за его спиной вырастает женщина с курчавой завивкой и набитой продуктами тележкой.
Охх…
Они похожи. У него её черты, только в мужском более грубом воплощении. Это забавно. И интересно. И это действует на меня странно. Хочется хорошенько её рассмотреть, но вместо этого мои щёки загораются. Потому что она осматривает нас с Тыковкой суетливым беглым взглядом, а моя дочь выглядит, как беспризорница. Сама я выгляжу не лучше. Какой позор! Что она обо мне подумает?
- Здравствуйте, - тянет мать Орлова.
- Доброе утро… - бормочу, пряча от неё глаза. - Эм, мы, наверное, пойдем.
Оглядываюсь в поисках туалета и путей отступления, хотя не хочу с ним прощаться, но и навязываться не буду. Чёрт ! Это кошмар…
- Алевтина, да? - уточняет его мать с любопытством, бросив взгляд на мой голый пупок, потому что Тоня дёргает рукав олимпийки, снова её стянув.
- Да, - смущаясь. - Приятно познакомиться.
Веду себя, как школьница. Не знаю, что со мной! Именно ей я обязана своим трудоустройством, но благодарить её вот так совершенно неуместно.
- А это у нас кто? - смотрит на притихшую Тыковку.
- Тоня Евдокимова, - хлопает глазами та, подавая тонкий голосок.
- Я - Валентина Васильевна. - А потом её вдруг осеняет. - А поехали, девочки, с нами? У нас шашлыки на даче, и речка рядом. Слав, права я?
- О, ээээ… - запинаюсь я, в панике глядя на Орлова.
- Да, - кивает он, приподнимая уголок губ. - Поехали с нами.
- Нет… то есть… неудобно…
- Да чего неудобного-то? - изумляется Валентина Васильевна так, что я почти сама в это поверила. - Глупости какие!
Шашлыки с Орловым? На даче его родителей? У меня на шее желтеющий след от его безответственного поведения. Ему нельзя доверять. Его глаза прожигают меня насквозь, посылая по телу мурашки. Я не должна с ними ехать. Ни в коему случае!