Его невыносимая, но привычная жизнь оказалась окончена. В кармане разгоряченной серебряной подковой горело извещение. Чистая формальность, но фактически — билет на улицу. Домой идти смысла не было. Адам не был уверен, что готов увидеть довольное лицо единокровного брата и ликующую мину мачехи. Да и было ли это место его домом? Едва отец взялся растить из старшего сына замену себе, как уютные стены собственной комнаты сменились голым кирпичом инквизиторской каморки.
Но, с другой стороны, Адам шёл в единственное место, откуда его не прогнали бы. Двери тётиного дома всегда были для него открыты. Адам не успел занести руку, чтобы постучать, как тётушка выпрыгнула из коридора и втащила племянника внутрь. Она уже всё знала. И кто ей вообще рассказал? Пришёл другой, неродной племянник с вестями или духи покойных друзей нашептали вести на ухо?
В ту же секунду под носом возникла полная чая чашка. Хоть что-то в этом дне было не так уж и плохо. По запаху Алан быстро понял — это улун. Немного молока оказалось влито в коричневый кипяток.
— Так давай я тебе погадаю! — С энтузиазмом предложила тётушка, усадив Адама за стол.
Адам кисло вздохнул. Любимый чай облегчения не принёс. Пусть всё оказалось выпито, но тиски на душе не ослабли. Наоборот, стали сильнее. Если отец вознамерился его заточить в самую дальнюю точку страны, то всё было плохо. От чая нужно отвыкать. В глушь его таскать никто не будет.
Адам покосился на окно, не полностью уверенный, что за ним не стоит какой-нибудь очень принципиальный блюститель порядка. Отец вполне мог подговорить кого-нибудь из подчинённых для слежки.
— Тебе не хватает, чтобы меня ещё в ереси обвинили?
Но его замечание не получило ответа. Тётя схватила пустую чашку и перевернула её на блюдце. Адам вздохнул, подпёр щекой руку и лениво уставился на руки родственницы. Она сотни раз проделывала нечто подобное с кружками «клиентов», но впервые гадала собственному племяннику.
Всё-таки отец совершил великую ошибку, когда доверял родственникам покойной жены воспитание ребёнка. Едва ли он, вечный блюститель воли Всевышнего, догадывался о размерах змеи, которая удобно пухла на груди. Столько извести несчастных девушек по подозрению в колдовстве, при этом не догадываясь, что истинный колдун одной с ним крови и другого пола.
Крестик из орешника на груди точно обрел немного в весе.
— Ты ведь говорила, что нельзя гадать родственникам. — Лениво заметил Адам, смотря на перевернутую кружку. — Дочерям, матерям, сыновьям…
— Но не племянникам. Это другой случай. — Отмахнулась тетя, завертев чашку на блюдце.
От души немного отлегло. Паника потихоньку исчезла, и Адам почувствовал себя сильно вымотанным. Буря эмоций улеглась, оставив после себя лишь мелкие напоминания, так похожие на пепел. Или чай оказался слишком хорош? В любом случае, сейчас собственная судьба казалась не такой уж и тёмной. В голове замелькали смутные воспоминания из далёкого детства.
— И разве чай не должен быть чистым? — Адам зевнул, лениво припоминая красивые материнские строчки внутри семейного гримуара.
Складка раздражения прорезалась на тётином лбе. Темные глаза предупреждающе поднялись и Адам послушно замолчал. Пока родственница возилась с его чашкой, Адам снова, неосознанно, точно сонно, ощупал деревянный крестик, скрытый под рубашкой. Орешник продолжал ощущаться тяжелее обычного. Тётя говорила, что именно это дерево колдуны из старых сказок использовали для создания магических посохов и артефактов.
Нелепо.
И неправильно.
И крестик, и сам Адам не очень вписывались в рамки.
Слишком испорченный для службы в Божьем Доме, но недостаточно талантливый для настоящего чернокнижия. Адам тяжело вздохнул. Как же ему это надоело! Взгляд сам перелез на окно. Там никого видно не было. Улица у тётушкиного дома пустовала. Адам не знал, Бог или Дьявол спутывал дороги, но городская стража и инквизиция никогда не брались всерьёз осматривать этот район. Все, кто мог позволить себе жильё здесь, принадлежали к истреблению с церковной позиции. Большой иронией служило то, что до самой церкви было рукой подать. Острый, как игла сапожника, шпиль врезался в небо и колокола тут звучали как гром.
Адам вздрогнул. За своими мыслями он и не заметил, как тётя дрогнула. Её красивое белое лицо потемнело от замешательства.
— Что и требовалось доказать. — Адам пожал плечами. — Не знаю, насколько родство влияет на гадание, но вот чай ты заварила неправильно.
Ярко-алые губы дрогнули. Тётя резко встала и прошла в соседнюю комнату. Она не сказала ничего, но Адам понял — родственница корила себя за все те уроки прикладной магии. Лениво чашка оказалась подвинута к носу. В чайных гаданиях Адам не разбирался. Все его умения заканчивались на кофе. Но вот банальный интерес оказался сильнее. Ничего особенно не ожидая, Адам уставился на дно. Чаинки, как птицы, оказались разбросаны по белым стенкам чашки.
Никакой фигуры, никакого знака. Просто беспорядочно налипший чай.
Тётя вернулась с громкими шлепками по полу. В руках её красовались карты.
