— Чересполосицей, я с самого начала удивлялся. Полоса — как через камнедробилку всё прошло, потом раз — полоса, где муха не садилась. Не похоже на природный катаклизм, да он и не был природным, скорее всего.
— Это не единственная странность, есть ещё парочка. Первая — полосы разрушения идут из одной точки, гипотетического эпицентра. К сожалению, вычислить его точно не удалось, для этого надо увидеть картину сверху, с самолёта, например. Я же смотрел с аэростата, это слишком низко для точной триангуляции…
— Аэростата?
— А ты не слышал? Неман поднимал над Кареградом, думал использовать для разведки местности и предупреждения о нападениях. Это ещё до зимы было. Идея оказалась нерабочая, ближе к холодам начались ветра, его так болтало на верёвке, что стало не до наблюдений. Но я один раз посидел там полдня с биноклем, помечал на карте, что разрушено, что нет, искал объекты под разведку ресурсов. Заодно наметил линии разрушений. Продолжив их, получил точку где-то далеко за горами, не то в море, не то на берегу… Но точность вышла очень приблизительная, так что не знаю, что там было до Катастрофы.
— Я знаю, — коротко сказал Ингвар. — Добрался туда как раз к началу зимы. — Но теперь там только новый морской залив.
— Не скажешь, что за место?
— Нет.
— Ну и ладно, — вздохнул Драган. — Есть ещё одна странность, разрушения строго поверхностные. Если бы это было землетрясение, то толчки шли бы из-под земли, и подземные коммуникации были бы уничтожены. Однако на самом деле они почти все уцелели, осыпались только в тех местах, где были близко к поверхности. Мы же ходили по старому кабельному тоннелю под пустошами, вспомни! Даже подвалы под руинами почти везде сохранились более-менее целыми, я их множество обследовал, когда искал ресурсы вокруг Кареграда.
— Хочешь сказать, что здешнее Убежище не пострадало?
— Скорее всего. Надо только найти вход.
— У меня есть идея. Пойдём-ка глянем на то место, где стояла эта водокачка… как ты её назвал?
— «Стела благодарности».
— Вот, она самая. Вон там, судя по всему, был её фундамент…
— И как это открывать? — спросил Ингвар, пнув стальную дверь. — Судя по всему, сюда никто не заходил… примерно никогда. Скорее всего, и до Катастрофы про Убежище либо никто не знал, либо, как у вас принято, просто не интересовался. Лысая, Деян, ни у кого не возникло внезапного осознания, какой код от замка?
Лиарна молча покачала головой, парень сказал извиняющимся тоном:
— Слеплено простого, повариха мудей.
— У меня есть идея, — сказал Драган.
Вытащив из кармана ключ-карту и покрутив её в руках, приложил к прямоугольному пустому полю выше номеронабирателя. Сначала ничего не происходило, потом что-то тихо хрустнуло, зажужжало, щёлкнуло. Потянув дверь, он с усилием сдвинул толстое полотно. Из тёмной щели пахнуло плесенью.
— Драган открыл стальные двери,
прочтя два слова «На себя»,
а шрифта мелкого «пеняйте»
чуть выше он не рассмотрел… —
тихо продекламировал Ингвар, а потом решительно распахнул дверь пошире.
Коридоры подсветились тусклыми редкими лампами, тихо загудели канальные вентиляторы. Из решёток под потолком плюнуло пылью, но потом потянуло свежим воздухом, развеивая многолетнюю затхлость.
— Тут есть энергия, — констатировал Ингвар, разглядывая помещение. — А ещё тут жил большой любитель живописи.
Стены буквально увешаны картинами. Написанными маслом на холсте в рамах, лёгкими акварельками и просто листами бумаги, небрежно прилепленными к штукатурке. Некоторые отвалились и лежат на полу. Одну из них поднял Деян, покрутил в руках.
— Сраная сардинка, — сказал он.
— Дай, — Ингвар взял у него из рук плотный бумажный лист.
На нём в голубом чистом небе парит бело-серебристый дирижабль.
— Красиво, — сказал заглянувший ему через плечо Драган. — Но конструкция нелепая, никогда такого не видел. Да и пейзажи необычные…
На картинах изображён в разных ракурсах удивительный город — белые, устремлённые в небо многоярусные дома в солнечной горной долине. Они от земли до крыш увиты зеленью, связаны между собой прозрачными арочными переходами и выглядят удивительно гармонично и нарядно.
— Никогда не встречал ничего похожего, — отметил Инвар. — Хотя я, без ложной скромности, помотался по Мультиверсуму. А ты, Лысая?
Девушка помотала головой.
— Если рисовано с натуры, то я бы посмотрел на такой городок. А вдруг это и есть ваша Централия, Драган?
— Откуда мне знать? Я там не был. И никто не был.
— Неужели даже фотографий не осталось?
— Ничего. Никакой информации. Ни строчки, ни картинки. Как стёрто всё.
— Загадочно. Ладно, пойдёмте посмотрим, что тут ещё есть интересного.
Логово художника нашли быстро. Комната завалена засохшими красками, пыльными этюдниками, карандашными эскизами и огрызками карандашей. Здесь же разобранная кровать и брошенная одежда.
