И заплатит за сыночка».
«Нэт! — сказал Махмут, — и точка!
Едем дальше мы в Царьград.
Ихний кесарь будет рад
Заплатить за русский князь.
Он ему пойдёт как раз,
Чтобы усмирить отца.
Будет тихий, как овца,
Когда сын в полоне будет.
Про набеги позабудет,
Дань опять начнёт платить.
Неча рожу-то кривить!
Сам ведь выдал мне княжонка.
Подарю те жеребёнка
И денариев полста,
Как прибудем в те места».
И опять бежит дорога
До Царьградова порога.
Печенеги поспешают —
Им шатры-то не мешают,
Повара и няньки-мамки,
Ни кареты и ни санки.
Скачут полем напрямик.
До Днепра добрались вмиг —
И вдоль берега к порогам,
Завывая турьим рогом.
Подались они на юг,
Чтобы там, нанявши струг,
Переплыть Эвксинский Понт.
А жарища! Где ж тот зонт,
Что усатый есаул над Никитою держал?
Он и счас б не возражал,
Чтобы снова подержал.
Есаул тот убежал,
Бросив к чёрту зонт цветной —
В небе ж тучки ни одной.
Мальчик бедный, мокрый весь,
Похудел, пропала спесь,
Спали щёчки и живот —
Целый день в седле трясёт.
Руки силой налились,
Гибкий стал он словно рысь.
И отец бы не узнал,
Коли счас бы увидал.
Княжич сильно возмужал!
Перестал мальчишка хныкать,
Даже на прислугу рыкать
Бросил. Руки сам сумел умыть.
В общем, начал парень жить,
Как положено ребёнку,
А не вредному княжонку.
Как-то раз после обеда
Увидал мальчонка деда,
Что старался приотстать,
Бросив лошадь понукать.
Княжич же коня пришпорил.
Он с Петровичем повздорил,
Когда тот его раскрыл,
И с тех пор не говорил
С колдуном ни полсловечка,
Словно пробежала речка
Между ними навсегда.
Впрочем, это не беда!
Ведь Петрович не ребёнок —
На двоих коль не силёнок,
То ума уж наберётся.
Видя, как Никита рвётся
От него подальше быть,
Он ему дал чуть остыть,
А потом подъехал тихо,
И шепнул: «Ну, хватит лихо
Мыкать нам, тебе и мне.
Пора двигать нам к земле
Твоего отца, на Русь.
Я хоть старый, но возьмусь
Убежать от них сейчас,
Если бог ещё за нас.
Слушай и мотай на ус!
Ведь ты парень-то не трус.
На ближайшем повороте,
На тропинки завороте,
Двигай-ка давай в кусты.
Первым я — за мною ты.
И не вздумай отставать!
Им нас сразу не догнать,
А потом ищи-свищи,
Растворимся как клещи
В этих зарослях густых.
Ладно, хватит нам пустых
Разговоров! Вон у пня
Поворачивай коня».
Вот тропинка изогнулась,
Сердце князя встрепенулось.
Он припал коню на шею:
«Я тя после пожалею», —
Шепнул на ухо савраске —
И ну пятками, как в пляске,
Молотить прям по бокам.
Конь всхрапнул и прянул в лес,
Раз — и в зарослях исчез.
Перед княжичем старик —
Тоже дует напрямик,
Чуть деревья не сшибая.
Сзади крик: «Держи бабая,
Княжича быстрей хватай!
Эй, не дай уйти, не дай…»
Крик всё дальше — оторвались.
Не туда, видать, погнались
Басурманы — оплошали.
Княжич с дедом убежали!
Только радоваться рано,
Ведь от воинов Корана
Эдак просто не уйти.
Захотят опять найти —
Будут дотемна искать,
А ведь их не мала рать!
Значит, лучше уж удрать,
Чем под деревом сидеть,
И с тоской на свет глядеть
Ожидая темноты,
И трястись, что те кусты,
Под малейшим ветерком.
Уходить хотя б ползком
Или медленным шажком,
Чтобы не качнулась ветка,
И сорока-людоедка
Не подняла громкий крик,
Беглецов предав тех вмиг.
«Неужели убежали?.. —
Княжич спешился с коня, —
Ты, Петрович, на меня
Не таи теперь уж злобу,
И поверь моёму слову:
Как вернёмся из Царьграда —
Будет ждать тебя награда!»
«Из Царьграда? — дед присел, —
Ты, Никита, ошалел?!
Хватит по гостям шататься —
Пора к дому подаваться.
Нет одежды, денег, слуг,
Два коня, да пара рук —
Всё, чем мы сейчас владеем.
Всё досталося злодеям…
Так что двигаем домой.
Хотя нет! Постой, постой!
Ты мне мысль подсказал,
И дорогу указал.
Ведь разбойники степные —
Парни вовсе не дурные.
Нас преследовать начнут…
И вот думаю, что тут
Мы их сможем обхитрить
И следы свои сокрыть.
Русь на севере лежит,
Днепр оттудова бежит.
Разобьются они в цепь —
И на север, прямо в степь,
Нас искать и день и ночь —
Ну а мы поскачем прочь.
Прямо двинемся на юг,
Там наймём у греков струг,
И домой уж по воде,
Показав язык беде».
