Эта женщина и натолкнула другого, более молодого и ещё нежного Адама на мысль, что физическое прекращение страданий может быть благом. Она же и стала первой, кто самостоятельно попросил принести ей яд. Воспоминания закружили в голове, как стая черных ворон. Адам отчётливо помнил дрожь в руках, своё тяжелое дыхание и долгие дилеммы на тему «а должен ли он?».
Тогда та женщина была живой. Изуродованной, измученной, искалеченной, но живой. Она лежала на грязном вонючем матрасе, полном блох и паразитов. Они ели её. Черные личинки ползали по телу, забивались в гноящиеся раны. Когда они только встретились — Адама вывернуло прямо под ноги. До того момента он не думал, что его желудок может так просто спасовать.
Тогда старший инквизитор, человек повидавший многое беззлобно засмеялся и похлопал по плечу.
— Ты ещё привыкнешь.
Но привыкать не хотелось.
Состояние женщины было настолько плохим, что она давно не кричала, когда в рот ей вливали стылую воду или клали на живот вес. Она даже не стонала. На это просто не было сил. Адам смотрел как его коллеги, полные профессионального цинизма повторяют одно и то же из раза в раз. Они зачитывали обвинения, задавали вопросы, а после поворачивали круг вечного насилия, снова набирая в ведро грязную воду. Каким-то хитрым, непостижимым образом несчастная всё ещё жила. Инквизиция знала, как стоит поддерживать жизнь и Адам в этот момент ненавидел всё на свете и себя в том числе.
Он ходил к тёте, советовался с сёстрами и братьями по материнской линии, аккуратно спрашивал наставника. Все они равнодушно выдавали — лишь смерть стоит спасением.
Пытки той женщины были настолько отвратительным зрелищем, что Адам набивался на них при всяком удобном случае. Он просто не мог отвести взгляд. Потом, на шестой раз, когда все инквизиторы покинули камеру, а Адам продолжал смотреть на несчастную сквозь решётку, женщина зашептала. Её голоса не было слышно. Кажется, он был сорван. Но Адам всё равно всё понял.
— Убей меня.
Адам плакал, когда добавлял яд ей в похлёбку. Он опустошил по четверти всех знакомых ему ядовитых пузырьков, чтобы смерть забрала несчастную как можно скорее. Потом, перед новой пыткой, Адам напросился в кормильцы. Вблизи женщина выглядела ещё хуже, чем издалека.
Её блеклые от боли глаза заблестели, и слабое дыхание участилось, когда отравленная водянистая похлебка оказалась у самых губ. Перед тем как выпить яд, женщина нашла в себе силы и тронула Адама за щеку. Смрад ударил в нос сильнее, но на тот момент младший инквизитор этого не ощутил. Всё его сознание сконцентрировалось на немой благодарности, когда раздалась в этот момент.
Та женщина ведьмой не была, но колдуном был Адам. Он сумел краем сознания уловить её последние слова.
«Да благословит тебя Всевышний!»
Потом, другие обреченные, думали точно также, покорно открывая рты для принятия яда. От воспоминаний пробудил чужой голос. Адаму показалось, что он очнулся от долгого сна.
— Отче, что вы! — Староста побледнел и замотал головой. Кажется, перед этим он сказал что-то ещё, но Адам этого не услышал. Терпеливо и немного раздраженно, мужчина поспешил объяснить:
— Эти дети не ваша забота! Не хочу хвастаться, но у нас живёт много сознательных и сострадательных граждан. Каждый пришедший к нам ребёнок обязательно обретёт кров и пищу. Может, мои слова прозвучат самонадеянно, но все мы здесь — семья. А в семье никого не бросают.
«Даже больных и слабоумных?»
Последняя фраза невольно смутила. Адам закашлялся. Она могла стать сладким обещанием, очередной причиной почему осесть здесь — не так уж и плохо, но что-то во взгляде старосты заставило Адама немного насторожиться.
— Буду знать.
Остатки памяти вышли прочь. Адам выдохнул. Прошлая жизнь осталась позади. Пора было создавать новые воспоминания.
— Вот и отлично!
Атмосфера очень быстро изменилась. Из тяжелой, мрачной и напряженной в немного нервную, но всё же доброжелательную. Они продолжали идти по улице. Староста рассказывал про жителей, показывал кто и где жил и иногда, весьма осторожно, делился собственными наблюдениями и комментариями.
— Старик Йонас с севера приехал, уже лет пятнадцать с нами живёт. Вон та-а-а-а мельница — это его рук дело. Её, кстати, потом нужно будет осветить. Бесы совсем распоясались наверху. Но это потом, потом. Когда вам будет удобно.
Адам закивал, а после указал пальцем на домик, который стоял словно бы в отдалении от остальной улицы. Такой же славный, украшенный и ухоженный, как и прочие дома, но в то же время необъяснимо одинокий. Всё там было как у прочих людей.
— А это кто? — Шепнул Адам старосте.
Солнце стояло высоко и грело ещё так, будто было летним, но природа этим не обманывалась. Часть травы окрасилась в благородный золотой цвет, а листва на деревьях порыжела. Тем не менее, неизвестная девушка во всю воевала с жёлтой тыквенной плетью. Адам пригляделся и понял, что не узнаёт её. Она его не встречала, когда лошадь только вошла в город.
