Нуф-Нуф оказался свинюком более основательным и соорудил себе хижину из говна и палок, причём с преобладанием первого компонента, поскольку он у свиней не в дефиците. Это известно каждому, кто оказывался с подветренной стороны от свинофермы. А вот Наф-наф был не таков!
' Я конечно всех умней,
ясен хрен, всех умней… —
напевал он.
— Дом построю из камней,
с дверью помощней!'
Поёт и строит — фундамент из бетона, и не ленточный какой-нибудь, целиковую плиту отлил. Сваи, контрфорсы, стены в два валуна, ставни, решётки, железобетонные перекрытия, крыша выдерживает падение самолёта, а дверь — таран танка. И там по мелочи всякое — забор с колючей проволокой, противотаранная змейка, надолбы, капониры, контрольно-следовая полоса, видеонаблюдение и уже просто так, чисто чтобы было, — лёгкое, символическое минирование подходов. В два слоя, не больше, он же не параноик какой-нибудь.
«Брателло, — смеялся над ним Нуф-Нуф, — да ты рехнулся! Вместо того, чтобы жить и жизни радоваться, ты вломил кучу ресурсов в какой-то чёртов бункер! А если волк так и не придёт? Прикинь, как глупо ты будешь выглядеть? Прими неизбежную конечность бытия, брат! Наслаждайся его скоротечностью!»
«Нафчик, дорогой, — вторил Ниф-Ниф, — я тебя люблю как брата, но ты конкретно загнался сейчас. Сурвайверство — это тупик и отрицание неизбежности. Все там будем! Но мы с Нуфом хотя бы проживём нашу жизнь ярко, а ты просидишь как дурак в бункере. Имей мужество принять неизбежность с достоинством!»
А тот ничего не отвечает, только насвистывает и дверь укрепляет:
'Никакой на свете зверь,
хищный зверь, страшный зверь,
не откроет эту дверь,
вот такая херь…'
«Братан! — говорят ему поросята. — Окстись! Чахнуть в бункере над тушёнкой особенно глупо, если ты и есть тушёнка! Забей, однова живём! Пошли, выпьем, споём, спляшем, забудем о грустном!» Но Наф-Наф только смотрит на них жалостливо, как на дурачков, и продолжает свою фортификацию. Не было у них в семье взаимопонимания, в общем.
Ну и, конечно же, однажды пришёл Волк.
И вот что интересно: как только запахло псиной, послышался волчий вой и защёлкали вдалеке зубы, так сразу всё это «живи быстро, умри молодым» с поросят как рукой сняло! Ниф-Ниф с Нуф-Нуфом забились в свои халабуды, сидят, глазки зажмурили, хвостиками дрожат и думают вовсе не о неизбежной конечности бытия и принятии естественного исхода с достоинством. Одна мысль осталась: «Только не меня! Только не меня!» А что там себе думал Наф-Наф, никто не знает, потому что он на крылечке постоял посмотрел на это безобразие, сплюнул, а потом в дом зашёл, дверь закрыл и был таков. Только ещё с полминуты засовы лязгали.
Первым Волк пришёл к Ниф-Нифу. Посмотрел на кучку соломы, из которой торчит розовая поросячья жопка, и говорит:
— Эй, ты же понимаешь, что я тебя вижу? Вылезай, я тебя не больно съем.
— Нет-нет! — дрожит поросёнок. — Я в домике, я в домике! Это не может случиться со мной! Только не со мной! Я не готов! Я ещё так молод! Уходи, страшный Волк!
Усмехнулся Волк, дунул, плюнул и сдул с него всю солому. Обосрался Ниф-Ниф и бежать. Добежал до Нуф-Нуфа, стучится в фанерную дверцу, кричит:
— Впусти, брат, там Волк пришёл!
— Ты что, притащил ко мне Волка⁈ — вопит в ответ тот. — Тоже мне брат называется!
— А что, надо было дать себя съесть⁈
— Конечно! Может быть, он бы тобой наелся и ушёл! А теперь нас обоих слопает! Не пущу!
— Пусти, а то я сам дверь сломаю! Всё равно это не дверь, а кусок говна с палками!
— Что б ты понимал в экологичном строительстве! Не пущу!
— Пусти, вдвоём мы дверь будем в два раза сильнее держать!
В общем, уболтал брата, сидят вместе. Вроде вдвоём не так страшно.
— Может, ещё и не доберётся до нас Волк! — храбрится Нуф-Нуф. — Палками оцарапается, говном побрезгует! У меня всё-таки дом, не то, что твой соломенный шалашик.
— Да-да, — поддакивает ему обосратый Ниф-Ниф, — это ведь всего лишь волк, а не лев и не медведь…
— Тихо ты! Накличешь!
Ну и, натурально, вот он, Волк.
— И это в ваших краях называется домом? — смеётся он. — Это же вообще несерьёзно, ребятки. Не длите бессмысленную агонию, выходите с поднятыми руками, петрушкой в жопке и яблочком в ротике. Я люблю чтобы с яблочком. С ним вкуснее.
— Нет-нет! — дрожащими голосами отвечают поросята. — Не выйдем! Вы не имеете права! Неприкосновенность жилища! У нас тоже есть права!
— Когда прихожу я, все права заканчиваются, — сказал Волк. — Остаются только возможности. И я своими намерен воспользоваться.
Дунул, плюнул, ногой топнул, хвостом махнул, и развалился экологичный домик Нуф-Нуфа на исходные компоненты. Вернул в круговорот веществ изъятые говно и палки. Обосрались поросята, кто по первому, а кто уже и по второму разу, и бежать. Добежали до Наф-Нафовского бункера и давай кнопку селектора жать и в микрофон орать:
— Впусти, брат! Началось! Волк! Волк пришёл!