«Хитрый план, — вскочил Никита, —
Вот где мудрость-то зарыта!
Ты Петрович — Соломон.
Мне рассказывал Дандон:
Был такой премудрый царь,
Всем евреям государь.
Или ты ещё умней?
Что ж, поехали скорей!»
«Хорошо, давай за мной,
Прямо вон к речонке той,
И поедем прям по ней.
По земле оно скорей —
Но останутся следы,
И, чтоб не было беды,
Мы поедем по воде.
Неудобство в ерунде —
Ну, промокнем мы немного…
Это вовсе не тревога.
Разведём потом костёр —
Я кресало у них спёр…»
Так по речке да по тине
Пробрались они к низине,
Позади оставив лес.
Тут старик на землю слез.
«Вон, смотри, кажись, овраг —
Не разыщет нас там враг.
Солнце село, скоро ночь —
Нужно сучьев приволочь
И костёрчик распалить,
Одежонку просушить,
Да готовиться к ночлегу.
Эх, вот счас бы ту телегу,
Где лежали балыки,
Утки, куры, индюки!..
Кушать хочется, нет сил —
И мадеры я б попил».
«Ой, Петрович, прекрати!
Чтоб мне с места не сойти.
Я от голода умру,
Прямо здесь вот, поутру —
Так мне хочется покушать.
Может, сказочку послушать
Вместо жареной индюшки?
Не желудок, так хоть ушки
Будут заняты сейчас.
Дед, расскажешь мне рассказ?»
«Ладно. Есть одна присказка —
Не скажу, чтоб слишком баска,
Но не так уж, чтоб плоха:
Как ковалася блоха».
«Про Левшу? — спросил Никита. —
Эта сказка вся избита,
Её слышал я сто раз.
Дед, давай другой рассказ».
«Вот ведь, паря, незадача!..
Хотя нет. Твоя удача:
Вспомнил сказочку одну,
Небольшую — прям ко сну.
Про зайчишку-храбреца
И про волка, про глупца…»
Глава 3
Лес вокруг стоял густой,
А в лесу — пенёк пустой.
Рядом маленький пригорок,
Ну а в нём без счёта норок.
Вот в одной и жил зайчишка —
Невозможный был трусишка!
Листик с дерева упал —
Зайчика перепугал.
Каркнула в лесу ворона,
Или семечко от клёна
Запланировало вниз,
Али шастает, где лис —
Заяц в норку счас забьётся —
И трясётся… и трясётся…
Ну, а если волчий след
Обнаружит он в обед,
То до самого темна,
Пока выглянет Луна,
Просидит он под кустом,
Телепаючи хвостом.
Сердце в пятки упадёт,
Аппетит враз пропадет…
В общем, это не житьё —
Это, братцы, ё-моё!
Лучше сразу умереть,
Чем всю жизнь вот так терпеть.
Времечко меж тем бежит,
А зайчишка всё дрожит.
Замела снежком зима
Заячии закрома.
Он чуть-чуть подрос за лето,
Осенью пробегал где-то,
И по первому снежку
Пробирается к пеньку.
Выбил дробь, чтоб все слыхали,
И к нему, значит, бежали.
Зайцы, зайчики, зайчата,
Беленькие пострелята,
Длинноухие мамаши
И степенные папаши —
Все чтоб вылезли из норок
И спустились под пригорок.
Вылезли, собрались — ждут,
Пока дальние придут.
Смотрят дружно на косого —
Тот сидит, и ни полслова.
Тоже ждёт, чтоб подошли
И места себе нашли
Те, кто сильно подотстал.
Снег пошёл, да перестал.
Тишина в лесу — ни звука,
Разве белка вон, горюха,
С дерева свалила ком,
И пустилася бегом
Прочь от заячьей полянки,
Где собрались спозаранку
Зайцы с лесу со всего
И окрестностей его.
Вот последние расселись,
И косой им выдал ересь:
«Надоело мне бояться,
Целый день остерегаться,
Волка, коршуна, лису.
Я вам вот что донесу:
Никого я не боюсь,
Не пугаюсь, не трясусь!
Наплевать мне на лисицу,
И на разную там птицу,
Не боюсь собаку злую.
Захочу — я сам их вздую!»
Замолчал, глядит вокруг
На ушастеньких подруг,
На зайчаток, стариков:
Вот мол, зайцы, я каков!
Зайцы выждали минутку —
Каждый думал: может, шутку
С ним сыграл сейчас косой?
Ишь, бахвалится лисой,
Коршуном и даже волком!
Не понять вот только толком,
Для чего он их собрал,
И про смелость тут орал.
«Слышь, косой, — спросил зайчонок,
Лишь недавно из пелёнок, —
Значит, лис ты не боишься,
Или просто так храбришься?»
«Никого я не боюсь,
Над лисою я смеюсь!»
Зайцы тихо зароптали,
Головами замотали.
Тут спросил второй, с галёрки,
Так сказать, поближе к норке.
«А вот если это рысь?»
«Я скажу ей: ну-ка брысь!»
Шум усилился в толпе.
«Вот что я скажу тебе, —
Слово взял один старик, —
Зря ты поднял этот крик…
Мало ль, что ты тут храбришься!
Скажешь, волка не боишься,
И начхал на медведя?
Вот давай-ка погодя,
Скажем, парочку деньков,