— Это лучше ваших передач, — убеждённо ответил Деян. — Они не давали окончательно скатиться в бессознательное, но эти слова — настоящее волшебство! Я могу говорить как раньше!
«Огрубение, арыкорифт, сучение, шимнак, оптошум, приплод, сортостаж, емцобазаз, штатогном…»
— Я сейчас сдохну, — отчётливо сказала Лысая. — Голова…
— Вот видите, видите! На неё тоже действует!
— Ты, штатогном, — приказал Ингвар, — потрудись объяснить, что происходит, пока я тебя по кризотюте не бродощёлкнул!
— Вы поймите, — торопливо заговорил Деян, — никто же не говорит словами в моей голове! Просто я вдруг… что-то знаю! Так, словно знал всегда! Знаю, что надо настроить радиостанцию на определённую частоту и включить трансляцию. Знаю, что эта передача состоит из специально подобранных слов, выстроенных в идеальном порядке. Они через слух воздействуют на мозг, отчасти заменяя действие излучателя. Знаю, что раньше они не могли это сделать, система получила сильный шок при Катастрофе, но постепенно от него отходит. То, что я вернул в строй излучатель, оказалось последним шагом. Там есть маломощный радиопередатчик, а здешняя станция стала ретранслятором. И точно так же я узнал, что вам благодарны. Это не было словами, поймите! Это готовое знание. Я знаю, что ваши байки по радио были настолько чужды нашим привычным паттернам, что действовали как стабилизатор, препятствуя процессам информационной деградации. Знаю, что вам за это благодарны…
— Кто?
— Они. Я не знаю, кто именно, но знаю, что они есть благо, и истина, и правильность, что мой долг — служение им.
— Эка тебя накрыло, парнишка… Ну, служи, служи…
— Гав!
— Нет, это не тебе, Мудень. Отставить служить. Сами справятся. Что, Лысая, опять башка трещит?
— Да ужас. Этот голос как будто новые гвозди в неё заколачивает!
— Пошли в комнату, там нет динамиков. Да и собираться уже пора. Пусть сами наслаждаются своей говорильней. Ишь ты, пустая бормоталка им лучше моих сказок!
— Обидно?
— Да не то слово! Я тут распинался-распинался, а меня на раз заменила какая-то словомельница…
— Не для меня, — успокоила его Лиарна. — Мне всё так же нужны сказки. Но сейчас давай собираться, чем раньше отсюда уйдём, тем лучше. Пока я могу говорить, важное: к морю надо двигаться не напрямую, а от Убежища к Убежищу, тут есть карта. Они расположены так, что это почти по дороге, а главное, мне обязательно надо подключиться в каждом. Это как головоломка из кусочков. Чем больше их ляжет в мозаику, тем легче будет собрать её в конце.
— И что было на здешнем кусочке?
— Слишком мало, чтобы я могла предположить, что изображено на картинке.
— Да, я иду с вами, — упрямо сказал Даян. — Это не обсуждается. Так надо.
— Кому надо? — устало спросил Ингвар. — Мне так нет.
— Это просто правильно.
— Да пусть идёт, — поддержал парня Драган. — Вдруг людоеды нападут? Сэкономим патроны, откупимся.
— Как вы можете такое говорить! — возмутилась Милана. — Это мой муж!
— Так и держи его у юбки! — отмахнулся Драган.
— Я могу за себя постоять! — разозлился Деян.
— И посидеть, и полежать… — задумчиво добавил Ингвар. — Что скажешь, Лысая? Ты у нас главная насчёт голосов в голове. Не будет нам мешать шпион тех, кто с другого конца кабеля? Парня же к нам приставляют, чтобы мы под присмотром были. Будет докладывать, нашёптывая донесения в каждую встреченную по пути розетку.
— Пусть идёт, — ответила Лиарна, поморщившись.
Доносящееся из коридора бормотание динамиков доставляют ей видимый дискомфорт. «…Репитер, зеримон, колдунья, дорсам, порвали, железный, копурит, дензнак, лория…» — бесконечный поток слов льётся уже второй день, девушка старается не выходить из комнаты, но помогает это слабо. Последовательности из слов то повторяются раз за разом, то меняются, то возвращаются снова. Ингвара преследует неприятное ощущение сродни дежавю — как будто даже самые странные слова он где-то слышал, но контекст никак не вспоминается, и это бесит.
— Ну, как скажешь, — соглашается он. — А ты, Мудень, как считаешь?
— Гав!
— Даже Мудень не против, так и быть, собирайся, парнишка.
— У меня уже всё собрано. Готов идти.
— Ишь ты, пионер выискался.
Деян подобен пионеру,
не знаю, как сказать ещё:
хотя готов он не всегда,
зато на всё…
Кстати, куда именно мы выдвигаемся, Драган?
— Тут неподалёку, несколько часов ходу, есть одно местечко, — ответил тот. — Дойдём туда и дальше уже, я надеюсь, поедем. Не скажу на чём, пусть будет сюрприз.
— Ты прям интригуешь. Ладно, Деян, прощайся с Миланой, а я пойду Юльче на прощание ручкой помашу.
— Юльча-Юльча, не грусти,
Юльча, ты меня прости,
мы уходим в дальний путь,
ты меня скорей забудь.
Баю-баю, баю-бай,
спи, Юльчонок, засыпай.
