– О чем же? – спросил Виктор.
– Присаживайтесь, тогда узнаете.
Пит ван Лун уважительно поднял бровь.
– Респект, – пробормотал он. – Видимо, вы произвели впечатление на директора Холландера.
– Скажем так: я вступилась за вас, – ответила она.
– Не оставили ему выбора, – предположил Осси.
– Непреклонная девочка. – Виктор улыбнулся. – Добро пожаловать в нашу компанию. – Он первым опустился на стул.
Затем сдался Осси, и последним сел Пит ван Лун. Ханна старалась не показать своего облегчения и надела на лицо бесстрастную маску, но Пит ван Лун изучал ее, словно своим взглядом мог измерить частоту ее дыхания и пульса.
В конце концов Ханна тоже села.
– Сегодня я хотела бы поговорить с вами о ваших страхах – и если вы тоже готовы придерживаться уговора, то я вам обещаю, что этот разговор останется между нами.
Никто из мужчин не кивнул.
– Согласны? – спросила Ханна.
– Я ничего не боюсь, – ответил Осси.
Виктор смерил его презрительным взглядом.
– Вообще-то ты, мерзкий извращенец, должен бояться, что тебя самого изнасилуют в твоей камере.
Осси спокойно гладил свою крысу.
– Да что со мной здесь случится?
– Твое счастье, что ты здесь, – добавил Пит.
Ханна внимательно слушала. Так как отбывающие наказание в «Штайнфельзе» в большинстве своем были сексуальные преступники, садисты, психопаты и убийцы детей и женщин, среди заключенных не существовало обычных для других тюрем репрессий в отношении таких преступников. Везде они считались изгоями – но не здесь.
– Понимаю, – вмешалась она, пока разговор не вышел из-под контроля. – Ворон ворону глаз не выклюет, верно?
– Вы должны радоваться, что это так, – сказал Пит. – Иначе данная терапевтическая программа была бы не нужна, и у вас не было бы работы.
– По крайней мере, этой работы, – парировала Ханна и снова обратилась к Осси: – Значит, у вас нет никаких страхов. А как насчет ночных кошмаров?
– Иногда мне снится, что я снова совершаю преступление.
– Это вас пугает?
Осси кивнул.
– Что вы при этом чувствуете?
– Как только я вижу мальчика, начинаю трястись, а мои ладони потеют. Я знаю, это отклонение. Я хочу держать его под контролем, но чем больше я с этим борюсь, тем хуже становится.
– Спасибо. – Ханна сделала паузу. – У меня был клиент, трижды судимый, он чувствовал себя так же, – рассказала она. – По ночам он не мог спать в своей камере, потому что в голове у него крутилось много разных мыслей. Но он должен был спать, чтобы на следующее утро предстать перед судом с ясной головой. Вам наверняка это знакомо. Чем сильнее заставляешь себя заснуть, тем хуже это работает. Так что я посоветовала ему не спать. Любой ценой, до самого утра.
– И тогда он, конечно, заснул, – цинично прокомментировал Осси. – И как мне это поможет?
– Что вы могли бы сказать себе, когда представляете встречу с мальчиком? – спросила она.
Осси без энтузиазма посмотрел на нее.
– Я должен трястись, я должен потеть, мой пульс должен ускориться?
– Например. Попытайтесь заставить себя, и увидите, что у вас ничего не получится.
– Да это эзотерическое психологическое дерьмо! – вмешался в разговор Виктор.
Ханна осталась спокойной.
– Конечно. Но оно работает!
– Гениальная идея – усилить влечение насильника, – цинично заметил Пит. – И главное, совсем не опасное! Может, еще посоветуете ему изнасиловать первого же попавшегося мальчика?
– В данном случае речь идет о совсем другом: так он должен справиться со своими страхами.
– Это никогда не сработает.
– Сработает, вот увидите. – Она повернулась к Виктору: – А что насчет вас?
– Мальчики меня не привлекают, но все равно спасибо. Ханна закрыла глаза.
– Я имею в виду ночные кошмары, – терпеливо сказала она.
– Меня преследует один и тот же ночной кошмар.
– Вы об этом уже говорили с… – начала Ханна, но осеклась. Она чуть было не произнесла «с Иреной Эллинг», но не хотела упоминать сеансы психотерапии своей предшественницы, чтобы не провоцировать сравнений. – С кем-нибудь об этом говорили?
Виктор помотал головой.
– Можно узнать, что это за кошмар?
Он пожал плечами.
– Я ночью иду домой. Темно, я один. И вдруг передо мной ограда зоопарка. – Виктор уперся локтями в колени и уставился на пол. – И тут появляется маленький бурый медвежонок, вот такого размера. – Он отвел свою огромную ладонь в сторону на уровне колена. – Совсем еще малыш, с большими лапами и мягкой шерстью, которая блестит в лунном свете. Он грустно смотрит на меня крупными глазами-пуговицами.
Ханна не ослышалась? Грустно? Для садиста и мучителя животных непривычно испытывать жалость к другому живому существу.
– И я подхожу к решетке и говорю ему, что не могу вытащить его оттуда. Но он ужасно скулит. И в конце концов протискивается под решеткой. С трудом выбирается наружу и карабкается по мне. Прижимается к груди, но я не могу взять его с собой. Поэтому хватаю его и мордочкой вперед засовываю обратно за ограду. При этом я, видимо, распорол его мягкий живот о какой-то острый угол, потому что, оказавшись за оградой, медвежонок лежит на спине…
Виктор замолчал на несколько секунд. Осси, Пит и Ханна тоже не говорили ни слова. Только приглушенные шумы доносились из наушников охранников.
