а не видела во сне и не выдумывала. Она силилась представить хоть одну из морских жительниц, но образ всё не складывался. А сейчас она узнала её сразу.
Тая что есть мочи поплыла в круг танцующих дев, под защиту пёстрых пузырей. Теперь она стала ядовитой для Чудовища, и щупальца отступили.
Её потянули за руки, прижали к груди – и слово, которое она так давно мечтала произнести, сорвалось, наконец, с губ.
Мама взглянула на неё кристально-голубыми глазами, поцеловала в лоб и стала гладить по волосам, напевая песню из детских снов. Мамины подруги вторили ей хрустальными голосами, а потом снова смеялись.
– Мне так страшно, – призналась Тая.
– Ну конечно. Конечно, страшно, милая. Но ты справишься.
– Чудовища… Как быть с ними?
– Вот так просто и быть, – звонко ответила одна из подводных дев. – Сёстры, братья рядом – и чудища рядом. Всему есть место.
– И вы их не боитесь?
– Смейся, Тая!
– В глаза Чудищу? – робко предположила девочка.
– Зачем же? У него столько глаз, с ума сойдёшь, пока во все заглянешь. Ты смейся, глядя в своём направлении. И танцуй, непременно танцуй. Всегда! Пусть всё станет танцем.
И Тая танцевала среди серебряных юбок. Кажется, из её волос тоже получались причудливые узоры.
Когда она устала, то опустилась и прилегла на один из лепестков, а мама присела рядом. Она стала рассказывать истории, и Тая то засыпала под них, то вновь просыпалась.
– Ты часть моего мира, а я часть твоего. Так будет всегда, – сказала мама, и тогда Тая уснула крепко-крепко.
Она даже не почувствовала, как её вынесли из воды и бережно положили на берег. Но открыв глаза, увидела перепуганное папино лицо, потом услышала, как он отчаянно зовёт её по имени. Он много говорил: «Зачем? Как я мог? А если бы? Прости…»
Тая только улыбнулась и сказала тихо:
– Я часть её мира. Она часть моего.
Тогда папа кивнул и крепко прижал её к груди, ещё не зная, что изменилось. Зато Тая знала: отныне всё стало танцем.
Ирина Власова
Василисин лес
Они жили в краю, затерянном в зелёных сумерках северного леса, что огибал деревушку на косогоре. Домов было много, но все они жались друг к другу, и лишь одна разбитая дорога вела к другим поселениям.
Василиса жила здесь с бабушкой и дедушкой. Росла, как нежный цветок, в любви и ласке их грубоватых морщинистых рук. Русые косы с завитками, как у барашка, глубокие глаза, как озёра холодные, – она была красива, но рассеяна. Подобно ветру порой пролетали мимо неё наказы бабушки. И пусть Василиса любила слушать сказки, припылённые временем, когда садилась перебирать малину или подставляла волосы под деревянный гребень, все мысли её витали в воздухе, в мечтах. Потрескивание голоса успокаивало, она могла уснуть прямо там, где застала история, пока смех дедушки не будил её. Совсем не поучали и не пугали слова бабушки до одного дня, который должен был стать самым лучшим.
Василиса больше всего мечтала пойти с дедушкой в пугающий бескрайностью лес, ощутить касания утренней росы и холодных ветвей на коже, увидеть тайны темнеющих троп. Бабушка не пускала пока, чувствовала: быть беде.
– Но я хочу в лес! Хочу собрать целую корзину грибов! А вдруг и орехи найду? Это было бы так здорово! Ярослав меняет жёлуди только на шкуры, дедушка уже не может долго охотиться.
Тяжело вздыхала бабушка каждый раз и молчала, но однажды ответила, сдавшись:
– Будь по-твоему. Не удержу тебя боле. Ступай с дедушкой завтра в лес.
Радость захлестнула Василису, она похвасталась всем подружкам, всем наобещала, что найдёт что-нибудь эдакое. А бабушка, пока спящей внучке волосы расчёсывала, всё переживала: уж больно рассеянной была внучка.
Наутро дедушка посмеивался, наматывая на ноги портянки, Василиса проверяла все корзины на прочность, а бабушка тенью стояла рядом и надеялась, что муж не забыл вечерний наказ.
– Василиса, есть одно очень важное правило. – Дедушка нахмурился, поднялся и взял длинную трость из дуба, которую сам когда-то выточил. – В лес нужно ходить только с оберегом. Я лично в это не сильно верю, – он глянул на жену, – но без оберега беда может приключиться.
– Почему? – От любопытства Василиса вся вытянулась.
– Ещё мой дед говаривал, что с лесом что-то неладно… А, не бери в голову. Это было прежде. – Дедушка отмахнулся. – Мы носим обереги скорее по традиции. Давно уже лес не шалил.
– Будь осторожна, – вмешалась бабушка. – Давно или не давно, а боязно мне. На, возьми, – она протянула небольшой брусок. – От дедушкиной трости. Будет твоим оберегом. Не потеряй. А лес раньше…
– Евдокия! – Дедушка сурово топнул ногой. – Не морочь девушку сказками. И сама себя не волнуй. Не было происшествий давно.
Василиса шла за дедушкой, дрожа от напряжения. Сердце несмелое колотилось, как барабан, но верило в лучшее. Верило, что дедушка защитит. И оберег. Она вертела в руках брусок и чувствовала от него тепло. Да, ей точно ничего не грозило.
