Однажды, когда муж в поле работал, взъярилась мачеха на куклу. Сперва била её чем ни попадя и вдруг как закричит:
– Убью, задушу тебя, мерзавка!
И обеими руками вцепилась кукле в горло. Тут-то и выползла из куклиного рта змея, ужалила мачеху прямо в язык. Замертво упала мачеха, даже вскрикнуть не успела.
Вечером возвратился с поля Эльзин отец. Видит: жена, мёртвая, посреди горницы лежит. Всё тело её раздулось, посинело – и не узнать. А дочери как будто и не было никогда.
В страхе завопил крестьянин истошным голосом. Сбежались соседи, да толку от них добиться было нельзя. Слышали они в полдень шум и крики, но внимания не обратили – привыкли за долгие годы, что в этом доме вечно дерутся. Потом всё стихло, и соседи за дневными делами позабыли о бурной ссоре. А Эльзу никто из них не видал.
Отчего умерла мачеха, непонятно было. Обрядили покойницу, решили назавтра хоронить.
Голоден был Эльзин отец, а еды никакой в доме не нашлось, только лежал на столе кусок хлеба. Съел его крестьянин, повалился на кровать и заснул.
Наутро пришли соседи хоронить мачеху. Смотрят – и хозяин мёртвый лежит, и тоже весь раздулся, посинел, как и его жена. Откуда было знать соседям, что хлеб, съеденный Эльзиным отцом, использовал для колдовства бородатый карлик?
Похоронили супругов рядом, а дочь их в селении так и не объявилась. Никто о ней с тех пор не слыхал.
А настоящая Эльза после беседы с госпожой всю ночь плакала и кляла судьбу. Наутро призвала её госпожа снова, надела ей на палец золотой перстень с печаткой, а на шею – ленточку с золотой шкатулочкой. Потом кликнула она бородатого карлика и стала, сдерживая слёзы, прощаться с Эльзой.
Хотела и Эльза сказать госпоже, как её любит и как благодарна за всё добро, – да не успела. Карлик коснулся её трижды своей серебряной палочкой, и почувствовала Эльза, что превращается в птицу. Руки оперились, крыльями стали; на ногах когти выросли, как у орлицы, а нос крючком согнулся, острым клювом сделался.
Взмыла Эльза высоко в небо, полетела под самые облака, словно не в человеческом жилище родилась, а в орлином гнезде из яйца вылупилась.
Много дней и ночей летела Эльза на юг. Когда уставали крылья, садилась она отдыхать, а голода вовсе не чувствовала.
Вот достигла она дремучего леса. Летит над кронами древесными, на землю смотрит. Лают внизу собаки, злятся – не достать им, бескрылым, орлицу. Но зазвенел воздух, и вонзилась стрела Эльзе в грудь. Камнем рухнула Эльза на землю.
Но не погибла. Очнулась она и увидела, что снова обрела человеческий облик. Прошлое казалось ей чудным сном. Не могла понять Эльза, как она в лесу очутилась и, главное, что же дальше-то ей делать?
Вдруг зашумели заросли, и вышел на тропу конь с прекрасным молодым всадником. Спешился всадник, бросился к Эльзе и воскликнул:
– Видно, сама судьба меня вела! Вот уже полгода ты, красавица, снишься мне еженощно. Говорит мой сон, что встретимся мы в этом лесу. Каждое утро понапрасну прочёсывал я лесную чащу, с надеждой почти расстался. А сегодня утром подстрелил орлицу. Упала она, поехал я её искать – а нашёл тебя, моя суженая!
С этими словами молодой охотник усадил Эльзу на коня и повёз в столицу, прямо к своему отцу-королю.
Вскоре был назначен день свадьбы. Эльза у себя в покоях убирала волосы кружевом и вдруг услышала грохот колёс и цокот копыт. Выглянула Эльза в окно – а во дворе теснятся повозки, числом пятьдесят, и каждая полна драгоценных подарков от прекрасной госпожи из Тонтлавальда.
Вот и вышло, что Эльза – не просто красавица из лесу, а невеста с приданым. Стала она женой королевича. Недолго прожил старый король. Получил корону его сын, сделал Эльзу своей королевой.
Эту историю поведала нам сама королева Эльза, когда состарилась. А после уж никто не рассказывал про Тонтлавальд.
Благодарный королевич
Случилось это в незапамятные времена. Отправился на охоту златландский король, да и заплутал. Лежат перед ним тропинки, и видно, что все они давным-давно не хожены. Которую выбрать? Решился всё-таки король златландский, ступил на тропу.
Недалеко ушёл – возник перед ним старичок.
– Куда путь держишь? – спрашивает. – Чего ищешь в дремучем лесу? Ночь настаёт, скоро звери лютые покинут свои логовища, на промысел выйдут, разорвут тебя.
– Заблудился я, – отвечает король, – мне бы только из лесу выбраться.
– Что ж, выведу тебя, да не за просто так. Отдай мне того, кто навстречу тебе из дому явится. Поклянись – и ступай за мною.
Ничего не сказал король златландский, а про себя подумал: «Выбежит мне навстречу мой лучший охотничий пёс. Жаль отдавать его лесному старику. Сам я дорогу найду, не надобна мне помощь».
Не дождался ответа старик – исчез, будто в воздухе растаял. А король три дня и три ночи тропою шёл, да так и не выбрался из лесной чащи.
