но теперь понимаю — вы все такие.
Суицидальная собака
на красный свет в кромешной тьме,
пересекая перекрёсток,
идёт в корейский ресторан…
— Гав!
— Нет, не ты, Мудень. Ты хороший, умный пёс, да и корейских ресторанов тут нет. Это не значит, что не найдётся желающих тебя сожрать, так что не расслабляйся. Знаешь что, Деян? Мудень уже не раз доказал, что готов драться за свою жизнь, свою пайку каши, и даже за меня, своего хозяина. Поэтому его я уважаю больше, чем всю вашу общину, которая изо всех сил пытается посадить себя обратно на цепь, которая каким-то чудом свалилась.
— Бы не вынимаете, — буркнул парень.
— Да где уж мне. Ладно, пора делать привал. В первый день похода не надо чрезмерно выматываться, а то на второй упадёшь и не встанешь.
— Гав! Гав!
— Да, приятель, ты правильно понял — будем жрать! Вон те руины выглядят довольно многообещающе, там хотя бы от ветра можно укрыться. Берегите ноги, под снегом может быть что угодно.
— Р-р-р!
— Мудень? Да, понял, сам чую. А ты стой, замри. Дымом пахнет.
— Р-р-р!
— И не только, да. Тихо, тихо, держи себя в лапах. Дай-ка отстегну санки.
— Где включилось? — прошептал Деян.
— Кто-то тут живёт. И можешь не шептать, они нас наверняка уже заметили. Эй, люди добрые! Ну, или какие есть… Выходи, не обидим! Если не нарвётесь, конечно.
В кирпичном подвале разрушенного многоквартирного дома трое. Двое мужчин и женщина, все неопределённых лет и непонятной внешности. Замотанные до бровей в многослойные лохмотья, покрытые грязью и копотью. Мужчины заросли лохматыми бородами, вооружены примитивными копьями.
— Ну чисто питекантропы, — прокомментировал себе под нос Ингвар.
Хозяева смотрят на гостей неласково и тревожно, но не нападают.
— Как жизнь пещерная, троглодиты? Не напрягайтесь, нам от вас ничего не надо, просто мимо шли. Каша у нас своя есть, можем даже поделиться…
— Хы-ы-ы, — сказал тот мужчина, что покрупнее, и показал пальцем на пса. — Гы-ыр!
— Бака, — добавила женщина. — Ать!
Второй мужчина выразительно показал на закопчённый котелок у вонючего мусорного костра.
— Бака авай, еда, сам ходи, — пояснила хриплым голосом дама. — Или сам еда.
Первый мужчина выразительно провёл пальцем по горлу и оскалился на удивление ровными хорошими зубами.
Бах! Бах! Бах! — В небольшом помещении без окон выстрелы прозвучали очень громко. Деян взвизгнул и испуганно присел.
— Гав-гав-гав!
— Всё, Мудень, уже всё, успокойся. Только контроль сделаю…
Бах! Бах! Бах!
— Ну вот, теперь точно всё. Да блюй прямо здесь, парнишка, не стесняйся, грязнее не станет. Закончил? Тогда пошли отсюда. Не тут же ночевать, в конце концов. Найдём другой подвал, почище.
— Что ты на меня так смотришь? — недовольно спросил Ингвар, пристраивая котелок на костре.
— Бы пих тазу копил.
— Ну да. А что, надо было подождать, пока они кого-то насадят на копьё? Кстати, ты был первый на очереди, выглядишь явно вкуснее меня. Всё равно этим бы кончилось, парниша. Даже если бы они не напали, побоялись, то пришли бы ночью, чтобы зарезать спящих. Да хоть бы и нет — это же людоеды. Ты видел, что у них в котелке? Нет? Ну, твоё счастье, а то до сих пор блевал бы. Людоедов надо убивать, уж поверь мне как эксперту. Для него ты просто еда, поэтому непременно убьёт, если сможет. Если не сможет, дождётся удобного момента и убьёт всё равно. Нельзя оставлять таких за спиной, уж мы-то с Муднем знаем, верно?
— Гав!
— Вот, видишь, он помнит. Почти месяц по снежным пустошам добирались в Убежище. Тогда живых было относительно много, вымерзнуть ещё не успели, но человеческий облик уже терять начали. Это у ваших как-то быстро случается. И ведь не голодали, каши хватало, но при этом от желающих нас с Муднем сожрать отбоя не было…
Ингвар вытащил из сумки пакет, надел очки и прочитал:
— «Со вкусом кобяники». Эту пробовал, пахнет подгоревшей трансмиссией, на вкус как тормозная колодка. Это кто ж нам такую подсунул? Надеюсь, не Милана, не может она быть настолько несчастлива в браке. Оставим на потом.
Ингвар бросил концентрат в сумку, достал оттуда другой.
— «Со вкусом дерде́ли». Или надо говорить «де́рдели»? Деян, ты не знаешь случайно, что такое «дерде́ль»? Или «де́рдель»? Овощ? Фрукт? Животное? Птица? Ягода? Эй, ты чего завис? О чём задумался, детинушка?
Деян подумал головою,
и жопой, и опять башкой.
И, разницы не обнаружив,
решил, что будет как всегда…
— Гля беду получателю, снобы каких прибыло. Бы где нерачительны.
— Мда… — почесал бороду Ингвар. — Не то, чтобы я тебя понял, но чувствую осуждение. Я кажусь тебе плохим, злым, неприятным человеком, так?
Деян поколебался, но потом всё-таки кивнул.
— Так и есть, паренёк. Ты не ошибся. А что насчёт каши? «Дерде́ль» или «де́рдель»? Что головой мотаешь? Не знаешь? Не знакомо тебе такое слово?