Ты по дяде не скучай,
поскорее вырастай…
— Она заснула, — сказала тихо Милана. — И скучать она, конечно, будет. Она по вам всегда скучает.
— Ей год, она меня быстро забудет. Ты уверена, что отпустить с нами мужа — хорошая мысль? Я, конечно, не скормлю его людоедам, как предлагает Драган, но и нянчиться с ним недосуг. Ты же понимаешь, что мы, возможно, идём в один конец? Возвращаться Деян, скорее всего, будет сам. Через половину замёрзшего континента. Шансы, мягко говоря, не стопроцентные.
— Я не дура, Ингвар. Да, мы с Юльчей останемся одни надолго. Да, Деян может не вернуться. Я всё понимаю. Но вы напрасно думаете, что я могу «отпустить» или «не отпустить» его. Он будет делать то, что должен. Вам не понять, это непререкаемый императив, ему не то, что сопротивляться нельзя, даже подумать о сопротивлении невозможно. Как можно не следовать тому, что априори правильно, хорошо, необходимо и так далее? Я испытала на себе, это неописуемо. Ощущение полной гармонии, когда делаешь то, что надо, и мучительное внутреннее нестроение, когда делать это почему-то не выходит. А ведь я гораздо менее чувствительна, чем Деян. Они выбрали меня от безысходности, потому что больше никого не было, понимаете?
— Нет, не понимаю, — прошептал в ответ Ингвар. — Давай выйдем, чтобы Юльчу не разбудить.
В коридоре продолжает бормотать трансляция: «Репукер, змеебор, горизонталь, позиция, нитмайя, беберия, дорога, самовал, жизорика».
— Хм… Жизорика, жизорика… Где я это слышал? Вот крутится же в голове… Давай уйдём в комнату, там не так громко. У меня от этого словесного поноса мысли путаются, а у Лысой башка трещит. Правда, она вдруг стала говорящая, что имеет свои плюсы и минусы.
— Я говорила, что была замужем? — спросила Милана, когда они закрыли за собой дверь каюты, отсекая поток слов из коридора. — Ещё до Катастрофы.
— Да, упоминала как-то, — припомнил Ингвар. — На каком-то чиновнике из правительства вроде. Поэтому у тебя был доступ к архивам, где ты подрезала секретную карту с расположением убежищ. Мне сразу показалось, что секретить Убежища абсурдно, как тогда туда попадут те, кого они должны спасти? Но я не стал уточнять, потому что какая разница. Даже если ты мне наврала, то и плевать.
— Не наврала, — покачала головой девушка. — Но и сказала не всё. Убежища созданы до первой Катастрофы и выполняли роль узловых точек системы.
— Получается, что излучатели появились не после неё, а до?
— Да. Всю историю с якобы войной в Централии придумали потом, после Катастрофы, тщательно подчистив все источники. На самом деле Новозём, наш континент, был местом ссылки. В Централии излучателей не было, обходились без них, высылая тех, кто не вписывался, сюда.
— У нас было нечто похожее, — кивнул Ингвар, — только без излучателей. Преступников просто вывозили и выкидывали на дикий берег, оставляя выживать, как хотят. Кстати, чуть не первое, что те делали, — строили тюрьмы. А вы, выходит, устраивали корректировочные центры внутри корректировочного центра? Иронично.
— Наши предки не были преступниками. Просто они были… не знаю, как сказать.
— Чуть более людьми, мне кажется, — помог ей Ингвар. — Если население Централии без излучателей было таким, как вы из-за них, то это было, наверное, очень комфортное, но совсем не человеческое общество. Знаешь, Милана, мне отчего-то начинает казаться, что на самом деле ты не была простой библиотекаршей.
— Нет, я правда работала с архивами. Но… немного не с такими, как остальные. Я исследовала Книги Наследия.
— Ты же говорила, что никаких документов, созданных до той, первой Катастрофы не осталось? Тоже наврала?
— Нет, просто не стала вдаваться в подробности. Это сложно объяснить, проще показать. Вот… — Милана выдвинула ящик столе и достала оттуда толстый том.
— Ты всё время таскала его с собой? На вид увесистый.
— Да, не смогла расстаться. Взгляни.
Книга оказалась не бумажной, а из чего-то похожего на тонкий и очень прочный пластик. Ингвар раскрыл её и перелистнул несколько страниц. Текст выглядит не напечатанным, а как будто внедрённым в сами листы.
— Не понимаю, — сказал он, вглядываясь, — что это за язык? Шрифт похож… на бенгальский, пожалуй, но именно что похож. И такое странное ощущение, что я вроде как должен понимать, что написано, и вот-вот пойму, но я точно не знаю этого языка. И ещё… Когда быстро листаешь, чудится, что на странице иллюстрация, но возвращаешься назад — нет её, только текст. На, забери. Был у меня неприятный, но очень ушлый знакомец, который хорошо разбирался во всяких странных штуках, коллекционировал артефакты. Его так и звали, «Коллекционер». Мудак редкий, но специалист. Так вот, он не раз говорил, что от всяких странных штук, которых в Мультиверсуме хватает, надо держаться подальше. Если, конечно, не знаешь точно, что это и как с ним обращаться. Сам он, впрочем, своим советам не следовал, через что имел множество неприятностей.