— Так не вы ли меня уверяли, что он не придёт?
— Прости, братуха! Ошиблись! Ты был прав, а мы нет! Ты умный, а мы дурачки! Впусти!
— Что-то я плохо расслышал, что там про дурачков было?
— Мы! Мы дурачки! Ты мудр! Впусти только, Волк уже близко!
Поглумился над ними Наф-Наф, но впустил, конечно. Родная ж кровь. А тут и Волк пришёл.
— Эй, — говорит, — домовладелец! Добром выйдешь, или штурмом будем брать?
— Скажи, скажи ему, что не выйдем! — трясутся Ниф-Ниф с Нуф-Нуфом. — Пусть уходит!
— Вот ещё, разговаривать с ним, — отмахивается Наф-наф. — Много чести!
— Можешь тех двух дурачков выкинуть, — предлагает Волк, — разойдёмся по-хорошему. Ты, я вижу, свинюк продуманный, так и быть, живи.
— Не отдавай нас ему! — дрожат поросята.
— Вот ещё, обойдётся, — отвечает Наф-Наф.
— Ладно, — говорит Волк, — срок ультиматума вышел.
Дунул-плюнул — стоит дом. Топнул-хлопнул — по нулям. Икнул-пукнул — та же фигня. Наф-Наф на хороший цемент не поскупился. Пошёл Волк врукопашную, но в колючей проволоке запутался, об противотанковые ежи споткнулся, на минное поле хряпнулся, башкой об стальную дверь треснулся и озяб. Наф-Нафу только и оставалось, что контроль сделать. Вышел, шмальнул с дробана и говорит братьям:
— Ну вот, а вы боялись.
— Кто боялся? — смеются они, жопки обосратые украдкой обтирая. — Мы боялись? Скажешь тоже! Мы бы и сами прекрасно справились, сколько того Волка. Просто решили тебя навестить, компанию составить, чтобы ты в бункере своём не скучал. Пока, брателло, пора нам. Там, вроде, и солома недалеко разлетелась, и говно с палками кучкой лежат. А то твой дом, извини, неэкологичный совсем. И окна узковаты, и пейзаж забором испорчен. Надо быть ближе к природе, братух!
— Вы что, думаете, это последний Волк? — спросил удивлённый Наф-Наф.
Но поросята его уже не слушали. Поскакали, хохоча, обратно петь и веселиться.
— Всё-таки мы умнее, — сказал по пути Ниф-Ниф Нуф-Нуфу. — И живы, и на цемент не потратились.
— Точно! — отвечает тот. — Кроме того, согласись, если бы Волк так и не пришёл, старина Наф выглядел бы в своём бункере полным придурком!
— Однозначно! Ну что, по пивку и дальше плясать?
— Разумеется, братан! К чёрту этого зануду!
Наф-Наф посмотрел им вслед, плечами пожал и пошёл забор чинить. Потому что сурвайвер — это состояние души. А кто из поросят прав, зависит от того, пришёл Волк или не пришёл. Оно ведь по-разному бывает. Вот к здешним наведался — а они не готовы. А кто-то всю жизнь за стеной просидел, а Волк так и не явился. Тоже обидно выходит.
Тут, Лысая, и сказочке конец. Понравилось? Башку отпустило чуток? Это главное. А вон, смотри, Деян с Драганом топают. Старый, что малый, два сапога — обувь. Наверное, скоро нам паровоз до Убежища подадут. Проверим, как там теперь жизнь в бункере, ничего себе или полный Наф-Наф.
Глава 15Терем-теремок
Паровоз со снегоочистителем ползёт по рельсам шумно и неторопливо. Прицепленный к нему вагончик не так комфортен, как штабной: просто большая бытовка на колёсах, с железной печкой, где гудит огонь. На печке посвистывает чайник. Ингвар рассматривает пакет с кашей:
— Фигралия. Никто не пробовал?
Молчаливое отрицание.
— Я тоже в первый раз, — он высыпал порошок в миску и понюхал. — Интересная химия. В сухом виде не пахнет вообще. Пока не заваришь, не поймёшь, какой удивительный гастрономический опыт предстоит пережить на этот раз. Деян, подай чайник, если не сложно… Вот. Ещё одна странность — как в такой вес концентрата влезает столько калорий? Объём-то она набирает за счёт воды, понятно, но исходный сублимат и ста граммов не весит, а трёх порций хватает на сутки. Ну-ка… Что вам сказать? Фигралия — это почти как скумбрия. Выросшая в бочке с керосином, питаясь резиновыми сапогами. Освежает необычностью. Кто ещё будет? Все? Я так и думал. Мы стали непритязательны в еде в этот апокалипсис.
— Что такое апокалипсис? — недовольно спросил Драган, протягивая миску. — За полгода радиовещания куча твоих дурацких словечек вошла в обиход. Я понимаю, что синоним Катастрофы, но почему?
— Книжка у нас была такая, — пояснил Ингвар, орудуя чайником, — давно. Предсказывала всеобщий трындец, но в такой художественной форме, что ложилась на любой сценарий. Очень удобно — что бы ни случилось, всё можно было трактовать как «было предсказано». Со временем слово стало синонимом понятия «конец всему». У нас он, на момент моего отбытия с Родины, так и не наступил, но вам как раз пригодилось. Вот, фигралия, будьте любезны. Лучше не нюхай, Лысая, так ешь.
Ингвар поставил перед девушкой тарелку.
— Что ты кривишься? Вкус — это условность, в конце концов, в итоге всё решают калории. Но всё же… Не знаю, даже как сказать… Не сочтите, что я рехнулся, но…
— Да что такое? — не выдержал Драган. — Вряд ли нас можно чем-то шокировать.