Ольга ЛарионоваСказка королей
* * *
Передо мной нелегкая задача представить ленинградским читателям вторую книгу Ольги Ларионовой. Трудность эта для меня заключается в том, что, во-первых, с предисловием к «Острову мужества» (книга, которой писательница дебютировала в 1971 году) выступил известнейший писатель-фантаст Иван Ефремов, основоположник современного направления научной фантастики в советской литературе. Во-вторых, с момента выхода первой книги Ольги Ларионовой прошло десять лет, и тем не менее мне придется, как и Ивану Антоновичу, прежде всего сказать несколько слов если не в защиту, то во всяком случае в поддержку этого жанра или, точнее, области литературы, в отношении которой я могу выступать только в качестве постоянного читателя и достаточно требовательного любителя.
Правда, за эти десять лет в НФ[1]-области произошли некоторые изменения, заметные любому более или менее внимательному читателю. Прежде всего, значительно внимательнее к фантастике стала критика, доброжелательнее — литературоведение. Но этого явно недостаточно. К примеру, весьма отрадно, что «чистая» фантастика перестала противопоставляться «научной» как менее желательная, словно фантастике до сих пор нужно оправдываться с позиций наукообразия; но все-таки не мешало бы провести более четкую границу между этими двумя «подвидами» НФ-литературы. Точность определений помогла бы и читателям, и литературоведам лучше понять друг друга, а то ведь многие споры о фантастике ведутся — и даже на страницах газет! — не по существу, а в силу терминологической недоговоренности. Хорошо бы на первых порах определить постоянную рубрику в каком-либо журнале или альманахе, заглянув в который читатель всегда найдет серьезную (и терминологически унифицированную) критику фантастики.
Во-вторых, за эти десять лет фантастика значительно раздвинула свои горизонты. Не жанрово, нет, — и десять лет назад существовали эпические полотна Ефремова, миниатюры Варшавского, стихи Шефнера, пьесы Кабура и кинофантастика, — к сожалению, второсортная. Я говорю о чисто географических границах. За этот срок сформировалась, окрепла и, наконец, стала доступной для русскоязычного читателя фантастика наших союзных республик, и в первую очередь армянская и латышская. Мало того, определились региональные центры развития фантастики РСФСР, такие, как Ленинград, Свердловск, Новосибирск, Хабаровск, Иркутск. Причем каждый регион отличается своей спецификой — превалирующей тематикой, общим стилем, той или иной степенью психологизма, интеллектуализма и «технократизма» — в лучшем смысле этого термина (вот и первый, довольно наглядный пример тому, что упреки мои в адрес теоретиков фантастоведения отнюдь не лишены основания).
Но, как ни странно, появление этой национальной и региональной фантастики, с одной стороны, приятно радует читателя, а с другой — вызывает прямо противоположные эмоции. Действительно, творчество писателя-фантаста кажется настолько естественным, типичным для нашей эпохи, что совершенно непонятно, почему фантастика не издается повсеместно, бок о бок с реалистической литературой? И когда берешь книгу, изданную в Ростове-на-Дону, невольно удивляешься: а где же аналогичный том фантастики, выпущенный в Одессе, Ярославле, Владивостоке, Магадане? Почему рядом с армянскими авторами на библиотечных полках нет переводов с литовского, эстонского, грузинского? Фантастов нет?
А так ли? Многочисленные клубы любителей фантастики, возникающие ежегодно по всей нашей стране, говорят о том, что есть молодежь, всерьез занимающаяся фантастикой, и надо сказать — талантливая молодежь (взять хотя бы свердловчанина Другаля!). За рассматриваемые десять лет в этой области литературы появилось множество новых имен, а вот книг больше не стало. Я не считал, но ощущение таково, что число ежегодно выпускаемой фантастики даже уменьшилось. Не вернулось ли мнение, бытовавшее даже не десять, а двадцать, тридцать лет назад, что фантастика — это несерьезный, развлекательный жанр, только отвлекающий читателей от решения насущных проблем современности?
Сейчас уже даже рядовому читателю сразу же придет на ум великое множество аргументов, разбивающих эту консервативную концепцию. Достаточно вспомнить, что даже Владимир Ильич Ленин, несмотря на всю свою занятость, находил время познакомиться с произведениями дореволюционного фантаста А. Богданова. А издание романа Жюля Верна «Пятьсот миллионов бегумы» по французском подполье в годы второй мировой войны, когда бумага в отрядах маки ценилась не на вес золота — на стоимость жизни? Генерал де Голль потом вспоминал, что этот роман привлек в ряда подпольщиков не меньше бойцов, чем листовки и сводки штабов Сопротивления. Я сомневаюсь, что найдется человек, который будет утверждать, будто фантастика сейчас менее актуальна, чем во времена гражданской или Великой Отечественной войны. Тем не менее до сих пор фантастика не пользуется равными правами с реалистической литературой.