Пока молодые и неопытные ведьмы рисковали головами, чтобы заполучить новомодное таро, матёрые, запуганные и наученные жизнью волшебницы использовали самую простую игральную колоду. Адам улыбнулся. Таких ведьм он любил. Защищать их на процессе было невероятно легко, если выставлять всё как карточную игру.
«Это расклад? Нет. Это не расклад. Это всего лишь ещё одна вариация бриджа. Играть в бридж ведь не запрещено, так? Так. Именно это и говори, милая. Ты только потерпи. Обещаю, они не будут вырывать тебе ногти. Просто немного потопят. Но ты ведь девочка умная? Говори о бридже. Иначе ты не всплывёшь никогда»
А тётя играть любила. И бридж, и дурак, и какая-нибудь ещё экзотическая игра, пришедшая со стороны границы, вызывали в её сердце ликующий трепет. Даже отец был неравнодушен к их играм и, случалось такое, что сходился с тётушкой в карточной дуэли. Церковь не одобряла этого, но человеческий интерес был куда сильнее запретов из святой книги.
Адам шумно вздохнул, когда тётя сунула карты ему в руки, а после забрала назад. Она верила, что на этих бумажках останется отпечаток «энергии». Адам вздохнул опять, когда киноварные бубны, изумрудные крести, черные пики и розоватые червы покрыли собой часть стола.
— Не стоит.
— Стоит. — Тётя мрачно кивнула. — Я хочу знать, что будет ждать тебя в глуши, дорогой мой.
А Адам не хотел, поэтому отвернул голову в сторону стены с картинами. Портрет покойной матери, совсем миниатюра, был окружен маленькими пейзажами. Всё то, что родительница успела увидеть и не увидеть за короткую жизнь. Адам практически не знал женщину с портрета. Он узнавал черты её-его лица, подчеркивал овал головы, замечал трогательный уголок глаз, опущенный чуть ниже, чем стоило бы. Все его знания заканчивались на внешнем сходстве, тем не менее, Адам испытывал тоску.
Ему искренне хотелось знать, что бы сказала ему мама, когда узнала бы о ссылке и практически уничтожении в семейном дереве отца. Была бы она зла из-за потери статуса? Или, наоборот, счастлива, что золотая клетка сына открылась?
Как она, женщина с трогательными глазами и колдовским даром, вообще умудрилась связаться с амбициозным и жестоким охотником на ведьм? Адам не знал, а материнская родня упорно молчала по этому поводу. Да и какой смысл вообще был в этом знании? Всё давно произошло.
— Знаешь, а ведь справедливость есть в этом мире. — Тётя широко улыбнулась. — С тобой всё будет хорошо. И даже лучше! Ох, слава тому, кто тебя хранит!
Немного полегчало. Адам не смог сдержать улыбки, продолжая смотреть на портрет. Ему показалось, что уголки губ нарисованной матери чуть приподнялись. Эта улыбка показалась очень ободряющей.
— Значит, я обзаведусь брюшком, найду симпатичную матушку, настрогаю детишек и помру старый, но сытый, в глуши?
Тётя улыбнулась. Когда она обращалась как «дорогой мой» это было знаком добрых перемен.
— Ну, дорогой мой… Насчёт брюшка не знаю. Жрёшь ты как рота, а худой, как жёрдь. Но в целом — да. Я вижу девушку в том месте. Вы построите семью.
Могло показаться, что это худший сценарий из всех. Мнимый борец с системой, наконец, становится частью того, что он так сильно ненавидит. Но был ли он борцом? Скорее деталью, которая просто дала сбой. И вот теперь, спустя столько лет и унижений, наступил финал.
Всё внутри Адама затряслось от предвкушения покоя. Ему нравился придуманный им сценарий, и он практически сразу влюбился в ту, о ком сказала тётя. Хотя… Адам посмеялся.
Влюбиться — это слишком громкое слово. Но вот нравиться — уже более правдоподобно.
Адам кивнул себе головой.
Да, ему уже нравилась эта девушка.
— Искренне надеюсь, что у неё не будет даже намёка на частную собственность, преступники в родословной и, по возможности, хотя бы половина зубов.
От мысли, как его мачеха и сводный младший брат в ужасе визжат от нареченной, а отец, рьяный эстет и ценитель прекрасного, седеет, Адам улыбнулся. Едва появится возможность вернуться, он привезёт девушку в столицу и каждому прохожему сообщит с гордостью — вот она, моя любовь. Мой свет в окне. Невестка отца моего, верховного церковника и беспощадного инквизитора.
Всё это звучало прекрасно.
— Дорогой мой, ты ведь не ребёнок. — Тётя покачала головой. — Тебе незачем выбирать женщину просто потому, что ты хочешь насолить отцу.
Но тётя улыбалась и продолжала звать его «дорогим». Значит, госпожа удача действительно повернулась нужной стороной.
— Эй, но ты ведь сама сказала — она моя судьба. — Адам повернул голову к раскладу и впервые увидел цветастый ворох карт на столе. Тётушка не солгала, пообещав сытое, безопасное будущее. Впереди маячила пара болезней, легкий физический вред здоровью, но всё это оказалось ничем перед той фантастической картиной, которая простиралась впереди.
Адам умел читать знаки, но именно в этот момент он поставил свою способность под сомнение. Предсказание выходило слишком хорошим. Не просто любовь, а любовь на всю жизнь. Не просто легкое брюшко, а живот до колен. Не просто убогая келья, названная местными «домом божьим», а крепкий и симпатичный храм.