А в лесу было хорошо: шорохи по коже, слабый шёпот ветра, каскады света в зелёном сыром царстве. Василиса глядела вокруг и видела, как прекрасно ломаются лучи в ветвях, как они прячутся у самой земли в папоротниках. Зелень касалась её лица, щекотала, холодила, смешила. Она зашла глубже в папоротниковое поле на склоне оврага, села на корточки и смотрела вверх, чтобы уловить все переплетения зелени, света, тьмы, поблёскивающих пылинок в воздухе. Василиса ещё не поняла, что начала тонуть. Засмотревшись, она обронила оберег на опушке, потеряла тропу, которой ушёл дедушка, и травы сомкнулись вокруг её рук.
Василиса дёрнулась и испугалась. Травы затянули стан. Дышать глубоко она больше не могла, а вырваться – тем более. Оставалось только кричать, звать на помощь, но лес не отзывался, не трогало его горе девушки. Да и как тронуло бы, если она сама оберег потеряла, сама себя в ловушку загнала!
Кричала, кричала Василиса и вскоре ослабела. Теперь она только тихо плакала. Вдруг увидала, как заяц в траве мельтешит. Из последних сил подала голос:
– Зайка, помоги! Я оберег обронила, можешь поискать?
– Помогу тебе, Василиса. Ты всегда три морковки мне у края огорода оставляешь – как не помочь!
Убежал заяц. Ждала его Василиса, ждала, только он не вернулся. Стало темнеть. Вдруг увидала, что дятел над ней на сосне сидит, свою музыку барабанит. Из последних сил подала Василиса голос:
– Дятел, миленький, помоги! Я оберег обронила, можешь поискать?
– Помогу тебе, Василиса. Ты всегда орешки мне на окне оставляешь, как бы трудно они вам ни доставались, – как не помочь!
Улетел дятел. Ждала его Василиса, ждала, только и он не вернулся. Совсем вечер наступил. Василиса уже дрожала от холода, ноги всё больше в траве утопали. Забирал её лес.
Вдруг увидала, что перед ней лиса сидит – старая, с шерстью, истерзанной боями и временем, но со взглядом мудрым и острым. Не могла Василиса её позвать, не осталось сил.
– Повезло, что я пришла, а не серый волк – так бы мне только косточки твои оплакивать. Слыхала про твою беду, заяц и дятел рассказали. Заплутали они. Лес хитрый, но я хитрее. Помогла им, помогу и тебе. Оберег не вернуть, но знаю я другое средство.
Лиса приблизилась к Василисе, щёки лизнула, и те налились румянцем – пришла в себя Василиса.
– Знавала моя мать твою бабушку, когда та ещё маленькой Дуней была. Тогда она тоже в лес без оберега сунулась, в бурьяне запуталась. Матушка моя еле подоспела, поведала ей один наговор, что помогает от леса спастись. Я его не знаю – матушка была самой хитрой и вредной лисой, в секрете его хранила. Но ты разговоры бабушки повспоминай, авось и говорила его тебе. Больше ничем не помогу. Вспоминай. Вспоминай, пока не стемнело!
Ушла лиса. Последнее яркое пятно исчезло в темноте, и осталась только непроглядная зелень. Не восхищала теперь она Василису, только мучила. Стала она все истории бабушки перебирать, сказанные и громко при солнце, и шёпотом при луне. Корила себя за невнимательность, легкомыслие – только глубокой ночью вспомнила.
Совсем маленькой Василиса играла на краю леса, шишки искала, строила из них крепость. Бабушка рядом травы собирала на чай, да всё на лес косилась. Вдруг шевельнулось что-то в кустах – она корзину обронила, внучку подхватила и ветром домой понеслась. Слышала Василиса, как сердце быстро стучало, но не могла понять, чьё оно, бабушки или её.
– Что случилось?
– Васька моя маленькая, не ходи в лес без защиты, не ходи. Он злой. Он души молодые забирает, ему это сил прибавляет. Давно прогневали его люди, сжечь хотели, а теперь он мстит, пусть и не так злостно, как раньше. Если вдруг попадёшь туда, скажи: «Лес дремучий, лес могучий, меня не забери – домой отпусти, меня дома родные ждут, оплакивать будут».
Но что могла тогда понять маленькая Василиса? Подумала, что бабушка сильно устала, да и забыла этот разговор. Но сейчас вскинула голову, сжала руки в кулаки и прошептала слова заветные, пугающие.
– Лес дремучий, лес могучий, меня не забери – домой отпусти, меня дома родные ждут, оплакивать будут.
Тут папоротники развязались, а Василиса упала на траву и уснула, как в яму провалилась. Голод и холод забрали у неё последние силы.
Не знала Василиса, сколько проспала, – очнулась на опушке. Рядом следы лисьи расползлись, морковка и орешки лежали: видно, звери помогли. Только доела Василиса гостинцы, как увидала: бабушка к ней бежит, заплаканная, напуганная. Не успела Василиса ничего сказать, как та к ней на шею бросилась, стала обнимать, целовать и ругать на чём свет стоит:
– Как могла ты оберег потерять, как могла такой невнимательной быть! Хорошо, что живая! А дедушка тебя до сих пор по лесу ищет.
– Я дедушку не брошу, я пойду его искать! – Василиса бесстрашно поворотила в лес, но бабушка её за руку схватила:
– Стой! Возьми мой оберег и смотри внимательней, чем раньше. Второй раз лес может и не вернуть.
Надела Василиса бабушкино колечко с редким камнем, и снова пошла в лес. Опять красиво свет играл, ветер пылинки раздувал, но Василиса крепко кольцо держала, под ноги смотрела да вслушивалась. Она чувствовала себя зверем на охоте: текла в ней смелость волчья, зоркость орлиная.