— Женская, пожалуй, — сказал Ингвар, подняв и развернув пыльную персиковую тряпочку, оказавшуюся чем-то вроде легкого платья.
— Это оно же, — внезапно сказала Лиарна, показав на стоящий в углу мольберт.
— Ого, ты снова заговорила?
— Да, здесь есть слабенький фон, нам хватает. Я про платье, оно вон на той девушке, на картине.
— Возможно, автопортрет, — предположил Деян. — Тогда тут жила художница, а не художник. Красивая.
— Или это модель, — возразил Ингвар. — А что платье лежит от неё отдельно, так это у художников дело обычное. Нарисуют девушку, а потом давай с ней творческую потенцию тешить. Но кто бы это ни был, рисовать он умел. Техника прекрасная, мне с моими почеркушками до него как до неба. Интересно, что с ним стало?
— Да помер давно, что тут интересного? — фыркнул Драган. — Лет-то сколько прошло! Убежище лет триста не открывали как минимум. А может, и дольше. Так что вот эти картинки — настоящая древность. Если когда-нибудь снова появятся музеи, придётся создавать отдельную экспозицию: «Единственные изображения, пережившие первую Катастрофу».
— Ладно, оставим это будущим культурологам, если таковые тут когда-нибудь появятся, — сказал Ингвар. — Картинки красивые, но мы тут не за ними. Где твой интерфейс, Лысая?
— Внизу.
Дверь. Лестница. Коридор. Дверь. Здесь не так, как в Убежище под горами: почти нет аппаратуры, небольшое помещение, ложемент посередине.
— Что это за хрень на полу? — Ингвар аж за пистолет схватился от неожиданности, но явно напрасно.
Чем бы это ни было, оно неживое.
— Это… скелет? — неуверенно спросил Деян. — Разве они так выглядят?
— Скелет, пожалуй, но чего именно? И где его голова?
— А ведь при… хм… жизни это, пожалуй, выглядело как человек, — Ингвар осторожно пошевелил ботинком останки. — Никто бы и не сказал, что у него внутри столько пластика и металла. Лысая, ты видела что-нибудь подобное?
— В одном срезе популярна кибернетическая имплантация, — Лиарна присела и потрогала искусственную руку лежащего на полу остова, — я встречала людей оттуда. Что внутри, не видела, но то, что торчало наружу, было немного похоже.
— Оно дохлое? — уточнил Деян.
— Зависит от того, было ли оно живым, — пожал плечами Ингвар. — Если было, то дохлое, а если нет, то сломанное. В любом случае, всё произошло слишком давно, чтобы иметь значение.
— Место свободно, — сказала Лиарна, укладываясь на лежанку. — Не трогайте меня какое-то время.
— Не боишься, что вот это, на полу, как раз от такой процедуры накрылось? — спросил Ингвар.
— Боюсь, — вздохнула девушка, — но выбора у меня нет.
— Как ты, Лысая? — Ингвар помог ей подняться.
— Долго я?
— Почти шесть часов. Я уже начал прикидывать, как бы тебя отключить.
— Нельзя отключать. Опасно.
— Лежать, судя по тебе, тоже не слишком полезно. Выглядишь хреново. Ты как вообще?
— Голова болит. Есть хочу. В туалет. Последнее срочно.
— Что-то узнала полезное?
Лиарна доела кашу, встала из-за стола, поманила Ингвара за собой. Вместе они вернулись в комнату художника, где девушка, уверенно направившись к шкафу, вытащила из-под кучи вещей на полке толстую книгу.
— Я такие видел, — кивнул Ингвар. — Милана показывала. Ты понимаешь, что там написано? Что это за язык?
— Нет. Знаю, что это не совсем язык, не буквенное письмо, прочитать его как обычную книгу нельзя. Эти книги не пишут руками и не печатают в типографии, их материал вовсе не пластик, как выглядит. Это овеществлённая информация. Нет, я не смогу объяснить, как это делается. Просто знаю.
— И зачем они?
— Сложно сказать. Художница… это она лежит там внизу. И это её автопортрет. Деян угадал.
— И что она такое?
— Человек, в какой-то мере. А в какой-то нет. Так же как эта книга в каком-то смысле тоже она.
— Дневник, что ли?
— Что-то вроде того. Но на совершенно другом уровне. Дневник, который она создавала каждой своей мыслью и каждым действием, точнее, информацией о них, но не как записи, а в чистом виде… Нет, не могу сказать, не нахожу слов. Для них это было естественно, как дышать, а у нас нет даже приблизительно схожих понятий.
— И что это существо… эта художница делала тут? Одна, в подземелье?
— Жила. Рисовала. Тосковала по родине.
— Это её родной мир на картинах? Красиво. После такой роскоши унылые коридоры бункера… Зачем?
— Это был её долг. Её и таких, как она. Они делали здесь что-то очень важное. Настолько, что можно было пренебречь своей жизнью.
— Значит, Милана была права. Те, кто на другом конце провода, не люди.
— Мне показалось, что они вполне человечны, — ответила, подумав, Лиарна.
— Это не положительная характеристика, — покачал головой Ингвар. — И что с ними стало?
— Наверное, они умерли.
— Эта информация стоила твоей мигрени?