Ингвар высыпал три пакета в закипевшую на костре воду.
— Вот то-то и оно. Я не считал специально, но это сотни бессмысленных слов и чертовски странных вкусов. Зачем? Никакого разумного объяснения в голову не приходит. С коммерческой точки зрения это абсурдно, слишком широкий ассортимент сожрёт всю маржу. Но каша не продавалась в магазинах, верно?
Деян равнодушно кивнул, задумчиво глядя в огонь.
— Вот, все, кого я спрашивал, сказали то же самое: до Катастрофы кашу никто и в глаза не видел. А после её стали находить вообще везде. Она словно сама в руки лезет, не хочешь, а найдёшь. Вон, людоеды покойные, и те ящик имели. То есть не с голоду помирая, жрали ближнего своего, а потому что хотели сожрать. И как их было не грохнуть? Видишь ли, парнишка, иногда плохие люди, такие, как я, стоят между вами и людьми ещё хуже вас. Впрочем, это ни к чему тебя не обязывает, мне так-то плевать что ты обо мне думаешь. Я от себя тоже не в восторге, это вон Мудень меня любит просто так.
— Гав!
— Спасибо, приятель, я ценю. И каши сейчас положу тебе.
— Гав!
— На, лопай свою дердель. Деян? Что башкой мотаешь? Отбили аппетит? Понимаю. Но завтра нам надо пройти хотя бы вдвое от сегодняшнего, силы тебе понадобятся. Так что давай, ложечку за Юльчу, ложечку за Милану… Что рожу кривишь? Невкусно? Сейчас тоже заценю… Ой, подумаешь, какие мы нежные! Ананасы с лежалой воблой сочетаются странно, но люди и не такое жрут с удовольствием. Вон, смотри, как Мудень наворачивает!
— Гав!
— Ешь-ешь, приятель, не отвлекайся. Сейчас свежего снега в котелок натолкаю и будет чем запить. Так вот, казалось бы — каша. Причём тут каша? Но, если вдуматься, то это, пожалуй, одна из самых странных загадок. На упаковке ни производителя, ни состава, ни срока годности, только «Содержит все необходимые вещества и микроэлементы для полноценного питания». И ведь не врут, что самое странное! С момента Катастрофы все питаются в основном ей, а многие только ей. И что? Ни цинги, ни йододефицита, три порции в день достаточно, чтобы средний человек сохранял активность и даже не похудел. Идеальный продукт для постапа… был бы, если бы не вкус. То есть кто-то где-то из чего-то произвёл чёртовы мегатонны сублимата, расфасовал его в непромокаемую прочную упаковку, упаковал в ящики и спрятал, но при этом приложил максимум усилий, чтобы жрать её можно было только через силу, без всякого удовольствия.
— Гав!
— Тебя не считаем, Мудень, ты что угодно жрёшь с удовольствием. Вот какой в этом может быть смысл? Это же, извините за выражение, не постмодернистский перфоманс, а масштабное производство. Кашу жрут-жрут, а она не кончается. Даже если её накапливали десятилетиями, это всё равно прорва пищевого сырья, море энергии, заводы какие-то. На этих заводах работали люди, кто-то развозил продукт по местам хранения. Это точно не частный бизнес, не те масштабы, ну а в государстве всё проходит через какие-то бюджеты и отчётность, каждая собака бы знала.
— Гав!
— Да, Мудень, даже ты. Сейчас, налью тебе водички тёпленькой, попей. А себе я чайку заварю, как вскипит. Вот чего они нормального чая не запасли в таком же количестве? Такая дрянь… Но никто про кашу не в курсе, вот что интересно. Я и ваших всех опросил, и Немана напряг кареградцев поспрашивать — глухо. Да, выжило не так много, но не может же быть, чтобы вообще ни одного знающего! Но факт. Каша есть, информации нет. Поели?
— Гав!
— В тебе я не сомневался, дружок. Давайте на ночь устраиваться. Доски подсохли, воздух согрелся, но стены в этой будочке бетонные, промёрзнем моментально. Так что костёр надо держать всю ночь и заодно приглядывать, чтобы очередные желающие нами закусить не вломились. Так-то Мудень спит чутко и слух у него отменный…
— Гав!
— … Но это не значит, что караул не нужен. Первая смена моя, Деян, разбужу тебя в полночь, потом поменяемся. Сейчас наколю дров, чтобы потом не шуметь. Там у входа куча досок, тащи сюда по одной. И топорик дай, он на твоём рюкзаке висит.
— Вот, теперь дело, — Ингвар с удовольствием оглядел кучу деревянных обломков. — До утра должно хватить.
Сел, пододвинул к себе автомат, покрутил в руках топорик и сообщил:
— А теперь сказка на ночь. Что скривился, Деян? Не нравятся тебе мои истории?
— Нетто покойная блудость!
— М-да. Кажется, это был не комплимент мне как рассказчику. Но, видишь ли, слушать всё равно придётся. Я же не просто так языком мелю, а поддерживаю в тебе когнитивную активность. Если с тобой не разговаривать, то через несколько дней ты остатние слова забудешь, потом не вспомнишь, куда и зачем шёл, забьёшься в какой-нибудь подвал и либо помрёшь там от паралича мотиваций, не найдя в себе сил пожрать, либо превратишься в дикого людоеда, как те придурки. У вас почему-то никаких полутонов, либо так, либо этак. Здорово вам крышу раскачало излучателями. Поэтому, парнишка, терпи, но слушай сказку. Это как лекарство горькое принимать. Мудень!