Король не смог отказать. Солдат вытащил огниво, высек сначала одну искру, потом – две, потом – три. И появились все три пса разом: у одного глазищи как блюдца, у другого – как мельничные колёса, у третьего – как Круглые башни.
– Сделайте что-нибудь, избавьте меня от смерти! – скомандовал солдат.
Кинулись псы на судей да на советников. Кого за ногу схватили, кого за нос – и начали в воздух подбрасывать. Так высоко подбрасывали, что при падении каждый в лепёшку разбивался.
– Я этого не потерплю! – закричал король, но его схватил самый большой пёс, и королеву тоже. Обоих подбросили над толпой.
Гвардейцы перепугались, а народ взмолился:
– Добрый солдатик, смилуйся. Будь нашим королём, женись на принцессе!
Посадили солдата в королевскую карету, а все три пса встали на задние лапы и закричали «Ура!». Мальчишки принялись оглушительно свистеть, а гвардия присягнула на верность новому королю.
Принцесса наконец-то выбралась из медного замка и стала королевой; очень ей это пришлось по душе.
А свадьбу праздновали целых восемь дней. Верные псы сидели за столом на почётных местах да за гостями приглядывали[3].
Дюймовочка
Жила-была женщина, и очень ей хотелось иметь дитя – маленькую изящную девочку. Пошла она к колдунье и говорит:
– Я мечтаю о маленькой дочке. Не поможешь ли, не подскажешь ли, где взять её?
– Нет ничего проще, – отвечала колдунья. – Вот тебе ячменное зёрнышко. Не думай, не простой это ячмень, не тот, каким поля засевают, и не тот, каким кормят домашнюю птицу. Ты это зёрнышко посади в цветочный горшок – увидишь, что будет.
– Ах, спасибо! – сказала женщина и дала колдунье шиллинг – действительно, услуга стоила совсем не дорого.
Дома женщина посадила ячменное зёрнышко в цветочный горшок, и сразу же вырос из него дивный цветок, вроде тюльпана. Лепестки были плотно сжаты – тюльпан ещё не распустился.
– Какая красота! – воскликнула женщина и поцеловала сомкнутые красно-жёлтые лепестки.
И тугой бутон тотчас раскрылся. Оказалось, это и впрямь тюльпан; зато в самой серединке, там, где лепестки особенно бархатисты, сидела прехорошенькая крохотная девочка. Была она размером с полпальца, иначе – в дюйм высотой; вот женщина и назвала её Дюймовочкой.
Колыбелькой Дюймовочке служила тщательно выскобленная лакированная скорлупка грецкого ореха, перинкой были голубые фиалки, одеяльцем – лепесток розы. Так Дюймовочка спала ночью, а днём играла на столе. Матушка устроила для неё целое озеро. В большую миску налила воды, по краям уложила кувшинки. Вместо лодочки у Дюймовочки был лепесток тюльпана, вместо вёсел – два белых конских волоса. Целый день она плавала и распевала песенки нежнейшим голоском, и вряд ли кто видел более прелестное зрелище!
Но вот однажды ночью, когда Дюймовочка спала в своей чудесной колыбельке, на подоконник забралась старая жирная жаба. Протиснулась она через щель в разбитой оконной раме, плюхнулась брюхом прямо на стол, где стояла колыбелька, да и загляделась на девочку, покрытую алым розовым лепестком.
– Недурная будет жена моему сыночку, – сказала жаба, подхватила колыбельку и вернулась в сад.
А в саду бежал широкий ручей со скользкими илистыми берегами. Там-то, в ручье, и жили жабы – мамаша и сынок. И внешностью, и повадками пошёл сынок в мать – был такой же жирнобрюхий, бородавчатый и скользкий.
– Ква-ква-ква-ква-квакса! – только и вымолвил он, увидев прелестную девочку в ореховой скорлупке.
– Говори потише, не то разбудишь! – одёрнула жаба. – Вон она какая лёгонькая, что твоё пёрышко, – хоть сейчас может сбежать! Ну да ничего! Посадим её на широкий лист кувшинки; она там будет словно на острове. А мы пока подготовим комнату под мшистой кочкой. Там ты славно с нею заживёшь!
В ручье росло множество кувшинок, листья у них были широкие, гладкие. Казалось, они сами по себе плавают на поверхности воды. Старая жаба присмотрела самый дальний лист и поплыла к нему, гребя только одной передней лапой – в другой она держала ореховую скорлупку.
Крошка Дюймовочка проснулась на заре, огляделась и горько-горько заплакала. Ведь со всех сторон её окружала вода, и добраться до суши нечего было даже думать!
А старая жаба тем временем украшала комнату молодых тростниками да чередой. Она очень старалась угодить своей будущей невестке. Когда работа была закончена, жабы поплыли за ореховой скорлупкой, чтобы поставить её в новой спальне прежде, чем туда войдёт сама Дюймовочка.
Старая жаба низко поклонилась девочке и проквакала:
– Вот, познакомься – это мой сынок. Я нынче же вас поженю, и ты станешь жить припеваючи под мшистой кочкой!
– Ква-ква-ква-ква-квакса! – только и смог вымолвить жабий сын.
Жабы забрали колыбельку и уплыли, а бедняжка Дюймовочка осталась одна на огромном листе. Как горько она плакала – ведь ей совсем не хотелось жить с жабами, скользкими и самодовольными! А вокруг листа уже собрались маленькие рыбки: они отлично видели жаб и слышали их слова, и вот теперь стали высовываться из воды, чтобы взглянуть на невесту жабьего сынка. Крошка Дюймовочка показалась рыбкам очень миленькой. О нет, они не допустят этой свадьбы!