Староста нервно хихикнул и схватил Адама под локоть, стараясь ненавязчиво увести прочь. Не получилось.
— Думаю, о ней вы узнаете всё потом. — Староста нервно засмеялся, смотря на неизвестную. — И не будете нас судить. Помните, что я говорил — мы все здесь семья. А в семье, иногда, появляются и уроды.
Адама захлестнуло противоестественное желание шагнуть прочь, привлечь к себе внимание и познакомиться, но староста неожиданно крепко оттащил его назад.
— Вон там, кстати, живёт семья малютки Аннет…
Адам позволил себе окунуться в разговор, на время выбросив неизвестный дом из головы.
Впереди его ждало много работы. Исследовать лес, собрать травы для лекарств, хорошенько разложиться. Но, тем не менее, прежде чем уйти окончательно, Адам оглянулся.
На крыльце прислонившись к стене, стояла девушка.
Глава 4
Как бы Адам не пытался снова вернуться к странному дому, люди упрямо и настойчиво перехватывали его на половине пути. Изначально маленькая плотность сельского населения резко возросла.
Не было такого человека, который не хотел бы познакомиться с Адамом лично. К нему шли все: от древних стариков до совсем молоденьких барышень. Некоторые даже подталкивали детей, чтобы те познакомились с новым «дядей из храма». Настороженный интерес умилял, но в то же время и сбивал с толку.
Работая в инквизиции, Адам привык, что его воспринимают как очередного парня в черном и не сильно церемонятся до тех пор, пока кто-нибудь случайно не скажет — «это ведь сын того самого…!». Но даже так, то внимание не могло соперничать с тем, которое окружало Адама сейчас.
Его спрашивали о много, но главными темами вопросов была жизнь в столице. Маленький трактир, сделанный местными для местных, с трудом вмещал в себя всех посетителей. Стульев не хватало и жители сидели прямо на полу или, того хуже, на столах. Их глаза, по-хищному внимательные, смотрели на Адама со всех сторон. Адам присмотрелся, но в обилии макушек не узнал той, которая работала на огороде днём.
Когда расспросы закончились, начались просьбы.
Второй день пребывания на новом месте оказался полон работы.
Прошлый священник, скончавшийся недавно, оставил после себя много незаконченных дел. Для того, чтобы хотя бы попытаться всё понять, потребовалось много времени и сил.
Странно, почти естественно, Адам влился в местную жизнь. Погруженный в работу с летописью, книгами крещений и прочими рабочими мелочами, он даже забыл о странном доме на окраине и девушке, которая воевала с тыквенными плетьми. Память вернулась лишь в воскресенье, когда в церковь для молитвы стекся весь народ.
В будние дни на проповедях было не так уж и много людей, но вот в выходной — яблоку оказалось негде упасть. Не без удивления Адам посмотрел на зал, открыл молитвенник и неторопливо зачитал красиво выведенные строчки.
А потом случилось страшное.
Он её узнал.
Сначала Адам решил, что ему показалось.
Первая служба уже началась, когда дверь церквушки приоткрылась и неизвестная девушка вошла в зал. Шаги её были быстрыми и маленькими. Неизвестная делала всё, лишь бы слиться с толпой, но люди отшатывались от неё, прямо как от чумной. Стоя на возвышении, Адам видел, как прочие прихожане расступаются перед ней, прямо как вода перед Моисеем.
Слова застряли в глотке, молитва ненадолго оборвалась.
Люди обеспокоенно зашептались, гадая, случилось ли что или это просто такая манера святого отца из большого города. Местные, те, кто стояли ближе, мрачно переглянулись между собой.
— Слухи не врали. У него действительно хорошее чутьё.
— Ох, Господи, спаси да сохрани!
— Что же теперь будет?
Адам, бывший инквизитор и ведьмолов, низвергнутый до звания священника в глухом селе на окраине страны… встретил свою судьбу. Судьба мало чем отличалась от местных. Крупная, крепкая, точно выше Адама без каблуков. У неё было круглое лицо, щедро сдобренное веснушками и густые волосы, затянутые в одну толстую косу. Цвет волос — каштановый, но не тот, который всегда тёмный, а другой, отдающий лисьей рыжиной на свету. Адам никогда не чувствовал слабости к рыжим волосам, но у него перехватило дыхание, когда солнечные лучи ласкали чужую голову, окрашивая ту огненной искрой.
Почувствовав его взгляд, девушка вжала голову в плечи. Тоже, кстати, широкие. Мысленно Адам решил: она великолепно сложена для жизни в селе. В её силах и плуг схватить, и ненавистную тыкву убрать. Тем не менее, в этой внешней силе наверняка крылась трогательная, внутренняя слабость.
Нужно было только её раскусить.
Мысленно Адам прикинул: он может что-нибудь ей подарить, чтобы понравиться. Или начать действовать осторожнее, ограничившись комплиментами. Девушки ведь разные создания. Некоторые чувствуют себя оскорблёнными, когда получают подарки сразу, от почти незнакомцев. А некоторым это поднимает настроение.
— А почему дяденька замолчал? — Спросил мальчик из соседней деревни.