Голос Виктора дрожал.
– На животе у него длинный разрез. Он истекает кровью… кровь повсюду. И он так ужасно скулит. Я знаю, что он умрет. Но не могу ему помочь… – Виктор умолк.
– Вы хотите ему помочь? – спросила Ханна.
Глаза Виктора увлажнились. Он не смог бы так сыграть.
– Я не знаю. Я… я не могу до него дотянуться. И телефона у меня с собой нет, я не могу позвонить и попросить помощи. Рядом никого, а медведь ерзает на спине и теряет еще больше крови. Его шерсть уже слиплась, а глаза-пуговицы смотрят на меня. Я хочу согнуть ограду, чтобы вытащить его. Я должен зажать ему рану, но они застукают меня и подумают… – Он вытер глаза рукой.
Никто ничего не говорил. У Ханны похолодели ладони. Она видела, что у Виктора трясутся руки.
– Это первый раз, когда вы испытали жалость? – спросила Ханна, уверенная, что в реальности Виктору это чувство незнакомо.
– Это не жалость! – набросился он на нее.
– Что же тогда? Опишите эту эмоцию. Как вы ее ощущаете?
– Это неизвестное чувство.
– Вы его боитесь?
– Я ничего не боюсь.
Конечно! Вот она, его мания величия.
Крыса Осси пискнула.
– Черт, – выругался он, когда заметил, что слишком сильно сжал зверька.
Шум снял напряжение в группе.
Виктор взглянул на Осси.
– Если расскажешь кому-нибудь об этом, ты труп.
– Спасибо, – хриплым голосом сказала Ханна. – И пожалуйста, без угроз. – Она перевела дыхание. – А вы, Пит?
Пит ван Лун казался погруженным в свои мысли.
– Мне ничего не снится, – наконец сказал он.
– «Мне ничего не снится», – передразнил его Виктор. – Иногда по ночам из твоей камеры доносятся звуки.
– И чем он занимается? – ухмыльнулся Осси. – Развлекается с собой?
– Нет. Через вентиляцию я слышу, как он разговаривает во сне. Умоляет о признании свое…
Пит резко повернул голову, и Виктор замолчал. От взгляда Пита, который за доли секунды переключился в режим нападения, у любого волосы встали бы дыбом.
– Если он не хочет говорить об этом, то не надо. Мы никого не можем заставить, – заявила Ханна.
– Но так нечестно, – возмутился Осси. – Мы говорим, а он рта не раскрывает.
– Воспринимайте это как кредит доверия, который он получил от вас с Виктором. Однажды Пит расскажет нам что-нибудь о себе. – Она внимательно посмотрела на Пита. – Верно?
Его взгляд оставался холодным и расчетливым.
– Если вы хотите, чтобы этот день настал, то я сделаю вам такое одолжение.
Это прозвучало как обещание, от которого Ханну бросило в холодный пот.
– Мы сегодня опять закончим пораньше? – спросил Осси.
Ханна посмотрела на часы.
– У нас осталось немного времени. В заключение я хотела бы сделать с вами небольшое упражнение на дыхание.
После расслабляющего упражнения, во время которого мужчины закрыли глаза, а Ханна мягким голосом делала им позитивные внушения, все трое мелкими шажками направились к двери.
Пита и Виктора снаружи встретили другие охранники и повели к их камерам.
Осси не торопился покидать комнату и долго усаживал крысу себе на плечо.
– У вас какой-то вопрос? – спросила Ханна.
– О чем мы будем говорить завтра?
– Об агрессиях.
– М-м-м. Разговор о страхах мне понравился, – признался Осси. – Правда, вы ничего не рассказали о своих страхах.
«Тебе бы, конечно, хотелось о них узнать». Посвящать клиентов в свою личную жизнь, даже самую малость, было абсолютным табу.
– Но я и не прохожу терапию, – ответила она.
– Вы чего-нибудь боитесь?
– Почему вы хотите это знать? – поинтересовалась Ханна.
– А стоило бы.
Краем глаза Ханна заметила, что охранник, который еще стоял у двери, собирался снять наушники. Но Ханна жестом остановила его.
– Вы угрожаете мне? – спросила она.
– Что? Я? – возмутился Осси. Потом понизил голос: – Я просто подумал так из-за смерти вашей предшественницы. – Он повернулся спиной к охраннику, чтобы тот не сумел прочитать ни слова по его губам. – Возможно, это было никакое не самоубийство.
– Что вы имеете в виду?
– Возможно, ее толкнули.
Ханна посмотрела на Осси. На угрозу не похоже. Его голос звучал для этого слишком неуверенно. Скорее, предостережение.
– Кто? – спросила она.
– Возможно, она раскрыла какую-то тайну. Но если я расскажу вам больше, то и вашей жизни будет угрожать опасность.
Все это звучало абсолютно нереально. Ханна едва не рассмеялась, но серьезный взгляд Осси заставил ее промолчать. Его крыса так напряженно нюхала воздух, что усы вибрировали.
– Подумайте об этом. – Он развернулся и вышел из комнаты.