И рыбки стали кусать стебель, на котором крепился лист кувшинки. Кусали, кусали, да и перегрызли. Словно зелёный плот, устремился лист по течению, унося Дюймовочку от глупых жаб.
Дюймовочка миновала несколько селений. Птички, что гнездились в ивовых кустах, удивлённо щебетали при её появлении:
– Ах, что за милая девочка! Что за прелестная крошка!
А лист всё плыл и плыл, и вот Дюймовочка оказалась совсем далеко от дома, в чужом краю.
Над ней кружился белый мотылёк; порхал-порхал да и уселся на лист – очень ему понравилась Дюймовочка. Она и сама была рада, что не грозит ей больше свадьба с жабьим сынком. Кроме того, Дюймовочке понравилось путешествовать. Солнышко светило очень ласково, вода блестела точь-в-точь как серебро. Дюймовочка сняла поясок, один конец набросила на мотылька, а другой прикрепила к своему зелёному плоту, и теперь он скользил ещё быстрее, чем прежде.
Но вдруг зажужжал в небе майский жук. Увидел он Дюймовочку, спустился к ней, обхватил её всеми шестью лапами за тончайшую талию и унёс к себе на дерево. А лист так и плыл по течению, и мотылёк не мог освободиться!
Бедная Дюймовочка! Сколько страху она натерпелась, пока майский жук летел с ней по воздуху! Но ещё больше переживала девочка за мотылька. Самому ему ни за что не развязать пояс – значит, рано или поздно мотылёк умрёт от голода.
Впрочем, всё это нимало не заботило майского жука. Он уселся на просторный лист, угостил Дюймовочку цветочным нектаром и назвал её премиленькой, хоть и непохожей на его собратьев.
Скоро слетелись эти самые собратья – у них в обычае было навещать друг друга. Майские жуки принялись рассматривать Дюймовочку и отпускать всякие замечания:
– У неё всего две лапки! Уж-ж-жасное неудобство!
– У неё даж-ж-же нет усиков!
– Она без-з-зобраз-з-зна, без-з-зобраз-з-зна! – тоненько жужжали дамы-жуки.
На самом деле Дюймовочка была очаровательна; майский жук, который её похитил, отлично это видел. Но, услыхав, как хают Дюймовочку другие жуки, он в ней разочаровался. Нет, не нужна ему такая подруга! Снова майский жук обхватил Дюймовочку всеми шестью лапами и слетел на лужайку, где выбрал для Дюймовочки маргаритку поярче, да и был таков! А крошка-девочка залилась слезами: как же не плакать, если твоё уродство даже майского жука отпугнуло! Некому было открыть бедняжке правду, некому было сказать, что прелестнее и нежнее существа ещё и на свет не рождалось; что даже розовые лепестки – и те казались грубоватыми по сравнению с Дюймовочкиными щёчками!
Всё лето малютка Дюймовочка жила на лужайке совсем одна. Из травинок она сплела себе гамачок и подвесила его под листом клевера, чтобы защититься от дождя; она питалась цветочной пыльцой и пила свежую росу. Но вот лето кончилось, наступила осень, а за ней и зима – долгая холодная зима. Птички, что так нежно распевали для Дюймовочки, улетели на юг; деревья сбросили листву, а цветы завяли и засохли. Большой лист клевера, служивший Дюймовочке крышей, скукожился, а потом и вовсе отвалился от стебля. Бедная Дюймовочка жестоко мёрзла – платьице на ней было летнее, да и то давно износилось, а сама она была так мала и беззащитна! Ах, не иначе ждёт её лютая смерть от холода! Начался снегопад. Чтобы понять, как себя чувствовала Дюймовочка, вообразите-ка, будто вам в лицо снег швыряют целыми лопатами. Да-да, каждая снежинка была для крошки Дюймовочки что полсугроба для любого из нас, обычных людей! Бедняжка завернулась в сухой листок, но у того была дырка посерединке, и он нисколько не защищал от холода.
Вся дрожа, побрела Дюймовочка куда глаза глядят и добралась до широкого поля. Колосья давно были сжаты, только стерня[4] шуршала под ветром. Дюймовочка продиралась через жёсткие стебли, как через лес. К счастью, довольно скоро она заметила в земле дыру. То была не просто дыра – то был вход в нору. В норе проживала, не зная горя, полевая мышь. Зёрен она запасла полную кладовую, а на кухне у неё было тепло и уютно. Дюймовочка взмолилась о ячменном зёрнышке – ведь уже два дня она ничего не ела.
– Я смотрю, ты горюшка хлебнула, – сказала полевая мышь, особа весьма сердобольная. – Заходи, погрейся да поужинай со мной!
Видя, какой малостью насытилась Дюймовочка и как она скромна и деликатна, полевая мышь сказала:
– Если хочешь, оставайся у меня на зиму. Только за стол и кров будешь прибирать комнаты и сказки мне рассказывать. А то я тут одна скучаю.
Дюймовочка с радостью осталась. Всю работу по дому она выполняла прилежно и аккуратно, а полевая мышь её время от времени похваливала.
Однажды мышь сказала:
– Скоро у меня будет гость. Каждую неделю захаживает ко мне сосед, крот. Очень солидный господин, доложу я тебе. Что за хоромы у него под землёй! А какая замечательная шуба! Вся из чёрного бархата! Вот бы тебе выйти за него замуж – ты бы как сыр в масле каталась. Одно плохо: крот совсем слепой, не увидит, какая ты милашка. Ну да ничего – ты станешь рассказывать ему сказки, а голосок у тебя – заслушаться можно. Вот он и заслушается.