Возвращаясь к тем региональным группам, которые сформировались в основном за последние десять лет и среди которых я неспроста поставил Ленинград на первое место как центр северо-западного «фантастического региона», я думаю, Ольге Ларионовой повезло, что она живет и работает в Ленинграде. Конечно, в Москве издается больше сборников и альманахов с грифом «НФ», но ведь Москва в ответе перед читателем и за РСФСР, и за всю страну, да и за мировую фантастику. Зато в Ленинграде работает старейшая в стране группа писателей-фантастов, довольно регулярно представляющая на суд читателей свои сборники (Лениздат, издательство «Детская литература»), которые пользуются стойкой популярностью как у нас в стране, так и за рубежом. Это объясняется отличительными чертами ленинградской НФ-группы: тонким психологизмом, чрезвычайно высокой общей интеллигентностью, сдержанным, ненавязчивым юмором, и главное — повышенной требовательностью к литературному мастерству. Проистекает это, мне думается, от того, что во главе ленинградской секции НФ-литературы всегда стояли такие мастера слова и знатоки русской и зарубежной литературы, как Геннадий Гор, Лев Успенский, Евгений Брандис. Школу определяет не избранное направление, пусть даже архипрогрессивное, а тот Мастер, Художник своего дела, который ее создает и закладывает ее традиции.
Я присутствовал на заседаниях ленинградских фантастов, и именно тогда мне подумалось, что сейчас чрезвычайно популярны различные школы — «летняя школа теплофизиков», «летняя школа генетиков»…
Ленинградскую секцию я назвал бы «постоянно действующей зимней школой фантастов».
Ольга Ларионова является не только типичным, но и ярким представителем этой школы. Выступив сразу с большим произведением — романом «Леопард с вершины Килиманджаро», она получила одобрение критики и признание читателей. Достаточно сказать, что роман уже вышел на словацком и испанском языках, издан в ГДР и ФРГ. Для молодого автора в такой ситуации есть опасность все свои дальнейшие произведения подгонять под первое, раз уж так удачно получилось.
В таких случаях автор быстро исчерпывает себя, и читатели вкупе с критиками только вздыхают по поводу "молодого дарования на короткой дистанции". Я внимательно слежу за всеми выходящими повестями и рассказами Ольги Ларионовой и вправе сказать, что ничего подобного не произошло и, по-видимому здесь одинаково сыграли свою роль и стремление к постоянному поиску, отличающее писательницу, и высокие требования ленинградской школы, не позволяющие останавливаться на достигнутом. Я не хочу сказать, что все произведения Ларионовой, вышедшие за эти десять лет и частично включенные в данную книгу, одинаково удачны. Мне кажется, что Ларионовой все-таки больше удаются романтические сюжеты и сложные психологические ситуации, такие, как в рассказах "Черная вода у лесопильни", "Ненастоящему", "У моря, где край земли".
И тем не менее она с непреклонным упорством пробует свои силы в области, как я бы назвал, "приключений инженерной мысли". Причем график этих поисков почти постоянен — синусоидальные колебания в ту и другую область. То сказка, то кибериада, психологический эскиз — и "космическая оперетка"… Поначалу амплитуда этих колебаний была очень велика, и совершенно справедливо такие "технические баллады", как "На этом самом месте" или "Подсадная утка", в данный сборник автором не включены.
Но постепенно амплитуда этих колебаний уменьшается, и автор, кажется, приближается к тому сплаву тончайшего психологизма с остроумной фантастической конструкцией, который позволяет наиболее объемно и ярко вылепить наглядное и однозначное решение поставленной проблемы. Примером тому может служить повесть "Сказка королей". Да, здесь присутствуют звездолеты, человеко-роботы, трансформирующееся пространство… И тем не менее это — сказка, современная научно-фантастическая сказка, сконструированная таким образом, чтобы с максимальной яркостью доказать три далеко не сказочных положения: во-первых, нет ничего омерзительнее, а порой — и опаснее, чем холодное любопытство. Во-вторых, если человек поставлен в безвыходное положение, у него есть последний выход — быть Человеком. И в-третьих, тот, кто разучился любить (отдельное существо или целый мир), не имеет права на существование.
Аналогичными удачами автора, по-моему, являются стоящие в этом же ряду рассказы "Солнце входит в знак Водолея" и "Соната звезд".
Встречающиеся у Ольги Ларионовой названия картин М.-К. Чюрлениса не случайны. Эти произведения образуют цикл, написанный по мотивам полотен великого литовского художника. Я очень люблю всю "чюрлениану" именно за ее фантастичность и поэтому с особым вниманием читал этот цикл.
Чюрленис не однозначен, и в этом — одно из основных объяснений его притягательности. Поэтому автор вправе трактовать каждую картину по-своему, — разумеется, если он достаточно убедительно (и художественно!) мотивирует сове виденье. Ларионова использует это право с различной полнотой: если в рассказе "Солнце входит в знак Водолея" сюжет строится целиком в рамках чюрленисовского полотна с использованием, очень внимательным и бережным, всех "декораций" и "действующих лиц", то в "Сонате звезд" только некоторые детали картины используются как антуражные фра