Отчаяние овладело королём златландским. Бредёт он, понурый, в землю смотрит. Вдруг заступил ему кто-то дорогу. Поднял взор король – и что же? Снова стоит перед ним старичок.
– Отдашь ли мне того, кто навстречу к тебе из дому явится?
Упрям был король. Покачал он головой и путь продолжил.
Ещё несколько дней минуло. Всё скитается король в дебрях лесных. Тропки из-под ног разбегаются, да ни одна из лесу не выводит.
Измучился король. Опустился на землю вовсе без сил и думает: «Верно, тут и погибну, в проклятом этом лесу!»
Не успел подумать – вырос перед ним старичок, бородой трясёт укоризненно:
– Вот до чего упрямство доводит! Собаки жалеешь, а о жизни своей не думаешь! Обещай отдать того, кто первым встретит тебя – и будешь спасён.
– Прав ты, старик, – вздыхает король. – Жизнь государева дороже тысячи охотничьих собак. В ответе я за своих подданных. Судьба Златланда от меня зависит. Согласен я на твои условия, только выведи из этого проклятого леса!
Не успел молвить король златландский – очутился на лесной опушке. Лежит перед ним поле, за полем дворец виднеется.
На радостях сил у короля прибыло, поспешил он домой.
Что же? Выбегает ему навстречу нянюшка, дитя новорождённое протягивает: радость во дворце, королева сыном разрешилась.
Отпрянул король, велел дитя в покои унести.
Выскочил тут любимый королевский волкодав, стал ластиться к хозяину, да король прогнал его.
Долго пребывал король в великом гневе, но вернулась к нему способность трезво рассуждать, и вот что он надумал: забрал у крестьянской четы дочь-малютку, а в обмен отдал им своего сына. Стал королевич расти в хижине, а крестьянскую девочку в золотой колыбели качали, в шелка наряжали.
Минул год, явился старик за обещанной наградой. Отдали ему девочку, и забрал он её с собой, уверенный, что уносит в лес маленькую принцессу.
Несказанно радовался король златландский, что уберёг родное дитя, задал пир горой, однако не решился вернуть королевича во дворец – вдруг да проведает старик о подлоге. По-прежнему рос королевич у приёмных родителей, только уж не были они бедны – одарил их король щедро, чтобы не знал его сын ни в чём нужды.
Жить бы юному королевичу – не тужить, да не выдержал однажды приёмный отец, тайну ему открыл. С тех пор тёмная тень нависла над королевичем.
«Страдает вместо меня невинное создание! Не велика ли цена за корону Златланда?» – терзался королевич и решил наконец: когда вырастет, отправится странствовать, хоть весь свет обойдёт, а вызволит крестьянскую дочь!
Восемнадцать лет ему исполнилось. Оделся королевич в батрацкое платье, взвалил на плечи мешок гороху и двинулся к тому лесу, где отец его дал роковое обещание.
Вступил в лес, прошёл немного – и давай голосить:
– Бедный я, несчастный! Заплутал, заблудился в чаще лесной! Что мне делать? Кто меня из лесу выведет?
Только крикнул, глядь – стоит старичок, откуда взялся, неведомо.
– Знакомы мне эти места, – говорит старичок приветливым голосом. – Могу тебя вывести, да не за так, а за награду щедрую.
– Что же я, батрак, дам тебе? – спрашивает королевич. – Ничего у меня нету, кроме самой жизни. Даже платье на мне хозяйское. Служу я за пищу да за обноски.
Покосился старик на мешок с горохом.
– Не так уж ты беден, парень; небось, что-то ценное в мешке тащишь?
– В мешке у меня горох. Нынче ночью померла моя старуха-тётка, ни гроша после неё не осталось, не на что гороху купить, чтобы с дьячком рассчитаться. Заведено в её деревне горохом платить, а не монетами. Вот я выпросил у хозяина горох да понёс в тёткино селение. Хотел путь срезать – заплутал и горюю теперь.
– Ты, значит, сирота? – спрашивает старичок. – Не хочешь ли в моём доме служить? Ты смышлёный парень – как раз такой мне и надобен.
– Почему бы нет, – отвечает королевич. – Холопом я рождён, сызмальства чужим хлебом кормлюсь, а уж как он горек! Мне всё одно, на кого спину гнуть. Какие твои условия?
– Голодным не останешься. Каждый день будешь получать свежую пищу со сливочным маслом и овощами, а дважды в неделю – и мясо. Также дам я тебе платье зимнее и летнее и клок земли в личное пользование.
– Годится, – кивает королевич. – Согласен я с тобой идти, хозяин. А тётку мою уж как-нибудь без меня похоронят.
До того обрадовался старик его согласию, что подпрыгнул, словно мальчишка, и огласил лес громкой песней.
Пошли они дальше вместе. Всю дорогу болтал старик, припевал и приплясывал – и не замечал, что новый слуга горох берёт из мешка да позади себя бросает.
До заката шли, заночевали под раскидистым дубом, а с зарёй снова в путь тронулись.
В зените было солнце, когда приблизились старик с королевичем к огромному валуну. Остановился старик, огляделся опасливо, свистнул и трижды топнул левой ногой. И разверзся валун.
Заглянул королевич в щель – там темно, словно в пещере. А старик за руку его схватил, крикнул грозно:
– За мной ступай, пошевеливайся!
Тьма поглотила обоих, а впереди ещё темнее было – вела тропа в кромешный, непроницаемый мрак. Долго шёл королевич вслед за своим хозяином, и п